«50 оттенков белого»: история мужчины, который работает на атомном ледоколе в Арктике

Я с детства читал приключенческие книжки и мечтал бороздить просторы океана, побывать в разных точках мира, в шестнадцать лет почему‑то хотел оказаться в Африке под пальмами. Из‑за этого после школы я пошел учиться в военно-морской институт, стал штурманом — никакого особого секрета здесь нет, это может сделать каждый.

Штурман — это человек, который управляет судном под руководством капитана. Он также вахтенный помощник капитана: у каждого из нас свои посменные часы работы. На вахте мы управляем судном, смотрим за навигационной обстановкой, следим за безопасностью мореплавания в целом. Я работаю на вахте четыре часа, после которых восемь часов отдыхаю. Это значит, что я не имею права в свою смену отлучаться даже на короткое время в туалет с поста управления судном. Кажется, что потом времени на отдых много, но оно тает незаметно — надо успеть поесть, поспать, доделать рабочие дела, которые не успел сделать за смену. Также приходится заполнять очень много журналов, проводить проверки всего навигационного оборудования.

Я попал в Арктику случайно. Я работаю на частную компанию с графиком четыре месяца в море, четыре дома. Куда меня направляют, туда я и еду. Восемь месяцев назад у нас появилось рейсовое задание в Карское море. Я отработал четыре месяца, потом отдохнул дома, а теперь опять получил задание в Арктике и снова нахожусь в этой снежной пустыне, но уже на новом судне.

Специфика ледокола в том, что он может работать в сложнейших арктических условиях. Задания могут быть самые разные, смотря с каким фрахтователем (стороной, предоставляющей судно. — Прим. ред.) компания утверждает план работ. Наше судно многофункциональное: мы можем проводить аварийно-спасательные работы, аварийно-спасательное дежурство у нефтяных платформ, борьбу с разливом нефти и также можем спасать людей. У нас даже есть возможность принимать вертолеты на свою вертолетную площадку. Но основная наша задача заключается в том, чтобы сопровождать буровые и газовые платформы в суровых условиях Арктики. На их пути могут встретится айсберги и создать угрозу, а мы должны отдрейфовать льдины в сторону. Это не опасная работа — за всю мою практику в Арктике еще не было случая, когда нужно было спасать людей. Обычно с другими судами мы встречаемся только раз в три дня, а то и реже.

Когда я впервые спустился на лед (кажется, нужно было установить GPS-буй), у меня было очень много эмоций. Арктика похожа на пустыню, покрытую снегом, только идеально ровную. Поверхность без конца и без края.

Я довольно быстро привык к северному сиянию. Увидел его здесь в первый раз, оно происходит частенько. Может длиться на протяжении пяти или шести часов — переливание от желтого к зеленому то сильнее, то тускнее, с вихрями и узорами. Оно не настолько яркое, чтобы заменять свет фонаря. Скорее похоже на лунный свет. Еще здесь бывает солнечное гало, это когда вокруг солнца появляется ореол.

Я научился различать оттенки света. Прямо как название фильма «50 оттенков серого», только я начал видеть 50 оттенков белого. Цвет снега может сильно меняться из‑за неба: если оно пасмурное, снег одного цвета, а если небо ясное, то снег настолько белый, что режет глаза и на него больно смотреть. Он также меняется в зависимости от воды. Если лед чистый, то он принимает бирюзовый оттенок. Но если глубина большая, то лед будет темноватый. Каждый день разный набор красок, не бывает дней, похожих на предыдущий.

Когда на улице минус 40 градусов, кажется, что вдыхаешь сухой лед. Это неповторимое ощущение. Но в Арктике бывала и плюсовая температура.

Самое интересное, что при всей технической оснащенности мы все еще не можем спрогнозировать эти перепады. Будто температура меняется рандомно, без законов химии или физики.

У нас есть несколько практически похожих костюмов на разную температуру. Мы выбираем их в зависимости от погоды. Когда воздух минус 30–40 градусов, естественно, комбинезон, лицо в балаклаве, очки на глаза, варежки на меху и, само собой, шапка-ушанка. Но такой выход может длиться максимум минут 20 — потом замерзаешь.

Мне было очень интересно увидеть эти белоснежные просторы и глыбы льда. Будто оказался на другой планете. Чуть позже я столкнулся с дикой природой и просто не мог не начать это снимать на камеру. Когда белый медведь охотится на нерпу — это очень зрелищно. Чаще всего мы сталкивались именно с белыми медведями. На первый взгляд, они безобидные — маленькие пушистенькие мишки. Но на самом деле это самый опасный и агрессивный вид медведей. Поэтому мы всегда соблюдаем правила безопасности: никто не может выходить на лед в одиночку. Идем только группой, несколько человек наблюдают за окружающей обстановкой. Иногда берем с собой горящие красным огнем фаеры и ракетницы: если медведь выйдет из берлоги, то хотя бы сможем его отпугнуть. Мы не отходим далеко, а если к судну подходит медведь, наблюдаем за ним с осторожностью. Когда он встает на задние лапы, его рост становится около двух с половиной метров. Один раз такое увидишь — и начинаешь всегда быть начеку.

При этом сами мишки совершенно не боятся людей: они ежедневно прогуливаются, проявляют интерес к кораблю и идут на нас посмотреть. Понюхают, обойдут корабль и развернутся — дальше в поиске охоты на нерп. С китами ситуация противоположная. Как и мы их можем отслеживать, так и они нас чувствуют. Мы видим китов только издалека — когда они выпускают воздушную струю. Сами они к нам не подходят.

Сейчас Арктика — спокойное место. Браконьеров практически нет, любые корабли отслеживаются пограничными ордерами. Думаю, именно из‑за этого животные нас больше не боятся. Обычные люди тоже могут увидеть дикую природу и красоту Севера — правда, экскурсия в Арктику будет стоить им 40 тыс. долларов. Такие экскурсии организует атомный ледокол «Пятьдесят лет Победы»: у этого судна самая большая проходимость, он может ломать лед до трех метров. Благодаря этому экскурсии проводятся до нулевого градуса на Северный полюс — сам я пока там не работал.

Теперь на суднах как таковых традиций вроде празднований или соблюдения примет больше нет — это ушло в историю. Вместо этого у нас строжайший сухой закон. Даже если у кого‑то День рождения, повар делает не торт, а несколько тортиков, потому что мы сидим маленькими группами за разными столами: командиры за одним, механики за другим, рядовой состав за третьим, машинная команда за четвертым. Периодически мне приходится отмечать на работе Новый год, но мы особо не празднуем: наряжаем елку, полчаса проводим за праздничным ужином и расходимся по своим делам, так как работу никто не отменял. В то же время кто хочет, тот на корабле может с кем‑то подружиться, чтобы вместе играть в настольный теннис или смотреть сериалы.

На нашем судне почти нет женщин: только повара, буфетчицы и несколько пассажиров. Пассажиры — это те, кто официально не относятся к экипажу, но нужны для специфических работ в Арктике. Например, гидрографы и геологи — смотря какой идем выполнять вид работ. Тем не менее женщины на суднах часто встречаются: за исключением рабочих на палубе, которые таскают груз, моряки занимаются интеллектуальной работой. Нет никаких ограничений.

Сейчас на ледоколах очень хорошие условия жизни — уже не как в Советском Союзе, когда в одной каюте жили много моряков. Такие условия остаются разве что только на рыболовных судах.

Благодаря этому я могу каждый день общаться со своей семьей. Мы созваниваемся через видеосвязь. Я знаю, чем занимаются они, они — где нахожусь я. У меня есть две дочки: трехлетняя Мирослава и Анастасия восьми лет. Они, конечно, все равно скучают. Я постоянно шучу, что привезу им уши слона. И каждый раз, когда я возвращаюсь, они меня серьезно спрашивают, привез ли я эти уши. Я сердечно извиняюсь, мол, забыл, в следующий раз привезу. Вместо этого я вручаю им сувениры из Мурманска или Салехарда. Пока никаких планов на будущее я не загадываю, куда отправят, туда и поеду.