«А у тебя тоже… что‑то есть?»: встречайте новый подкаст о психических расстройствах

Мне всегда было интересно, как работает наша голова, чего мы боимся, почему мы испытываем определенные эмоции и что вообще со всем этим делать. Я пыталась понять, как отличить одни чувства от других и могут ли они нас обмануть. В поисках ответа я сняла экспериментальную документалку «Молодые боги», в которой предоставила зрителю самому решить, где заканчивается любовь и начинается зависимость. Хотелось сделать что‑то еще. Однажды я наткнулась на книгу невролога и нейропсихолога Оливера Сакса «Человек, который принял жену за шляпу». В книге Сакс описывал необычные нарушения психики, которые встречались в его практике. Я проглотила ее за два дня. Мне сразу захотелось найти похожих героев в России и рассказать о них. Это оказалось не так просто. Я до сих пор не оставляю надежды сделать подобный проект про неврологию и то, как изменения в мозге влияют на нашу жизнь. 

Поиски привели меня от неврологии и нейропсихологии к психиатрии и группе «Психоактивно». Эту платформу придумали психоактивистки Алена Агаджикова, Саша Старость и Катрин Ненашева для тех, кто интересуется ментальным здоровьем и психопросвещением. Они создавали обсуждения и группы помощи офлайн и онлайн, участвовали в митингах, устраивали фестивали. Я поняла: многие даже не догадываются, что есть люди с психическими особенностями, и не понимают, насколько важно об этом говорить. Я встретилась с несколькими участниками группы. Их истории были про то, как они пытаются подстроить свою жизнь под общество, которое совершенно не учитывает их особенности. Каждый день они борются с паническими атаками, психозами, маниями. Их близкие считают, что они «просто накручивают себя» или притворяются.

А наша редакторка, например, прослушав выпуск подкаста, где герой говорит о дереализации, поняла, что с ней тоже такое было. Просто она не знала, что это, и не придала этому значения. В общем, стало ясно, что нужно об этом рассказывать. 

Что происходит в голове у человека с обсессивно-компульсивным расстройством (ОКР), почему он должен именно 15 раз повернуть ключ замка? Как человек с клаустрофобией живет в городе, где надо постоянно ездить на метро и подниматься в лифте? Когда слышатся голоса в голове, это вообще как? Герои подкаста объясняют все максимально подробно. Надеюсь, слушатели смогут поставить себя на место героя и понять, что он чувствует.

Я начала искать героев полтора года назад. Я пошла на «Психгорфест» в Москве, подходила ко всем на улице. Мне было неловко, я не знала, как сформулировать вопрос так, чтобы не обидеть собеседника. Получалось что‑то вроде: «Скажи, а у тебя… тоже… ммм… ну что‑то есть?»

Теперь стало немного проще, потому что о ментальном здоровье начали говорить. Многие герои очень долго держали все в себе, а теперь хотят поделиться своей историей. При этом даже сейчас люди боятся называть свои фамилии и обсуждать детали, не хотят, чтобы о них узнали друзья и работодатели. В этом смысле формат подкаста оказался идеальным решением — не надо показывать свое лицо, и на аудио люди как будто более откровенны. 

В эпизоде с Таней Фельгенгауэр меня потрясло то, как свободно она рассказывает о своих расстройствах, а еще ее история про рецидив из‑за одной новости в медиа. С Аленой Агаджиковой мы вообще проговорили 2,5 часа. Она спасла знакомого от суицида — я слушала ее, и все тело покрылось мурашками.

Очень впечатлил рассказ Ники о незнакомце, который ей приснился, а потом стал появляться и наяву. Это была галлюцинация, которая преследовала ее. Саша Старость объяснила свою логику в психозе — ей казалось, что ее маму подменили. Я узнала, что бывает религиозный ОКР, — герой подкаста Рома рассказал, каково постоянно бояться высших сил. Другая героиня объясняла, как она может несколько часов выбирать в магазине продукты, потому что у нее абулия, — патологическое отсутствие воли и амбивалентность, двойственность эмоций, бесконечные колебания между решениями.

Меня потрясает, насколько спокойно герои говорят о самых тяжелых моментах своей жизни. Люди одиноки в своих попытках разобраться, что же с ними происходит. И это только потому, что в России психические расстройства — табуированная тема. 

«Как‑то раз я купила йогурт с грушей. Пью — и мне кажется, что по вкусу это сыр дорблю. И я говорю своей подруге: «Попробуй йогурт, он вообще нормальный?» Она говорит, ну да, йогурт как йогурт. Я еще раз пробую, и опять вкус сыра дорблю. 

В другой раз я купила картошку по-деревенски в Макдоналдсе. Я ем ее, а она у меня вкуса сухофруктов, яблок. Я ем еще, думаю, да что ж за фигня такая, и как бы я ее отставила, потому что сухофрукты я не люблю. И такая думаю, ладно, окей. У меня часто бывают именно вкусовые или обонятельные моменты.

Например, если я гуляю с собакой и забыла выключить дома газ, то я, вспоминая об этом, начинаю чувствовать запах этого газа, и он меня преследует дальше. Все, я иду по лесу, и я не могу избавиться от запаха этого газа. Мозгу кажется, будто это реально.

После того, как мне поставили диагноз шизотипическое расстройство личности, я следующие полтора года никуда не обращалась, не пила никакие таблетки, и у меня периодически бывали психотические эпизоды. Например, мы как‑то поехали с мамой в «Москва-Сити», она очень хотела там пофотографироваться. И стали фотографировать друг друга, я начала смотреть на фотографии, которые получаются, и увидела себя там очень старой. То есть мне казалось, что я выгляжу на сорок лет. И я смотрела просто в селфи-камеру, и мне тоже казалось, что я выгляжу очень плохо, очень старо. У меня началась истерика из‑за этого, я говорила: «Мама, я выгляжу очень старой, ты посмотри на меня, у меня все лицо в морщинах, у меня подбородок висит, у меня там просто все как у старой женщины». Она ответила: «Что ты несешь какую‑то ерунду, нормальные фотографии, нормально ты выглядишь». 

Людям с моим диагнозом я посоветовала бы не бояться обращаться к специалистам, даже если это ПНД (психоневрологический диспансер. — Прим. ред.), даже если у человека нет возможности обратиться к платному врачу, потому что это не так страшно. У меня, например, сейчас консультативный учет. Я могу получить права, у меня нет никаких ограничений по трудоустройству. Есть консультативный учет для тех, кто адекватно воспринимает свое состояние. 

И второе. Не пытаться, как бы это сказать… не пытаться быть нормальным в плане того, что требует общество. Это очень сложно. Лучше признать, что ты что‑то не можешь. Я сразу говорю коллегам, что не могу звонить. У меня фобия телефонных звонков. И это будет гораздо лучше, чем насиловать себя. Делать каждый день вещи, которые тебе неприятны, и загонять себя в угол вот этой ненависти к себе и какого‑то расстройства от того, что ты не можешь подстроиться и быть как все. Меня учил мой психотерапевт, что нужно говорить о своих проблемах, не называя диагноза. 

Люди с одним и тем же диагнозом — это все-таки разные люди. И когда мы называем людям, которые не сталкивались с этим, свой диагноз, они начинают воспринимать тебя как диагноз. И чтобы этого не было, можно поделиться своими симптомами: «У меня бывает такое, что я не могу выбрать, мне очень сложно, поэтому, если ты пойдешь со мной в магазин, знай, что это будет нелегко, я буду очень долго сомневаться в том, нужно мне это или не нужно». То есть [можно] просто предупреждать людей, что такое бывает».