Маргарита Ковальчук
Маркетолог, хозяйка Марлы и Тайлера
В 2014 году я забрала из приюта собаку — девочку парсон-рассел-терьера — и назвала ее Марлой. На тот момент со мной уже жил кобель трех лет той же породы по кличке Тайлер. Так начался мой нескончаемый «Бойцовский клуб».
Сначала Марла казалась просто невоспитанной: ее поведение прямо кричало, что она была обделена человеческим вниманием. Мы начали занятия, и в какой‑то момент все исправилось. А потом вернулось обратно. Скорее всего, у нее есть какие‑то психологические проблемы: она истеричная, легко возбуждается и долго отходит. Любой помощи от психолога или кинолога ей хватало на очень короткое время, а потом снова срывало крышу. В этом есть доля и моей вины: с такой собакой надо заниматься постоянно, а у меня не всегда хватает на это сил и внутренних ресурсов. У Марлы зооагрессия, но откуда она взялась — не ясно. Именно поэтому самая большая ее страсть — убивать других собак. Единственный пес, которого она приняла, был мой первый кобель. Но в какой‑то момент Марла и с ним начала драться до кровавых соплей, а прокушенные уши собак и мои пальцы стали для нас нормой.
Я начала искать передержку, но нам ничего не подходило. А потом задумалась и поняла, что я просто не могу ее отдать. Несмотря на все проблемы, я действительно люблю ее. В то же время она классная, очень ласковая собака, почти как кошка. А самое главное — она невероятно ко мне привязана. Были случаи, когда мне приходилось куда‑то уезжать, и Марлу я оставляла на это время у друзей. Она могла все три дня лежать под дверью, ожидая моего возвращения.
Нам пришлось начать коррекцию снова, и в первую очередь я начала с себя. Я поймала дзен и научилась пресекать собачью драку на корню, а если драка уже началась, теперь я моментально расцепляю животных — даже без откушенных пальцев. Мы уже довольно долго занимаемся, и улучшения есть, но они никогда не будут стопроцентными.
Конечно, есть определенный дискомфорт: мне приходится гулять с собаками по отдельности, и если с Тайлером я расслабляюсь, то с Марлой я становлюсь очень внимательной и постоянно оглядываюсь на 360 градусов. В квартире она залезает на столы, что бы мы ни делали. Она очень любит есть помады, которые сама достает из рюкзаков и сумок. Естественно, после такого рюкзаки обычно погрызаны. Но мы научились с этим жить: убирать вещи, высоко вешать сумки, не оставлять на столе еду. Мы подстроились под обстоятельства, в которых оказались, и приняли друг друга. Мы счастливы, несмотря на весь негатив.
Ольга Птичкина
Менеджер ресторана, хозяйка Пуки Джонсона и Василька
Когда мы [с мужем] решили завести кота, мы понимали, что каждый кот имеет свой характер и что у животных с улицы и из приютов есть свои особенности. Мы знали, что они могут быть довольно проблематичными, и были готовы к этому.
В первый день мы по очереди дежурили около него по часу, чтобы кот привыкал. Представьте: сидит взрослый парень в прихожей и разговаривает со шкафом. На третий день мы начали засовывать в шкаф руки, чтобы погладить кота. Мой муж брал кота на руки, прижимал к себе и неистово гладил до тех пор, пока Пуки не начинал вертеться. Результат нашего терпения налицо: через два-три месяца его было не отличить от домашнего кота. Но спать, не просыпаясь от каждого шороха, он начал только через год. Сейчас он каждое утро ложится рядом и мурчит. А те, кто знают Пуки, не могут поверить, что год назад [когда он жил в приюте] к нему в клетку нельзя было залезть, не надев краги (защитные перчатки. — Прим. ред.).
Со вторым котом все оказалось сложнее. Если честно, мы прошли такие испытания, что я даже задумывалась над тем, чтобы вернуть питомца в приют.
Опираясь на предыдущий опыт, мы рассчитывали, что адаптация большого пушистого кота по кличке Василек займет около двух-трех месяцев. Мы привезли его домой, и начался кошмар. В первый же день он разломал защитный экран (закрывает промежуток между полом и мебелью. — Прим. ред.) под встроенной кухней и забился в угол, из которого его было не достать. Он пробыл там две недели. Пришлось воспользоваться отпускными, чтобы сидеть с котом. Ночные засады стали привычными: мы ждали, пока Василек выйдет в туалет, и бежали заделывать экран, чтобы кот не залез обратно, но он снова ломал мебель.
Как только мы окончательно замуровали экран, кот сломал щит в туалете и лег на горячие трубы. Орущий кот, напуганные мы — ужас! Спустя полтора часа нам удалось вытащить Василька. Он сломал все двери и шкафчики в квартире. Защита от детей не работала, а кот продолжал шипеть и паниковать.
На фоне стресса Василек не ел, хотя корм всегда был в доступе. Когда он успокоился, мы схватили его и повезли в клинику. Там он разодрал руки всем: нам, врачам и даже владельцам других кошек. Врачи поставили диагноз «жировой липидоз печени». Дальше — просто дичь: лечение, капельницы, новые шрамы. Мы с мужем ругались просто на чем свет стоит, — но только шепотом, чтобы не напугать котика. Винили друг друга, всех вокруг.
Не могу сказать, что мы прямо любим кота. Скорее просто приняли его и смирились с тем, что у нас вышел самый дорогой кот на килограмм живого мяса. Но мы его уже никому не отдадим — это наш пушистый крест!
Мария Симонова
Менеджер в рекламном агентстве, хозяйка Осипа
Наша история началась два года назад, когда моя знакомая нашла бездомного пса. Вообще, я кошатница, но тогда согласилась помочь: советом, деньгами и контактами хорошего приюта. В итоге девушка быстро слилась, а собака осталась на мне. Пес еле ходил: мышцы были в ужасном состоянии, огромные когти, весь в шрамах. Но при этом он был довольно жизнерадостным и явно домашним.
Я назвала пса Осей и после ветеринарной клиники отвезла его в частный приют. Я приезжала к Осипу каждые выходные, но не потому что хотела, а потому что совесть не позволяла его оставить там одного. Естественно, все затраты — содержание, походы к врачу, покупка лекарств — легли на меня. Иногда во время таких визитов мы гуляли на заброшенном поле позади приюта.
Затем я нашла квартирную передержку, где Осипа немного воспитали: отучили лаять в квартире и сшибать людей с ног. Подстригли, отмыли, привили и откормили. Я навещала его два раза в неделю, гуляла с ним. Но все так же не понимала, в чем фишка иметь собаку. Мы с Осей ездили на выставки-пристройства.
Наступил момент, когда платить за передержку я уже не могла. Выбор был невелик: отдать в муниципальный приют, усыпить, выбросить на улицу или забрать себе. Ося поехал ко мне. Вел он себя идеально: в туалет ходил на улице, мебель не грыз, кошек моих уважал. Он все время был рядом, пытался прижаться. Все время смотрел на меня.
Но самое страшное — с ним надо гулять! А я ненавижу гулять. Во время прогулок раздражало, что он меня не слышал, все время куда‑то бежал и пытался снять намордник — сдирал его лапами, бился мордой об асфальт, кусты, деревья. Часто я просто плакала от бессилия. А он только радовался всему, особенно мне. Тогда я сдалась и позвонила кинологу. Оказалось, я все делала не так, а бедный Ося не понимал, чего я хочу. Ему нужна была ласка, — чтобы его гладили, обнимали и хвалили.
Шло время, мы учились жить друг с другом, и в один момент все просто изменилось. Мы гуляли, и я сказала: «Ось, давай обойдем лужу». И он обошел. Я ему: «Ося, рядом». И он пошел рядом.
Ося дворняга. Он лохматый и страшный, но очень добрый, умный и теперь знает команды. А еще любит много кушать! Я нашла свою собаку. И полюбила ее.
Антон Евсеев
Сессионный барабанщик, менеджер проектов в архитектурном бюро, хозяин Куки
Прежде чем найти нашу Куки, мы с [женой] Алиной обзвонили многих людей [по объявлениям в соцсетях], но собаки, нас интересовавшие, были уже зарезервированы. Спустя несколько недель поиска я наткнулся на фотосессию маленькой карамельной булочки. Оказалось, что собаку еще никто не «бронировал», за ней нужно только приехать — и она моя! Насмотревшись смешных видео с собаками на ютьюбе, я уже предвкушал, как сам буду выкладывать подобные и счастливо улыбаться (раньше у Антона не было собак, Куки стала первой. — Прим. ред.).
По телефону куратор сказала мне, что собака будет много писать не туда, какать не туда, жевать провода и все, что лежит «не так».
Я не думал, что буду тусоваться со своей новой собакой и при этом не испытывать к ней никаких теплых чувств. В тот момент моя жена была в туре, и мне предстояло еще несколько дней находиться наедине с щенком. Я сравнивал свое состояние с послеродовой депрессией: на меня обрушилась такая большая ответственность, к какой я вообще не был готов.
Вот я пытаюсь отвлечься и ухожу на кухню, чтобы сделать чай и успокоиться, как вдруг чувствую омерзительнейший запах, захожу в комнату и вижу, что собака насрала на ноутбук! После этого я понял, что дела реально плохи, а дружба так не начинается, и начал паниковать в три раза сильнее. Я не ждал, что стоит отвернуться, как тебе нагадят на дорогую вещь.
В мой первый выгул с Куки я встал в пять утра. Вот я иду с ней к двери, она упирается лапами, боится выходить из квартиры, я не знаю, как поступать в этой ситуации, беру ее на руки, и мы заходим в лифт. Ее пугает все, и одновременно ей все интересно, а я думаю, вдруг она прямо сейчас помрет от страха — и куда мне деваться потом? В общем, первая прогулка длилась минут пять. Думаю, в то утро я от нервов обзавелся сединой и лишился пары килограмм.
Спустя неделю все стало проще: мы начали привыкать друг к другу, и я не боялся больше за все, что происходит с ней. Приехала Алина, а вдвоем все-таки гораздо проще справляться, мы поддерживали друг друга, и все стало более-менее [нормально].
Собака — это реальный груз ответственности. Собаку стоит заводить людям, которые ведут спокойный образ жизни, уже воспитали детей и хотят еще с кем‑то понянчиться. Мы с Алиной, например, поняли, что мы не собачники, в нас нет столько сил и желания заниматься воспитанием Куки, но ситуация сложилась так, как сложилась. Однажды мы даже думали отдать Куки. Но после встречи с ее новыми потенциальными хозяевами мы решили, что не готовы отдавать собаку никому. Куки — настоящий член семьи. И мы ее очень любим.
Татьяна Лантух
Стоматолог, хозяйка Боба
Нашего Бо мы с сыном нашли у магазина. И, как нам казалось, это была настоящая удача: именно в тот момент стало ясно, что на даче нам нужна собака. И вот он, брошенный и никому не нужный, выполз из‑под лестницы и уселся прямо на ногу.
Боб стал нашей первой собакой, поэтому мы не знали, как его воспитывать, но в голове укрепился стереотип, что все дворняжки заранее благодарны своему хозяину за спасение. Первый раз он окрысился в три месяца за то, что я пыталась положить ему в миску таблетку. До покуса не дошло, но дальше все стало только хуже: подойти к миске, пока он ел, было невозможно. Первое, что мы сделали, это полезли в интернет. И, начитавшись про доминантность и альфа-самцов, про то, как и чем надо наказывать, стали бить его газетой, за холку придавливали к полу, но Боб никак не реагировал.
Мы стали ходить с Бобом в дрессировочные школы. Думали, что делаем лучше, а получилось только хуже. У всех школ оказался один общий подход — бить. А лупить его, как и любую другую собаку, нельзя! И вместо того, чтобы сгладить агрессию, мы ее лишь усилили. Покусы продолжались, улучшений не было. У меня было подозрение, что пес просто боится нас и никому не доверяет, но сладкие увещевания инструкторов, будто это все надуманная ерунда и собаку надо бить, не давали мысли развиться.
Чем старше становился пес, тем глубже становились укусы. Кусал он в основном меня, так как больше всего времени с ним проводила я. Я наизусть выучила, как залечивать такие раны. Единственное, что удерживало нас вместе в тот трудный период, мое врожденное чувство победителя и ясное понимание, что усыпить Бобби я не смогу. Как и отдать кому‑то.
Все продолжалось до тех пор, пока год назад мы не попали в центр Pi-Bo, где учат общаться с собакой на ее языке, понимать подаваемые сигналы и корректировать поведение на уровне инстинктов и зоопсихологии. Сотрудницы центра объяснили нам, в чем причина такого поведения Боба с психологической и зоологической точки зрения. Оказалось, щенки, родившиеся вне дома, получают от матери сигнал, что человек — это потенциальная опасность, таким образом она их охраняет. Так что «агрессия страха» была единственным способом защиты для Боба. А мы своими неправильными действиями закрепили этот страх. Осознание этого помогло нам добиться взаимопонимания с питомцем.
Сейчас мы полностью изменили наш с ним уклад, работаем над проблемой. До финала еще далеко, но уже сейчас мы с ним наконец-то получаем удовольствие друг от друга.
Дарья Дроздова
Режиссер документального кино, организатор мероприятий, координатор социальных проектов, хозяйка Патриции
Решение взять кошку из приюта не было спонтанным. В момент полного отчаяния, когда у меня ничего не было, кроме внутренней заботы и любви, я решила, что самое время завести друга. Я изначально хотела красивую рыжую кошку. И свой выбор остановила на Трише, когда листала одну из групп «В добрые руки»: меня зацепили ее глаза. И вот, после двух месяцев долгих размышлений и жутких сомнений, я решила ее взять.
Когда я приехала в приют, выяснилось, что она одна из самых сложных кошек. Целых три часа мы провели с ней с глазу на глаз — знакомились. Признаюсь, забрать ее домой было непростым решением. Конечно, Триша очень красивая, просто кошка мечты, но оказалось, что гладить ее нельзя, и неизвестно, адаптируется она когда‑нибудь или навсегда останется немного дикой.
Через день я приехала за ней. Почти час мы с волонтером пытались усадить кошку в переноску. Я боялась: а вдруг она на меня ночью нападет, и я не смогу с ней справиться? Во мне боролись разные чувства, опять появились сомнения, но я не передумала.
Было неимоверно сложно. Кошка попала в обстановку любви и комфорта, в абсолютно безопасную среду, но ее страх не проходил. Она дрожала, когда к ней прикасались. Мне приходилось использовать расческу на длинной ручке, чтобы не пугать Тришу, а гладила я ее с помощью палочки. Так она постепенно привыкала.
Так и живем. Патриция до конца не адаптировались. Но еще в самом начале я твердо решила, что буду любить ее любой и не брошу, даже если она такой останется навсегда. Надежда умирает последней, поэтому я до сих пор верю, что когда‑нибудь она оттает и будет приходить на ручки, а я спокойно смогу ее гладить.
Иногда закрадываются мысли, что можно было взять другую «нормальную», ласковую кошку, но я мечтала именно об этой. Думать о том, чтобы вернуть Тришу в приют, я не могла и не хотела. Она моя родственная душа. Она член семьи. И я ее не брошу, я верю, что все будет хорошо. Да, она требует особого терпения и понимания, но я люблю Патрицию и благодарна ей за все.
За помощь в создании материала благодарим ассоциацию «Благополучие животных», которая объединяет профессионалов в сфере гуманного обращения с питомцами и просвещает людей на тему бездомных животных. Стать членом ассоциации может каждый, кто любит животных и чувствует в себе силы начать или продолжить помогать им.