«Муж написал, что не отдаст дочь»: как в России безнаказанно похищают детей

16 февраля 2021 в 20:43
Фото: Getty Images
По данным МВД, лишь за первое полугодие 2020-го полиция приняла более 2000 заявлений о пропаже детей. Часть из них относится к семейному киднеппингу, когда детей похищают родственники или один из супругов. Записали историю женщины, чью дочь похитил бывший муж, а также узнали у экспертов, как такие случаи влияют на детей и что делать родителю.

Что такое киднеппинг?

Наша героиня Виталина, дочь которой похитил бывший супруг, столкнувшись с киднеппингом, в первую очередь начала искать информацию в интернете. Девушка знала этот термин и благодаря этому смогла получить нужную ей информацию. По словам Виталины, далеко не все люди знают о самом понятии «киднеппинг» и поэтому не могут получить помощь в нужный момент. «Сам термин «киднеппинг» неизвестен тем, кто никогда с ним не сталкивался. Поисковики просто не выдают некоторые специализированные сайты, потому что люди пишут в поиске буквально «муж украл ребенка, что делать», — рассказывает женщина.

Понятие «киднеппинг» действительно ново для России. В то время как в западных странах исследования этой проблемы проводятся не первый год, в России тема изучена не так подробно, а число сайтов, которые помогают людям, столкнувшимся с киднеппингом, невелико.

Под самим термином «киднеппинг» традиционно понимают похищение людей. Часто жертвами становятся несовершеннолетние. По статистике в США, большинство похищений детей и подростков совершают родственники и знакомые, а на незнакомцев приходится только 25% всех случаев. Когда в роли похитителя выступает близкий человек, киднеппинг получает приставку «семейный».

Точной статистики, сколько детей становятся жертвами именно семейного киднеппинга, в России нет. Отличаются данные и о количестве пропавших детей: разные структуры по-разному считают число исчезнувших граждан. Так, по данным МВД, в 2018 году пропало почти 6500 детей, а по оценкам Следственного комитета — 13 600. Причина такой разницы, по мнению экспертов портала «Где мои дети», в том, что одни ведомства считают количество поступивших в полицию обращений, а другие — сумму возбужденных дел за определенный период.

«Он же отец, что вы от нас хотите?»

Виталина

После трех лет совместной жизни я разошлась со своим гражданским мужем. Все время пока мы были вместе, бывший супруг регулярно злоупотреблял наркотиками, часто меня унижал и полностью контролировал мои финансы. Когда дело дошло до физического насилия, я уехала вместе с ребенком в другой город. Дочке тогда было два с половиной года.

Во время ссор муж угрожал, что если я уйду, то он отнимет у меня дочь. Но по факту, когда мы разошлись, ребенок оказался ему не нужен, он не стремился его отобрать. Лишь забирал ее в гости к бабушке и потом всегда возвращал обратно. Помимо этого, муж платил алименты по соглашению, помогал с садиком, общался с дочкой по видеосвязи. Видя это, я была спокойна и даже поощряла их общение. Дочке его очень не хватало: она обожала папу и скучала по нему. Она была уверена: «Мама не любит папу, и из‑за этого я его так редко вижу, а вот если бы мама снова его полюбила, он бы жил с нами».

В начале января этого года, когда дочке было шесть лет, он приехал к нам в Самару якобы погулять с ребенком. А в итоге увез ее в Москву. Под разными предлогами он тянул время и не говорил, когда вернется. Спустя неделю он заявил, что ребенок будет жить с ним. После этого он перестал выходить на связь: ребенка я не видела, свои адреса он скрывал.

К такому я не была готова. Мне в голову не могло прийти, что бывший муж со свекровью решат отобрать у меня дочь. Мне и сейчас кажется это жестоким и нездоровым. Тогда я еще не знала, что закон никак не защищает ни меня, ни ребенка, и была уверена, что в моем положении помогут лишь правоохранительные органы.

Я обратилась в полицию Самары и вместе с адвокатом отправила заявление в органы опеки. Затем полетела в Москву, там тоже написала заявление. Это не дало ничего.

Ни полицию, ни опеку не интересует, жил ли отец когда‑нибудь с ребенком, видели ли они друг друга хотя бы раз в жизни. Им хватает и того, что отец указан в свидетельстве о рождении.

Права матерей в спорных ситуациях никто не защищает, а слушания по подобным делам идут по три-четыре месяца минимум. Некоторые длятся и годами. Мое пока что ведется месяц.

После случившегося две недели я искала информацию в интернете. Обращалась в кризисные центры, где мне предлагали услуги юристов и психологов. Но оказалось, что и ими воспользоваться не так просто. Например, чтобы получить помощь психолога в столичном центре, нужно иметь прописку в Москве. Самарский кризисный центр удалось найти не сразу, на его поиск тоже ушло несколько дней. В итоге единственным источником информации оказалась группа про киднеппинг, где была ссылка на сайт с памяткой о том, что делать в такой ситуации.

Первые две недели после похищения дочери я чувствовала себя ужасно. Все время плакала, это такое горе, не передать словами. Но мне как‑то удавалось взять себя в руки и действовать: собирать документы, ездить из полиции в загс, из загса бежать в поликлинику, оттуда — снова в полицию. Я плакала в участке, в метро, самолете и такси, а первые три дня после того, как муж написал, что не отдаст дочь, я почти не ела и не спала. Лишь в дороге отключалась минут на пять, вытирала слюни-сопли и бежала снова что‑то делать — писать заявление, требовать от кого‑то чего‑то.

Я наняла адвоката, вместе с ним мы накидали план, что нужно сделать в первую очередь. Это немного помогало: у меня была иллюзия, что я хоть что‑то контролирую в своей жизни, что я не жертва, не беспомощна. В тот же период я обратилась к психологу, который специализируется на работе с пострадавшими от домашнего насилия. Первое, чему она научила меня, — дышать по квадрату: это помогало мне справиться с подступающими слезами.

Видя, что полиция в Самаре не торопится мне помогать, я решила сама поехать в Москву к матери супруга. Предполагала, что ребенок находится именно там, а не с ним. Я не смогла попасть в квартиру, вызвала полицию, но сотрудники даже не стали стучать в дверь. Мне сказали, что, если я и думаю, что ребенок находится там, они ничего сделать не могут.

После этого я улетела обратно в Самару. И во время встречи с адвокатом мне позвонила свекровь. Она дала трубку дочке — та рассказала, что сейчас она находится с бабушкой, а папа «живет у себя в квартире где‑то там». Это уже основание, чтобы интерпретировать все происходящее как похищение, потому что муж без моего согласия не имеет права передавать ребенка третьим лицам, если он его забрал.

В присутствии адвоката и своей мамы я позвонила в полицию района Московский, где живет мать моего бывшего мужа. По телефону я оформила заявление и рассказала, что мой ребенок находится там без моего согласия. Попросила их помочь и принять меры в течение ближайших часов, ведь сама я сейчас не могу приехать вместе с ними и забрать ребенка. В ответ мне сказали, что никто туда не поедет, мол, «ничего делать по этому поводу не хотим».

Я спросила фамилию, имя и отчество женщины, которая принимала мое заявление. Это подействовало: она все-таки отправила по указанному адресу сотрудников. Полиция также позвонила мужу, и он мне сразу написал — спросил, по какому адресу я вызвала полицию. По совету адвоката я ничего не ответила.

Через три часа мне перезвонил какой‑то участковый из Московского и сказал, что он якобы находится в квартире моего бывшего мужа, что перед ним ребенок, его отец и бабушка. Участковый спросил у меня: «А в чем причина вашего заявления? Тут ребенок ваш, с ним все хорошо, он с вашим мужем. Почему вы вызывали полицию?» Я ответила, что муж на самом деле не живет в этой квартире, что мне звонил ребенок и сказал, что он с бабушкой, а не папой, и пока вы три часа ехали в эту квартиру, муж успел туда приехать и сделать вид, что он там проживает. А я точно знала, что муж не живет в этой квартире. Полицейский же сказал, что муж в этой квартире живет, ведь он собственник, и доля этой квартиры принадлежит его матери.

Фактически не было ни опроса свидетелей, ни даже протокола. Потом я узнала, что по моему заявлению была отписка, что я дала ложную информацию. Затем я звонила этому участковому, спрашивала, может ли он выслать копию протокола для моего адвоката, но тот сказал, что протокол не составляли, а вся информация у другого участкового, контакты которого он давать отказался. Тогда я позвонила в участок, где меня несколько раз послали матом, но я добилась, чтобы мне дали номер телефона участкового, у которого были все материалы по моему заявлению. Контакт мне дали, но дозвониться до него я не смогла: в течение нескольких дней никто просто не брал трубку.

На сегодняшний день мы так и не продвинулись дальше подачи искового заявления. Ждем, пока суд его рассмотрит и назначит первое слушание. Я много общаюсь с детективом, который помогал мне в последние недели. Он говорит, что то, что случилось со мной, происходит со многими женщинами. Чаще всего детей похищают мужчины с деньгами и ресурсами. Мой бывший муж — как раз из таких: есть и покровители, и средства. А у меня ничего этого нет.

Спустя некоторое время после кражи дочери я поняла, что свекровь и бывший муж готовились к похищению заранее. Было много звоночков, которые предупреждали, что такое возможно, но по незнанию я их проигнорировала. Эта история похожа на историю абьюзивных отношений: все развивается по нарастающей и апогеем становится кража ребенка.

В моей ситуации все началось со спонтанных просьб бывшего мужа забирать дочку к себе с ночевкой. Раньше он этого никогда не делал, всегда был занят работой. Потом подключилась свекровь: под разными предлогами — то погода хорошая, то социальную карту отключили, то родственники приезжают — она просила оставить внучку еще на два-три лишних дня. Я всегда шла навстречу, жалела ее. Потом все это было использовано против меня — будто я специально сваливала ребенка на них и не хотела им заниматься. Уже позже я узнала, что, пока дочь была с ними, бывший муж и свекровь устраивали ее на подготовительные курсы в школе и оплатили детский сад. Даже водили к врачам — они ставили дочери диагнозы, которых у нее никогда не было. Все эти действия впоследствии они хотят использовать против меня, чтобы доказать, что я якобы плохая мать и недостойна своей дочери.

Когда все это случилось, я делилась подробностями происходящего в своем инстаграме. Мне написали несколько человек, у которых был похожий опыт. В то же время я искала информацию в интернете и поняла, что у нас практически нет никаких доступных данных о киднеппинге и о том, что делать, если ты попал в такую ситуацию. Тогда у меня появилась идея создать проект, похожий на «Насилию.нет» (включен Минюстом в реестр организаций, выполняющих функции иностранного агента), но посвященный именно детскому киднеппингу — как я заметила, люди даже не знают о таком термине. Пока эта задумка остается только в теории.

Произошедшее со мной стало толчком, чтобы начать что‑то делать, как‑то помогать другим. Я подумала: что я могу сделать, чтобы в будущем моя дочь не оказалась в такой же ситуации? Поэтому я решила восстановиться в университете, попытаться снова получить диплом психолога. Думаю, с ним я смогу устроиться волонтером в уже существующий центр помощи пострадавшим от насилия, а потом, может быть, мне удастся создать и свою организацию. Если, конечно, все некоммерческие организации в нашей стране не запишут в иностранные агенты.

Александра Марова

Директор проекта «Защитники детства», эксперт Общероссийского народного фронта

Чем занимается проект «Защитники детства»?

Наш проект «Защитники детства» — это российская некоммерческая организация, которая объединяет правозащитников, юристов и других экспертов по семейным спорам. Задача проекта — помочь родителям достичь мира в интересах их детей, чтобы, несмотря на развод, у детей были и мама, и папа. Иногда это действительно получается: некоторые истории заканчиваются мировыми соглашениями — это самый желаемый исход. Но гораздо чаще к нам обращаются, когда точка невозврата уже пройдена, и у супругов идет война не на жизнь, а на смерть, когда дети уже отобраны, а родитель, чаще мама, ничего не может предпринять.

Увы, иногда приходится иметь дело и с теми случаями, когда одна из сторон совершенно недоговороспособна, одержима навязчивыми идеями и живет этой войной. Тогда речь уже не о ребенке и его интересах, а о том, что люди живут местью — за то, что посмела уйти, не стала слушаться, рискнула пойти против воли супруга и т. д. Естественно, тогда мы идем в суд и решаем вопрос, с кем будет жить ребенок в судебном порядке.

С каждым обратившимся родителем мы проводим первичные встречи, диагностируем и анализируем ситуацию, иногда можем отказать в поддержке. В основном это бывает, когда родители умышленно предоставляет ложные сведения о ситуации, когда имеется психиатрический диагноз и мы понимаем, что это небезосновательно, когда родитель явно неблагополучный. Но в основном обращаются все-таки добросовестные матери (преимущественно все-таки матери): часто все их истории киднеппинга произошли на фоне уже имевшего место быть домашнего и бытового насилия, то есть часто на такое зверство, как воровство ребенка, решаются те, кого в обществе называют абьюзерами и в отношении кого мы все не можем принять закон о домашнем насилии.

Обратиться к нам может кто угодно. Благодаря правительственным грантам мы можем многим оказывать помощь бесплатно, и этот фактор очень значим, ведь в сегодняшней экономической ситуации доходы населения невысокие, а адвокаты стоят дорого, особенно в столице.

Кроме того, семейные споры очень специфичны: мы регулярно видим в судах, как непрофильные юристы и адвокаты просто не знают многих нюансов именно по таким делам. Наша команда занимается прицельно родительскими спорами и сопутствующими вопросами — алиментами и т. д. Важно, что при работе в случае семейного спора о ребенке дело часто не ограничивается просто судом, и наше сопровождение оказывается куда шире: это и сопутствующие административные дела, например, по привлечению родителя, который препятствует в общении второму родителю, к административной ответственности через комиссии по делам несовершеннолетних, взаимодействие с правоохранительными органами, со службами судебных приставов, опекой. Если знать просто нормы закона, но не знать специфику работы каждого из них, то деятельность не будет столь эффективна, как хотелось бы.

Насколько распространен киднеппинг в России?

С проблемой сталкиваются как мамы, так и папы. В случае первых отцы насильно или хитростью увозят детей и не подпускают мать к ребенку, в случае вторых — матери отказывают отцам в общении и контактах с детьми.

Сегодня в России проблема так называемых родительских споров об определении места жительства детей в ситуации развода родителей приобретает все более существенный масштаб и общественный резонанс. Так, согласно официальной статистике служб судебных приставов, в 2018 году в исполнительном производстве находилось почти 13 тыс. производств, а 63% судебных решений ежегодно не исполняется.

Ответственность же за неисполнение решения суда смешная. Это административная ответственность (ст. 17.15 КоАП РФ) и штраф от 1000 до 2500 рублей. Люди спокойно эти штрафы выплачивают и продолжают не исполнять решение суда. И даже такой штраф можно не получить, если знать некоторые нюансы применения этой нормы.

Подобная практика приводит к безнаказанности и вседозволенности со стороны родителей. Они понимают, что, по сути, решение суда в нашей стране исполнять не обязательно и им ничего за это не будет. А раз так, то люди начинают вести себя все более и более вольно.

Что делать, если ребенка выкрал второй родитель?

Во-первых, сразу же обращаться к профильным специалистам. Это как в медицине — заниматься самолечением очень нежелательно. Чем быстрее рядом с пострадавшим родителем окажется грамотный специалист, тем лучше.

Часто родители, не имея представления о специфике проблемы, совершают целый ряд бессмысленных действий: требуют от опеки, чтобы она изъяла ребенка и вернула родителю, ждут аналогичных действий от полиции. Но ничего из этого ни те ни другие делать не будут, так как просто не имеют таких полномочий. По законодательству у родителей одинаковые права, и закону абсолютно все равно, что именно эта мать с рождения занималась ребенком, что он привык к ней. По закону у отца точно такие же права. И пока не будет судебного акта о том, что ребенок должен проживать с мамой, никто и ничего предпринимать не будет.

При этом, несмотря на схожесть, все ситуации индивидуальны, и, по сути, единственный совет, который можно дать, — обращайтесь к тем, кто в этой теме ориентируется.

Какой психологический урон наносится ребенку, ставшему жертвой киднеппинга?

Дети очень тяжело переживают родительские войны. И, увы, мало кто из родителей способен не вовлекать детей в свои споры. Часто родители ведут себя совершенно безумно.

Например, крайне распространенная ситуация: предположим, папа забирает ребенка у мамы и настраивает ребенка против нее, формируя негативный образ матери, вкладывая ребенку в голову, что мама злая, опасная, что мама сама бросила ребенка, закладывая в сердце ребенка обиду на мать. И когда наконец мама приходит с приставами исполнять решение суда, то ребенок начинает кричать, что он к маме не хочет, не любит ее, боится. И тогда решение суда исполнить становится вообще невозможно, приставы просто не будут этого делать. Папа остается доволен, а ребенок покалечен на всю жизнь. И это неминуемо скажется, когда он войдет в подростковый возраст и начнет выстраивать свои личные отношения. Это уже травмированная личность, увы.

У некоторых есть иллюзия, что настроить ребенка лет девяти-десяти и старше невозможно. Это не так. Настроить против кого‑то можно любого ребенка. Ребенок, проживая со взрослыми, у которых есть своя агрессивная позиция, просто вынужден психологически подстраиваться именно под эту позицию. Но при проведении судебных экспертиз это все возможно диагностировать и увидеть.

В чем особенности киднеппинга в России и за рубежом?

Мировая практика киднеппинга очень разная. В некоторых европейских странах и в Штатах по закону за подобные действия можно попросту сесть в тюрьму. У нас же похитить собственного ребенка попросту невозможно с точки зрения того же закона, даже если решение суда не в пользу «похитителя». Но чтобы не лукавить, стоит отметить, что за последний год ситуация стала медленно, но разворачиваться: стали чаще возбуждать уголовные дела за подобные деяния. Пока их единицы на всю страну, но раньше даже этих единиц не было.

В западных странах неплохо выстроена система перехода ребенка для общения от одного родителя к другому. Никого не интересует, хочет ребенок или нет, потому что там у специалистов сформировано понимание того, что, во-первых, ребенка могут настраивать определенным образом, а во-вторых, у граждан имеется неукоснительное уважение к решениям судов, чего совершенно нет у нас. Существует специальный кабинет, куда родитель приводит ребенка, передает специалистам и уходит, в это же время заходит второй родитель и берет ребенка на общение, так же происходит и возвращение ребенка.

Еще в европейских странах развита практика «50 на 50», когда суд определяет, что ребенок половину времени живет у одного родителя, половину у другого. Наши же суды такие решения принимать пока не любят, хотя, возможно, в ряде случаев это был бы реальный выход.

Екатерина Шумякина
Детектив

В соответствии с п. 8 ст. 3 Закона РФ «О частной детективной и охранной деятельности в Российской Федерации» частный детектив имеет право проводить поиск ребенка по исполнительному документу, содержащему требование об отобрании или о передаче ребенка, порядке общения с ребенком, требование о возвращении незаконно перемещенного в Российскую Федерацию или удерживаемого в Российской Федерации ребенка или об осуществлении в отношении такого ребенка прав доступа на основании международного договора Российской Федерации, на договорной основе с взыскателем. Поэтому частные детективы могут подключаться к помощи тем родителям, ребенок которых стал жертвой киднеппинга.

Отцы и матери находят меня сами. Работа каждый раз строится индивидуально, исходя из особенностей ситуации. С людьми я работаю не только как детектив, но и как юрист: могу сопровождать в суде, представлять интересы той или иной стороны на заседаниях.

Когда ко мне обращается пострадавший родитель, первым этапом работы всегда становится изучение информации. Главным образом — ее обновление: данные, которые предоставила пострадавшая сторона, могли измениться. Далее я либо инициирую как юрист судебный процесс, либо начинаю розыск ребенка — в том случае, если имеется судебное решение, вступившее в силу, и на руках есть исполнительный лист. В поисках используются только законные методы, часто я применяю опыт сыскаря, который я получила до того, как стала детективом.

В контексте киднеппинга в России есть юридические сложности, которые, конечно, мешают работе и восстановлению справедливости. Решение суда иногда невозможно исполнить: законодательство несовершенно, в нем нет необходимых механизмов.

Часто киднеппинг становится своеобразной формой мести. Человек, выкравший ребенка, стремится показать свою власть, сделать больно. Иногда просто не желает платить алименты. По судебным решениям родитель-киднеппер, как правило, получает право видеть ребенка только в присутствии второй стороны.

Расскажите друзьям