В 2012 году Дарье Беляевой из Екатеринбурга поставили диагноз «шизотипическое расстройство». Она много лет боролась с заболеванием, но выписанные препараты не спасали ее от депрессивных эпизодов. После консультации с врачом-психиатром девушка решила попробовать новый препарат «Бупропион» — ингибитор обратного захвата норадреналина и дофамина. Остальные антидепрессанты воздействуют на серотониновые рецепторы, но депрессия также может развиваться из‑за недостатка дофамина.
В России «Бупропион» не продается, так как у него нет фармакологической регистрации, поэтому Дарья сделала заказ на сайте интернет-аптеки, где продаются оригинальные европейские лекарства с лицензией. 8 апреля 2019 года Дарья пошла на почту, чтобы забрать посылку, и ее арестовали. Против Дарьи было возбуждено уголовное дело по части 3 статьи 229.1 УК РФ «Контрабанда наркотических средств, психотропных веществ, их прекурсоров (прекурсор — вещество, участвующее в реакции, приводящей к образованию целевого вещества. — Прим. ред.) или аналогов, растений, содержащих наркотические средства». И хотя «Бупропиона» нет в списке запрещенных веществ, экспертиза сделала вывод, что это вещество является прекурсором эфедрона, запрещенного в России наркотического средства. Теперь девушке грозит срок от десяти до двадцати лет со штрафом до одного миллиона рублей.
В июле похожая история произошла с москвичкой Еленой Боголюбовой. У ее десятилетнего сына диагностировали болезнь Баттена — это тяжелое генетическое заболевание, при котором у ребенка случаются судорожные приступы, возникают нарушения интеллектуального и физического развития. Врачи порекомендовали женщине лекарство «Фризиум». Аналогов этого препарата в России нет, а купить его можно только через иностранные интернет-магазины. Елену, как и Дарью, сотрудники задержали на почте, когда женщина забирала посылку. Полицейские грозились возбудить уголовное дело по той же статье 229.1. Оказалось, что в составе препарата «Фризиум» есть клобазам, запрещенное в России вещество. Женщину отпустили домой, после того как вмешалась основательница фонда помощи хосписам «Вера» Нюта Федермессер. Через два дня стало известно, что полиция отказалась заводить дело.
Дарье Беляевой повезло гораздо меньше. В поддержку девушки уже выступили психоактивистки Катрин Ненашева, Саша Старость и активист Александр Дельфинов. Сама Дарья недавно обратилась за помощью на своей странице в фейсбуке.
Психиатр, руководитель проекта «Дело Пинеля» (разъясняет правовые вопросы оказания психиатрической помощи в России)
Какие лекарства нельзя ввозить в Россию?
Государство и закон не интересует, как называются вещества, которые ты ввозишь [в Россию], и для чего они. Им важно только, разрешено ли это вещество и какой оно структуры. Неправильно думать, что опасно привозить или заказывать любые иностранные лекарства. Чаще всего опасность заключается в том, что молекула, которая содержится в лекарственном препарате, структурно похожа на запрещенное вещество — как в случае с Беляевой. При этом лекарство может быть совершенно безобидным и вообще не иметь наркотического эффекта.
Например, «Бупропион», который заказала Дарья, в ходе экспертизы признали производным эфедрона, то есть наркотическим средством. Само понятие «производного вещества» было введено во многом, как я понимаю, в связи с борьбой с синтетическими каннабиноидами или спайсами, потому что их производители очень быстро меняли формулы, и наркоконтроль не успевал всех отслеживать. Поэтому запретили любые производные, но оказалось, что под это определение начали попадать лекарственные препараты. И это абсолютная погрешность системы.
Есть списки запрещенных наркотических и психотропных веществ. Но этими списками все не ограничивается — опять же, из‑за производных. «Бупропион» действительно структурно похож на наркотик, но является ли он при этом наркотиком? Нет.
Почему лекарства, разрешенные в Европе и США, запрещены у нас?
На самом деле они не запрещены, а не разрешены для ввоза, использования и продажи — это разные вещи. Лекарства, которые успешно используются за рубежом, в нашей стране могут быть просто не лицензированы. Самим фармкомпаниям может быть неинтересно заходить на рынок в определенную страну, потому что им кажется, что здесь аппарат не будет окупаться или лицензия будет стоить слишком дорого.
Самым громким делом о незарегистрированных лекарствах был случай Екатерины Конновой. Она купила в интернете микроклизмы с диазепамом для своего шестилетнего сына с церебральным параличом, атрезией пищевода (то есть его отсутствием. — Прим. ред.) и эпилепсией. А остаток препарата решила продать в интернете. Это лекарственная форма у нас не зарегистрирована, и ее нельзя купить, при этом сам диазепам как препарат существует. В отношении женщины возбудили дело по статье 228.1 УК. Как и в случае с Боголюбовой, за нее заступилось огромное количество людей, петицию в поддержку подписали более 280 тысяч человек — это был серьезный общественный резонанс, и дело прекратили.
А у запрещенных препаратов есть российская альтернатива?
Как правило, почти всегда есть аналоги, но чаще всего они менее эффективны. Получается, что мы ставим взрослых пациентов и родителей маленьких пациентов перед выбором: либо вы покупаете эффективный препарат за границей и, возможно, садитесь за это в тюрьму, либо лечитесь препаратами, которые вам практически не помогают, зато соблюдаете закон. Минздрав говорит нам, что есть еще масса других противоэпилептических препаратов. Это действительно так, но в каждом конкретном случае они обладают разной эффективностью.
Как понять, что препарат, который я хочу заказать, нелегален?
Сам по себе список производных от тех веществ, которые считаются запрещенными к обороту, исчисляется тысячами наименований и структур — это просто нереально запомнить. И уж тем более обычный человек никогда не сможет вычислить, похожа ли молекула его препарата на молекулу какого‑нибудь запрещенного вещества. А большинство даже не станет задумываться: они ведь всего лишь покупают лекарство. Даже многие специалисты в психиатрии не могут знать все вещества, структурно похожие на запрещенку. Это очень узкий вопрос.
Точно не нужно связываться с наркотическими анальгетиками: например, с производным морфина и препаратами бензодиазепинового ряда. Это вещества строгого оборота — есть угроза сесть еще и как распространитель. Вообще, лучше всего проверять, есть ли такие препараты у нас в стране, смотреть лицензию, искать похожие. И если их нет, то ввиду сложившейся практики лучше не рисковать. Особенно, если речь идет об антидепрессантах, снотворных, обезболивающих, транквилизаторах и противосудорожных препаратах.
Но в законодательстве есть лазейка. Такие препараты могут ввозить граждане других стран, если у них есть разрешение врача, рецепт или любая другая бумага, подтверждающая необходимость приема этого препарата. Поэтому в крайнем случае можно просить родственников или друзей.
Получается, законного способа получить лекарства нет?
Есть и законный способ, но он очень долгий: можно попросить разрешение на ввоз у Минздрава. Для этого нужно оформить электронную форму, собрать огромное количество документов. После этого собирается консилиум врачей федерального учреждения, в котором оказывается медицинская помощь конкретному пациенту, и этот консилиум решает, давать разрешение или нет.
Если меня задержали из‑за препарата, смогу ли я доказать, что лекарство было необходимо для лечения?
Достаточно факта ввоза, а цель мало интересует [правоохранительные органы]. Но есть несколько способов защититься. Ваш врач может выписать бумагу, что, по его мнению, вы нуждаетесь в этом препарате. Но врачи, как правило, не дают таких рекомендаций, иначе у них появляется вероятность стать подельниками — поэтому они чаще всего занимают отстраненную позицию. И у Беляевой тоже ведь были только устные рекомендации врача.
Еще можно сыграть на химической составляющей. Нужно доказывать, что этот препарат не является прямым производным наркотического вещества. Да, структурно похож, но производным не является. Даже в синтезе антидепрессанта «Бупропиона» наркотики не используются. То есть у них есть только структурная схожесть, но не химическая.
И все-таки настаивать, что препарат приобретался не с целью сбыта или наркотического употребления. Нужно требовать экспертизу и показывать, что от препарата нет эйфорического эффекта. Приглашать экспертов, которые подтвердят, что в случае Дарьи по международным стандартам такой препарат назначается. Подтверждать, что она нарушила закон, но при этом доказывать, что это было не злоумышленно, а значит, она заслуживает снисхождения.
По большому счету история Боголюбовой от случая Беляевой не отличается ничем — это все про одно и то же. Но за одну замолвили словечко и заступились, а за другую — нет. У Боголюбовой не нашли состава преступления: она вызывает больше сочувствия, она мать, у нее больной ребенок — я думаю, это тоже сыграло роль. В этом плане система очень несовершенна, поэтому есть смысл давить на какие‑то человеческие ценности и сочувствие.