Я родилась в селе с населением 15 тысяч человек. Мои родители были земледельцами и животноводами. Исповедовали ислам, но не были слишком религиозны — не помню, чтобы мы соблюдали намаз (ежедневная молитва. — Прим. ред.). Я узнала о том, что мне удалили клитор, только в 42 года. Это известие стало для меня настоящим ударом и психологической травмой, оно навсегда изменило мою жизнь.
На протяжении своего замужества я догадывалась, что что‑то не так: половой акт был болезненным и часто заканчивался кровотечением. В первые разы я советовалась с мамой, но она утверждала, что это нормально. Удовольствие от секса я не получала никогда: не понимала, почему женщины в эротических фильмах стонут — мне было интересно, зачем они так делают. Учитывая регион, в котором я проживаю, обсудить это было не с кем. Потом была беременность и мучительные роды, во время которых мое влагалище разрезали. Не знаю, связано ли это с калечащей операцией, но в нашем роддоме резали почти всех.
Иногда я обсуждала нашу половую жизнь с мужем — он говорил, что в постели я лежу как бревно, без эмоций. Я ужасно комплексовала и в 42 года решилась пойти к гинекологу с этим вопросом. Она мне рассказала, что я прошла через клиторэктомию. От ужаса меня замутило. Я не помнила о самой операции, из чего сделала вывод, что она произошла, когда я была младенцем — в год или два от роду. Родители уже умерли, поэтому спросить мне было некого. Я поспешила домой — поделиться горем с мужем. Он удивился, что я впервые услышала об особенностях своей вульвы. По его словам, он всегда понимал, чем я отличаюсь от других женщин, и воспользовался моментом, чтобы сообщить мне о своей любовнице, с которой ему хорошо в постели. С мужем я развелась, а чувство собственной неполноценности усилилось.
До этого фатального похода к гинекологу я не знала о существовании калечащих операций. Представляете, у меня трое детей — два сына и одна дочь — но ни один врач мне об этом не рассказывал, и в нашем обществе этот вопрос совершенно не обсуждается. Я начала искать информацию, читать о таких операциях в СМИ. Из этих материалов у меня сложилось впечатление, что калечащие операции случаются в основном в Африке. Я понимала, что их проводят и у нас, но никогда ни с кем не обсуждала эту тему — уверена, если бы заикнулась, то услышала бы: «Джавгарат, да ты сошла с ума!» Из отрывочных слухов и неполной информации о ситуации в регионе у меня создалась следующая картинка: будто раньше операцию женщинам делали, чтобы они «не мучались», когда мужчины уходили на войну. А потом эта традиция укоренилась, и их стали проводить по накатанной, мол, «это делали моей бабушке, моей маме и мне, а теперь надо сделать и дочери». Мне кажется, что мнение сельчан и городских жителей о калечащих операциях разнится: вторые относятся к ним хуже. Еще как‑то я услышала, что операцию проводят девочке из села, когда она уезжает учиться в город, чтобы «не загуляла». Но чаще, насколько я понимаю, это делают девочкам при рождении или когда им исполняется семь лет.
Не знаю, как сложились бы мое замужество и моя жизнь, если бы мне не удалили клитор: мне не с чем сравнить, а представить сложно. Моя дочь не прошла через операцию — я не признаю традиции, которые калечат людей и их судьбы. Если я когда‑нибудь стану свидетелем подобной ситуации или узнаю, что операция планируется, то буду всеми силами убеждать родителей, отдавших свое дитя палачу, не делать этого. Свою историю я рассказываю, чтобы показать, какое это издевательство над женщиной. Надеюсь, это кого‑то переубедит. Хотя, глядя на реальность, в которой мы живем, понимаю, что вряд ли. Но сдаваться нельзя.