Советские мистики: история Сергея Москалева — адепта суфизма и создателя Punto Switcher

Разум и чувства

Советские мистики: история Сергея Москалева — адепта суфизма и создателя Punto Switcher

Сергей Москалев увлекся мистицизмом еще в юности, хотя даже книги на эти темы найти в СССР было почти невозможно. Духовные поиски не помешали ему создать программу Punto Switcher и продать ее «Яндексу». Для проекта «Советские мистики» Маргарита Федорова поговорила с ним об искателях осознанности времен СССР, коммерческой эзотерике и иллюзиях.

Текст и иллюстрация: Маргарита Федорова
Редактор: Дарья Благова

От автора

После знакомства с Сергеем Москалевым меня не покидает ощущение, что я побывала в гостях у древнего восточного мудреца. О сложных духовных вопросах он говорит просто и понятно, избегая заумных концепций и часто шутя. Его речь наполнена поэтическими образами и поучительными жизненными историями — ни слова о просветлении, трансцендентных состояниях сознания, карме и всем том, о чем обычно ведут разговоры новоиспеченные искатели осознанности где‑нибудь на пляже в Гоа. Хотя, кажется, кому как не ему об этом говорить: в 12 лет занялся йогой, в 16 стал вегетарианцем, в 18 — участником подпольной мистической группы «Контекст», участники которой еще во времена СССР занимались нелегальными переводами эзотерической и психологической литературы.

По словам Москалева, «если ты встаешь на этот путь, в какой‑то момент Вселенная начинает вести с тобой разговор: появляются одни учителя, потом другие, приходят книги, и, если ты ищешь, диалог этот длится всю твою жизнь». В ходе этого диалога Сергей Москалев стал адептом суфизма — мистического течения в исламе. Суфий верит в единого Бога, не придавая смысла вероисповеданию. В сборнике лекций и речей «Путь озарения» жившего в начале XX века суфийского мистика Хазрата Инайята Хана одно из определений суфия такое: «Он видит своего Бога в солнце, в огне, в идоле, которому поклоняется секта, он узнает Его во всех формах Вселенной, в то же время зная, что Он превыше всех форм».

Насыщенная духовная жизнь не помешала Сергею Москалеву добиться успеха и признания в миру: он создал популярную программу для автоматического переключения между различными раскладками клавиатуры Punto Switcher, которую в 2008 году купил «Яндекс». Среди других его разработок — книжная база biblus.ru и созданная еще в 1996 году онлайн-энциклопедия «Брокгауз-онлайн», прототип «Википедии».

Я закрываю глаза и вспоминаю наш неспешный разговор, сумрак гостиной семьи Москалевых с восточными подушками на полу и электрическими лампадами у фотографии Инайята Хана, огромный стеллаж с книгами под потолок, музыкальный инструмент у стены, похожий на индийский ситар, и прозрачный старинный чайник на подносе с чаем цвета темного янтаря. Хотя волосы у Сергея Москалева седые, на вид ему не дашь больше пятидесяти лет (сейчас ему 61 год). Высокий, подтянутый, одет во все черное, на пальцах — кольца. Его супруга Елена тоже дома. Они женаты почти сорок лет. Она художница. Как и муж, одета во все темное, и, как и он же, выглядит очень молодо. Пока мы говорим, она сидит на кухне и что‑то рисует.

Интервью длится уже почти два часа, Сергей отпивает чай и делится еще одним воспоминанием:

Сергей Москалев. Рига, 1978 год. Фото из личного архива

— Для меня нет разделения на духовное и не духовное. Однажды в Бомбее мы сидели и разговаривали с мастером адвайта-веданты Рамешом Балсекаром. Тогда он сказал мне: «Вот ты идешь по улице, навстречу тебе — незнакомый человек, вы пересекаетесь взглядом. Что‑то между вами проскакивает, какое‑то узнавание, искра — всего лишь мгновение, и вы проходите дальше. Только задумайся: миллиарды каких‑то вещей должны были произойти, чтобы эта встреча, пусть мимолетная, состоялась. Целая цепочка событий: кто‑то родился, кто‑то умер, кто‑то зевнул. Когда вы понимаете, что каждая встреча, каждое взаимодействие с любым человеком, любым предметом за собой несет вот эту бесконечность, приходят удивительное освобождение и радость. Отпадают попытки все рационализировать и расчленять. Остаются только восхищение и благодарность. Да, мы можем контролировать свои поступки до какой‑то степени, но мы не знаем всего замысла, какую ноту в этой вселенской симфонии играет каждый из нас».

Все истории, рассказанные Сергеем Москалевым, пропитаны этим восхищением и благодарностью: жизнь для него — многомерный лабиринт или «Дворец зеркал», от путешествия по которому он, кажется, получает искреннее удовольствие.


СССР. Первые шаги

«Одна из главных движущих сил в моей жизни — интерес»

В 1970 году на экраны вышел док «Киевнаучфильма» «Индийские йоги — кто они?». Мне тогда было двенадцать лет, я жил на Арбате и посмотрел его в кинотеатре «Художественный». Многие советские люди именно из этого фильма узнали, что есть такое явление, как йога. Однако российская космическая медицина уделяла очень большое внимание йоге — мистическая часть исключалась, ученых больше интересовали вопросы физического плана: как организму выдерживать экстремальные нагрузки, сколько [времени] человек может продержаться без воздуха и так далее. Проводилось много исследований с участием настоящих йогов, ведь в то время индийцы были нашими друзьями: «Хинди руси бхай бхай» («Индийцы и русские — братья», официальный лозунг российско-индийских отношений в 1960–1980 годах. — Прим. ред.). Какие‑то асаны даже иногда публиковались в журнале «Наука и религия» и в журнале «Сельская молодежь».

В том же году я поехал в пионерский лагерь, и там у меня появился товарищ Володя Кремлев. Его мама была врачом. Каким‑то образом она была связана с космической медициной и дружила с врачом-индусом, участвующим в этих исследованиях. У него Володя многому научился: к примеру, он мог большой английской булавкой проколоть кожу на руке и не испытывать боли. Также он знал набор базовых асан, которым меня и научил. Мы с ним заинтересовались усыплением друг друга при помощи нажатия на сонную артерию. За эти усыпления на нас настучали, и мы получили строгий выговор на пионерской линейке. После того лета я больше Володю никогда не встречал, но память о йоге во мне жила.


Тогда мы существовали в большом информационном дефиците. Но один существенный плюс в этом был: в людях поддерживался здоровый голод — такого количества информационного мусора, как сейчас, не было.

У нас на Арбате был магазин украинской книги. В этом магазине, когда мне было тринадцать лет, я увидел книгу с фотографией йога на обложке. Она была написана каким‑то болгарином и переведена на украинский язык (Миланов А., Борисова І. Вправи йогiв/Упражнения йогов. Киев, 1971). В ней были фотографии асан с точным описанием. Многие из них я выучил и практиковал. Иногда даже хвастался своей гибкостью перед мальчишками: подходишь к здоровяку и спрашиваешь: «А ты можешь вот так кренделем свернуться?»

В пятнадцать лет в мою жизнь пришли еще две книги. Тогда я дружил с парнем по кличке Тин. Его папа был профессором или академиком, точно не помню. Они жили на Цветном бульваре, а квартира представляла собой огромную библиотеку. Так вот, этот мой приятель взял и подарил мне две старинные книги — «Оккультизм: первоначальные сведения» французского мага Папюса и «Практическую магию» Лермина. Вторая книга содержала в себе инструкции по рисованию каких‑то амулетов, воскурению мозгов голубя и тому подобное. Эта кровожадность мне как‑то не очень понравилась. Еще в одиннадцать лет я пошел с ребятами на рыбалку на Комягинский пруд и поймал штук пятьдесят бычков. Так как я рыбу не ел — мне не нравился ни вкус, ни запах, — решил их отпустить, и несколько бычков всплыли брюхом кверху. Тогда я решил: все, больше рыбной ловлей не занимаюсь, что уж говорить о мозгах голубя.

Но Папюса я тщательно изучил, и мой словарный запас обогатился такими понятиями, как «четыре расы», «закон октавы», «закон трех», «сверхусилие», от чего у тех, с кем я пытался на эту тему разговаривать, глаза на лоб лезли. Помимо этого, в седьмом классе я взял обет прочитать 200 томов «Библиотеки всемирной литературы», которая была у нас дома, и за два года успешно с этим почти справился, за исключением нескольких томов с совковой скукотой из союзных республик. Но возникли проблемы: на чтение уходило много времени, и поэтому я говорил отцу, что иду в школу, а сам доезжал до «Площади Революции», садился на скамейку и читал часов по шесть. Мы жили тогда мужским коллективом — я, папа и брат. Мама умерла, когда мне было семь лет. В результате таких прогулов меня в восьмом классе исключили из школы. Этому еще предшествовало мое выступление в защиту Солженицына. Его как раз ругали в школах и институтах — была развернута кампания. На одном из собраний я спросил у одноклассников: «Кто‑то из вас читал его произведения?» В ответ — тишина. Я тогда опять: «А как можно осудить человека, если вы не читали его книги?»


Секретарь комсомольской организации нашего класса рыдала, называя меня предателем.

Так как я был фанатом книг, я поступил в Московский книготорговый техникум. Надо понимать, что в то время книги были всем: советский человек гонялся за собраниями сочинений, и, если ты имел отношение к распространению книг, ты был в эпицентре культурной жизни.

Мой брат учился в Московском институте электронного машиностроения, и он познакомил меня с одним своим другом, также увлекающимся мистицизмом. Мы подружились. Сережа Ванецов был гениальным инженером — от скуки он написал диплом за год до выпуска, а после написал еще пару дипломов друзьям. Он поделился со мной двумя машинописными распечатками. Одна, на папиросной бумаге из двадцати листов, называлась «Дзен». Впоследствии я выяснил, что книга эта оказалась знаменитым трактатом кашмирского шиваизма «Малини-виджая-тантра». Вторая книга называлась «Школа молитвы» митрополита Антония Блума [Сурожского]. Мы часто гуляли с Сережей на Патриарших, но самые важные глубокомысленные беседы случались в чебуречной на улице Палиашвили (сейчас — Малый Ржевский переулок. — Прим. ред.).

В 16 лет у меня состоялась еще одна очень интересная встреча: я был тогда хиппи и, как‑то бродя по Москве, познакомился с группой ребят во главе с девушкой, которые работали дворниками возле Елоховского храма. Они были адептами учения йога Йогананды, углубленно практиковали йогу, медитации, дыхательные практики. Для вступления в группу каждому нужно было от руки переписать «Автобиографию йога» Йогананды. Для этого использовали толстые разлинованные тетради под названием «амбарная книга», которые продавались в писчебумажных магазинах. Как‑то один из этих ребят пришел ко мне в гости и во время ужина попросил не давать ему котлету, а оставить на тарелке только картошку. Оказалось, он вегетарианец. Я был поражен: парень был чемпионом Москвы по классической борьбе среди юношей.


Я ему: «Откуда ты силы берешь?»
Он мне: «А ты слона видел? Лошадь видел? Они мяса не едят. Ты попробуй!» И я попробовал. С того момента уже 45 лет прошло, как я мясо не ем.

В восемнадцать лет через одного знакомого, который впоследствии стал достаточно известным священником, я попал в группу «Контекст» и познакомился с Виталием Михейкиным и Валентином Куклевым. Это был элитарный клуб, отдушина для творческих и мыслящих людей Москвы. Все-таки в советском мире прекрасно жилось людям линейным: все расписано, все понятно, что делать завтра-послезавтра — такие люди-поезда с четко прописанными маршрутами. А творческим личностям существовать в жестких рамках было трудно.

Мы собирались человек по 12–15 человек у Виталия Михейкина дома и разговаривали о том, кто что читает, какую классическую музыку слушает, о том, кто и как понял тот или иной термин — например, «недвойственность». Разговоры были потрясающе интересные, вдохновляющие — в них принимали участие очень умные люди, кандидаты наук. Встречи не афишировали, хотя особых проблем с КГБ у нас не было. кагэбэшники не боялись эзотерики, их больше волновал тот факт, что у людей есть ресурсы множить книги: Солженицына или еще какую‑то антисоветчину. В память об этих встречах я собрал словарь терминов, используемых участниками группы. Редактор и издатель Шаши Мартынова, увидев его в интернете, предложила издать книгу. Так появился «Словарь эзотерического сленга». По сути, это описание «змей» и «лестниц», как в древней индийской настольной игре «Лила», по которым духовный искатель скатывается вниз или взбирается наверх на своем пути.

Занятия йогой и мистикой я легко сочетал с обычной работой: сначала я был осветителем в Московском театре кукол, потом художником по свету, затем перешел в Московский новый драматический театр, где в 19 лет почти год заведовал электроцехом театра. Это научило меня ответственности и дало понимание, что человек живет во взаимосвязанной системе.


Жизнь сложная, многомерная и красивая, и уходить с головой во что‑то одно я не хочу и не могу.

Вообще, одна из главных моих движущих сил — интерес. Вот смотрите (протягивает флакон с духами): это французский одеколон Reve d’Or старинной парижской фирмы Pivert. В начале XIX века одеколоны этой марки попали на Карибы, и жрецы вуду стали их использовать для опрыскивания своих алтарей. В начале XX века компания почти разорилась, но на Карибах их товар продолжал пользоваться спросом. Сегодня, если вы пойдете прогуляться по Монмартру, где живут выходцы с островов — последователи Сантерии, — вы можете встретить на какой‑нибудь витрине этот одеколон. Разве это не интересно?

Перестройка. Новые горизонты

«Сидит возле пещеры красивый человек, но решить твои проблемы он не может»

Перестройка сняла с нас оковы, страх, что мы будем вечно сидеть в Совке и продолжать учиться по книжкам. К нам стали приезжать разные учителя мирового масштаба, мы получили возможность отправляться на обучение в другие страны. Тогда в начале 1990-х те, кто интересовался духовными практиками, начали активно контактировать с последователями [российского мистика первой половины XX века Георгия] Гурджиева в Англии и США. Во время поездки в Лондон мне посчастливилось каким‑то невероятным способом познакомиться с настоящими некоммерческими гурджиевцами. Этим людям ничего от тебя не нужно, кроме осознанности, — у них в социальном плане есть все. С некоторыми мы с женой до сих пор общаемся. Это я называю разговором со Вселенной: если ты ведешь диалог, не выпадаешь, одно цепляется за другое, и выстраивается цепочка.

Одновременно нам пришлось осознать одну очень важную вещь, которая потом была переложена в пословицу: «Сидели и ждали махатм… В какой‑то момент стало понятно, что махатм не будет, и все придется делать самим (махатмы в индуизме — высокодуховные личности. — Прим. ред.)». Ожидания, что есть какие‑то учителя в Гималаях, рухнули. Ты приезжаешь в Гималаи и понимаешь, что учителя уровня Виталия Михейкина (о нем будет подробнее в интервью с другим героем проекта — Владимиром Майковым. — Прим. ред.) ты здесь с огнем не найдешь: ни по уровню мудрости, ни по уровню интеллекта, ни по бэкграунду. Сидит перед тобой возле пещеры красивый человек на рваной циновке, но он не может решить твои проблемы, потому что у него просто нет соответствующего опыта. Он, может, скажет про космос и про что‑то высокое, но у него своих забот хватает — к примеру, надо пещеру благоустроить: скоро холода, нужно одеяло потеплее найти. (Смеется.) Тогда пришло осознание, что надо двигаться самим — заниматься лично, переводить, помогать тем, кто интересуется.

Москва, 1976 год. Рядом с Театром кукол, где Сергей Москалев (справа) работал осветителем. Фото из личного архива


Во время перестройки появилась возможность не работать от звонка до звонка. Тем, кто занимался мистицизмом, это сильно облегчило жизнь.

В Советском Союзе человека могли за тунеядство посадить года на два в тюрьму, если он долго не устраивался на работу. Но серьезная практика требует свободного времени — если ты с утра до вечера у станка, времени на медитацию и чтение книг просто не хватает. В то же время в нашей компании бытовала одна очень важная установка: мы считали, что мистик должен уметь себя обеспечивать. Эта идея уходила корнями в группу «Контекст». Даже в советские времена нам удавалось находить возможности легального быстрого заработка. Это могла быть санитарная вырубка леса где‑нибудь в Архангельске, когда за месяц можно было заработать годовую зарплату наличными. Другой вариант — разгрузка вагона с солодом на пивзаводе Бадаева: около 1200 мешков по 50 кг. За такую ночную работу давали в скрюченные от усталости руки 60 рублей. Для сравнения: на квартплату тогда уходило от 3 до 5 рублей в месяц.

Во время перестройки ригидная и сложная система, когда все закупки шли через государство и у каждой вещи был ГОСТ, начала рушиться, и появились многочисленные варианты легального и свободного заработка. Был такой фильм — «Каникулы Кроша». Специально для него Музей Востока разрешил сделать копии настоящих японских нэцке (миниатюрные скульптуры из кости. — Прим. ред.), и фигурки попали на рынок. В Москве было три-четыре человека, которые владели технологиями литья из пластика. Мы все друг друга знали. У нас, как у детей лейтенанта Шмидта, было поделено, кто в какие магазины что сдает. Мы дружили, рынок был такой огромный, что нам нечего было делить. К примеру, за месяц можно было сделать партию около тысячи штук, потом поехать куда‑нибудь в Вильнюс на праздник Святого Казимира и за три дня их там продать на общую сумму 5000 рублей. Если ты от свалившегося богатства не менял свои привычки, то на эти деньги можно было прекрасно жить год: 1 кг риса стоил 28 копеек, 1 кг картошки — 6 копеек, 1 кг хорошего сыра — 3 рубля.

Было много разных бизнесов, постоянно приходилось что‑то придумывать, какие‑то темы закрывались, складывались новые предприятия. Главное, чтобы времени хватало на занятия. Это тоже был вызов собственной креативности, пониманию мира. В какой‑то момент я стал отливать огромное количество церквушек размером с нэцке, потому что появился некий парень Рашид. Он придумал расписное яйцо, внутрь которого вставлялась церквушка. У него были связи с «Интуристом», и он продавал их в огромном количестве. Вот так бац, и ты уже трудишься на благо родной православной церкви. (Смеется.) Духовные практики на этом пути сильно помогали. Если практика мистическая, а не сектантская, она расширяет сознание. Это не о том, что оно растягивается в одной плоскости.


Просто человек начинает смотреть на мир как на сложную многомерную систему и допускает, что может быть как удача, так и неудача. Приходит осознание, что в какие‑то вещи можно не вовлекаться эмоционально, не расстраиваться, при этом всегда есть чему порадоваться.

Поехали в Карелию собирать грибы для московских ресторанов, а грибов нет, стали сушить чернику и копать калгановый корень — ну ничего, нормально. Зато на всю жизнь в сознании осталась прекрасная Карелия. Как пели местные косари: «Листья желтые над Габсельгой кружатся». Это давало оптимизм, горение, осознание, что есть какое‑то неисследованное пространство, большой духовный мир. Чему учат духовные практики? Что нужно быть сострадательным, милосердным, настойчивым, верующим в целом и верующим в успех. Вера просто разливается в разные формы. Если ты веруешь в Бога, то ты веришь человеку, и человек чувствует это — даже не сам человек, а энергия, которая через этого человека изливается. Когда открывается какая‑то ситуация, он тебя в эту ситуацию приглашает, потому что знает, что ты его не обманешь. Так было, когда [сооснователь компании] Илья Сегалович стал инициатором приобретения «Яндексом» программы Punto Switcher.

В восьмидесятых мы познакомились с русским доном Хуаном — Николаем Константиновичем Конюховым, жившим в деревне Лемешки под Владимиром, рядом с церковью Покрова на Нерли. Он открыл нам много важных вещей, но особенно я благодарен ему за один мудрый урок. Николай Константинович был и художником, и резчиком по дереву, учился в пятидесятые годы в московской «Строгановке». Как‑то мы ему привезли краски и пачку грунтованного картона. Через год вернулись — все холсты разрисованы: он работал в стиле американского художника-экспрессиониста Джексона Поллока, создавая абстракции из красочных пятен, но в отличие от Поллока он находил в своих картинах что‑то антропоморфное и углублял это несколькими мазками. Жил он скромно, можно сказать, с огорода, и мы решили купить у него его картины. Он нам в ответ: «Нет, ребята, как это продать! Это же творчество! Я могу их только подарить. А если вы что‑то хотите купить, так вот я балясины вырезал или рамочку для зеркала. Это продать можно, это ремесло».

Тогда нам четко было показано, что творчество и ремесло должны быть разделены, равно как духовное и материальное должны сообщаться через некую мембрану, как разделены в теле кровь и ткань, воздушные пути отделены от водных, а проникновение воздуха в кровеносную систему может вызвать смерть. Мы с Леной, моей женой, взяли это утверждение как жизненный принцип и стараемся его придерживаться. Это позволяет держать духовную часть совершенно свободной от денег: то есть одно дело отливать и продавать нэцке, другое — заниматься медитацией и переводами духовной литературы. В одном месте ты получаешь, в другом — отдаешь. Мистицизм, вера, духовность — это творчество, креативный божественный поток, за который нельзя брать деньги.

Перестройка как раз породила коммерческую эзотерику. Люди ленивые, либо не нашедшие способ решать свои материальные проблемы, подумали: «О, я занимаюсь йогой, буду тогда преподавать ее за деньги». Если это форма фитнеса, тогда нормально! Но ведь йога — сложнейшая философская и физическая система ускорения личной эволюции. От этого они сами пострадали — они сузили бескрайнее пространство до уровня «поесть и заплатить за квартиру». Мне кажется это глупым.


Если человек преподает йогу за деньги, но при этом хочет мистических откровений, то их не будет — он сам себя перевел в другую лигу. Духовное придется искать в чем‑то другом, в том, где отдаешь.

Иллюстрация: Маргарита Федорова

Учителя и лжегуру

«Утверждение, что все — иллюзия, — это же абсурд»

В словаре участников «Контекста» было такое понятие, как «закантовали». Шкаф с вещами очень сложно передвинуть, но, если поставить на ребро, уменьшается поверхность сопротивления, и его можно спокойно перекантовать. Паразитические структуры вот так и «закантовывают» людей, выводят их из стабильного состояния. Как не банально звучит, все это связано с деньгами и выживанием того человека, который этим занимается. Нормальный духовный учитель ни с какими деньгами не связан. Хотите участвовать в настоящем суфийском зикре, который практикуется уже шестьсот лет, просто езжайте в Дели на гробницу суфийского святого Низамуддина Аулии. В четверг, в семь часов вечера, у правого угла гробницы собираются люди, приходит шейх и проводит зикр. Те, кто побогаче, приносят с собой булочки, апельсины и конфеты, и, когда зикр заканчивается, они раздают их тем, кто победнее. Никому ничего от вас там не нужно. И так не только в Индии, но и в Стамбуле и других городах мира. В традиционных системах нет входных билетов.


Нормальная система всегда sustainable, то есть устойчивая. Она сама себя обеспечивает: ни в один храм традиционной религии вам не потребуется покупать билет на вход. Билетом является желание развиваться — как у учителей, так и у учеников.

Еще один признак лжегуру — настаивание на собственной эксклюзивности: «Систем, конечно, много, но истинная — одна, и я ее проводник». Мир сложный, многогранный, Бог этот мир сотворил, и как одна система может быть выше или ниже другой?

Часто людей заманивают на материнский или на отцовский комплекс. Недавно я смотрел ютьюб-канал одного нашего «гуру» (некоторые из них себя называют «коучами»): красивый, с бородой, жены нет. И кто его аудитория? 90% — молодые девушки, которые неосознанно притягиваются на образ идеального жениха. Помните, была секта Марии Дэви Христос? Там все было наоборот: основными последователями были мужчины. Это фантазии — привлекательный идеализированный мужской или женский образ, — но они цепляют. Такого рода притяжение естественно: оно заложено в самом устройстве мира. Хорошо бы найти себе в жизни спутника и закрыть эту тему.

Есть смешная история, как одна московская бизнесвумен ездила в монастырь и там встретила молодого священника, допустим отца Петра, и влюбилась в него. Долго они на монастырских скамейках вздыхали, она ему все говорила, что, если бы он не был монахом, как бы прекрасно они жили вместе и счастливо. В какой‑то момент в ее московской квартире раздается звонок в дверь. На пороге стоит молодой человек, круглолицый, бритый, в спортивном костюме и кроссовках. «Вы кто?» — удивленно спрашивает бизнесвумен. Он отвечает: «Я Валерик, ну отец Петр!» У нее шок, а дверь перед лицом отца захлопывается.

Вообще, вокруг нормального учителя не должны быть чехарды из женщин или мужчин. Если это не монах, у него, как правило, будет крепкая семья. Мои голландские, индийские, турецкие учителя со своими женами встретились еще в молодости и так живут, друг другу помогая. Суфийский мистик Инайят Хан говорил, что, если бы у него не было его жены Бегум, он бы не смог дать людям то, что дал: лекции, стихи, музыку. Мы в России несколько испорчены идеей ортодоксального аскетизма, мы привыкли к тому, что в православии в основном по духовному пути, равно как и по иерархии, продвигаются черные монахи, то есть давшие обет безбрачия.


Ни для индуиста, ни для суфия наличие семьи не является препятствием на духовном пути. Союз мужчины и женщины на внешнем плане дает сумму двух, но на внутреннем тонком плане действует совсем иная арифметика: происходит алхимическая свадьба, и вместе они могут быть в десять, в сто раз сильнее, чем по отдельности.

Сложность в том, что у каждого человека есть реальные потребности. Можно, конечно, сказать, что все — иллюзии, майя, но использование терминологии не к месту без объяснения становится лишь техникой обмана. Если в предложении встречается три слова, значение которых вы не понимаете, но при этом киваете головой, то, в принципе, дальше можно говорить любую чепуху. Критическое мышление у человека просто отключается. Под это «бум-бум-бум» человек плывет, и его уже можно кантовать, куда хочешь.

Утверждение, что все вокруг иллюзия, — это же абсурд. С чего это взяли? Будда написал? Где это, в какой книге? Хорошо бы знать, что Будда ничего сам не записывал, что‑то записывали его ученики, а все остальное — интерпретации. Это из разряда «Аюрведа гласит, что смотреть телевизор вредно». Просто берется недоваренный, придуманный концепт, и вокруг этого непонятого концепта строятся непонятные системы, и, конечно, у человека отключается голова.

Иллюзии

«Это такая форма духовной пьянки»

С развитием интернета существенный объем знаний из духовных лабораторий проник в повседневную жизнь. Произошла диффузия, и некоторые люди серьезно пострадали от этого процесса. В Москве образовалось сообщество людей, около 10 тысяч человек, которые перетекают с одного семинара на другой, с Гоа на Панган, затем на какой‑нибудь российский фест на море или на озере — и так по кругу. Они услышали о каких‑то концепциях — шуньята, или «пустота», и майя, или «иллюзия», — и в них потерялись. Эти люди напоминают мне кувшинки в озере, оторвавшиеся от корней: они образуют некое пятно из потерянных людей, которое ветер и течение носят туда-сюда. Иногда такие люди пытаются решать свои мирские проблемы за счет других. К примеру, одинокой женщины с ребенком, которая хочет простого человеческого счастья, и такой человек заводится у нее как кот на кухне: «Я ради духовности все бросил, а мог бы быть банкиром…»

Тут важно сказать о двух основных типах устройства психики. У одних сознание может работать по нескольким каналам одновременно: человек слышит, что происходит за окном, видит собеседника, чувствует запах — это режим многозадачности. Другая категория — люди, у которых восприятие работает по одному каналу: если человек смотрит на экран компьютера, то он не слышит, что у него говорят за спиной. Именно второй тип, уходя с успешной работы в мистику, оказывается на Гоа в штанах с мотней — с этого момента у него обычно нет ни денег, ни профессии, ни семьи. И это не потому, что он такой плохой, а потому что у него так устроена психика — он не может делать два дела одновременно, и это не его вина.

На самом деле, настоящим мистиком может стать человек, который умеет свое сознание пускать по разным каналам. В индуизме эти каналы — слуха, зрения, обоняния, осязания, ума — называются индриями. Мистик учится расширять свое сознание во время медитации, и благодаря расширению сознания появляется возможность единовременно осознавать духовные вещи и решать бытовые вопросы.

Увлечение мистицизмом — совсем не гарантия того, что человек будет эволюционировать, особенно в социальном плане. Хазрат Инайят Хан сказал, что если духовные искания делают человека зависимым от кого‑либо в материальном плане, то такие искания нежелательны. Поэтому для людей второго типа существует религиозная система — система прерываний: пятикратный намаз, помолился — поработал или съездил на ретрит, прикоснулся к космосу, вернулся и дальше работаешь в банке, делаешь полезное дело.

Еще одна вещь, о которую многие спотыкаются, — эгалитаризм, чувство равенства всех и вся. Возможность написать любому человеку через социальные сети дает ощущение доступности и потому равенства. В духовной и профессиональной сфере это ловушка. Люди считают, что уже на первом занятии они через час могут делать йоговские асаны, как им удобнее. Недавно через фейсбук я пригласил интересующихся сыграть в старинную настольную игру «Шахматы мистиков». Пришли интеллигентные люди, но уже через час они стали говорить, что клетки лучше бы назвать иначе. Они видели эту игру впервые в жизни! А игра старинная, придуманная известным суфийским шейхом более двухсот лет назад. Такое отношение «равенства и братства» нарушает продуманную во всех нюансах технологию обучения и дальнейшего поведения.


Нельзя заниматься йогой и не следовать принципам «яма-нияма». То есть, если человек делает асаны, а потом идет и ест кровавый стейк, распадается вся система: он же очищает тонкие каналы тела, и куда тогда весь этот стейк попадет, по каким каналам пойдет, в какую агрессию выльется?

Это как в готовке еды: нельзя нарушать последовательность, а то вроде бы компоненты все на месте, но заложены не в том порядке, и вместо плова — угли.

Или, к примеру, человек говорит, мол, я хочу пойти по христианскому пути, умным деланием заняться — читать Иисусову молитву. Если мы откроем и почитаем об этом у мудрых практиков, в их трудах написано, что нельзя начинать заниматься умным деланием, не умягчив сердце. Такова технология. Сердце умягчается молитвой. После этого человек становится уязвимым как улитка без панциря. Тогда ему необходимо развить волю, и вот тогда приходит черед Иисусовой молитвы. Сердце плавится в любви, а тело натягивается струной. Но как говорил один благочинный: «О Иисусова молитва — сил становится очень много, а тонкость уходит — огромное искушение!»

Эта практика активно вошла в мир после появления в XIX веке книги «Откровенные рассказы странника». В ней ведется рассказ от лица странника, у которого нет ни семьи, ни работы. Он идет по России, и эта молитва его ведет, но если мирской человек прочитал, очаровался, взялся практиковать по самоволию, у него все просто посыпется. Это будет катастрофа! Такой общий эгалитаризм — болезнь. Все кажется иллюзорно доступным и простым в исполнении, но это заблуждение.

Многие просто бегут в духовность и мистицизм от сложностей жизни. Люди постят у себя высказывания Руми или Хайяма, причем часто им не принадлежащие, и вроде бы легче жить становится.

Это такая форма духовной пьянки через цитаты, концепции. Это диссоциация, способ отвлечься от проблем, вдохнуть воздух мнимой свободы, но реальная духовность — всегда про систему и обязательства.

Когда человек попадает в дервишскую ханаку, он сначала моет котлы и места общего пользования, потом постепенно начинает принимать участие в ритуалах, присутствовать на беседах, читать книги.

Настоящее

«Когда встречаешь настоящее, ты испытываешь такое чувство, которое никогда до этого не испытывал»

В какой‑то момент для тебя все становится живым. Когда такое происходит, ты начинаешь ценить и уважать живое во всех формах: внутри себя, внутри другого. Исчезает желание все пришпилить, разложить. Приходит восприятие жизни как многомерного лабиринта или скорее прекрасного дворца, сложной калейдоскопической, постоянно меняющейся структуры. Суфии называют этот феномен «Айна Хана», или «Дворец зеркал», где все отражается во всем. Даже если что‑то уходит с видимого плана, процесс продолжается на невидимом плане. В это надо верить. Мой учитель Хидаят Хан, сын Инайята Хана, прожив 99 лет, в 2016 году покинул нас, но до сих пор я чувствую, что где‑то там, в невидимом, он есть, и к этому невидимому можно прикоснуться.

Я бы всем советовал живое не трогать. Опыт как роза: он живой, в нем есть аромат, но как только человек начинает розу препарировать, отрывать по лепестку, она умирает, а человек получает видимость понимания: вот двадцать лепестков, вот пестики, вот тычинки. Теоретически ее можно склеить клеем, но это уже будет муляж. Поэтому не советую из живого делать гербарий. Абу Рейхан аль-Бируни написал книгу о лекарственных растениях «Фармакогнозия» почти тысячу лет назад. До сих пор это бесценный источник информации — ученый описал десятки видов алойного дерева и технологии работы с ним. В конце этого описания аль-Бируни оставил важную ремарку: «Но Аллах лучше знает!» — потому что всегда остается пространство для дальнейшего развития.

Вы спросили, как понять, что является настоящим, как почувствовать, что вы встретились с ним. Живешь и встречаешь много разных людей: красивых, умных, рыжих, высоких, низких. Все они прекрасны. А потом встречаешь такое, что все виденное до этого просто улетает куда‑то. Такая духовная газировка идет: происходит какое‑то одновременное узнавание прошлого, настоящего, будущего. Это похоже на торнадо: когда встречаешь настоящее, ты испытываешь такое чувство, которое никогда до этого не испытывал. Такое в жизни у меня было с женой, с учителями, с местами, в которых потом долго жил, с друзьями и шедеврами, в которых запечатлено что‑то необъяснимое. Эта радостная невозможность объяснить и указывает на настоящее.


Сергей Москалев в 2015 году. Фото из личного архива

Расскажите друзьям