Почему 70% россиян любят Сталина? Рассуждают социолог, историк, культуролог и журналист

В основном эта тенденция [рост популярности Сталина] связана с тем, что за последние 10 лет государство запустило массивную кампанию пропаганды патриотизма через тему Великой Отечественной войны. Мы можем видеть миллион книг и околоисторических художественных фильмов на эту тему. Еще 15–20 лет назад образ войны был связан у людей с такими именами, как Рокоссовский, Жуков, Конев и так далее. Сейчас же эти люди уходят на второй план, впереди становится имя Сталина.

Большинство людей никогда и не знали о репрессиях, голоде, экономическом упадке. Я работаю в музее истории ГУЛАГа, и к нам часто приходят люди, которые аббревиатуру «ГУЛАГ» слышат впервые. Это совершенно разные возрастные категории людей. Если заглянуть в учебники по истории старших классов, то вы увидите, что теме репрессий уделяется один или половина параграфа. И это преподносится как совершенно незначительное явление. Практически никогда не рассказывается о голоде 1932–1933 годов, о законодательной базе репрессий, не говоря уже о секретных спецоперациях НКВД, проведенных в 30-е годы.

История XX века — это история больших ошибок. Многие европейские государства нашли в себе силы признать свои ошибки и сделать все, чтобы никогда к этому не вернуться. А у нас не проводилось такой работы. Процесс десталинизации, который якобы был начат в хрущевские времена и запущен на 20-м съезде КПСС, кажется очень однобоким. Доклад комиссии Поспелова (П.Н. Поспелов — партийный деятель, возглавлявший комиссию по расследованию причин массовых репрессий. — Прим. ред.), который зачитывался на этом съезде в качестве обвиняемого заключения, говорит о репрессиях в кругу коммунистов, партийных людей, членов ЦК. А о репрессиях среди массового населения не говорится ни слова. Это, конечно, тоже откликнулось в массовом сознании — люди до сих пор думают, что репрессии охватили только верхушку власти.

В принципе, в результатах этого опроса ничего нового нет. Еще в 2008 году на российском телевидении была программа «Имя России», в которой люди выбирали наиболее значимых персоналий, связанных с Россией. Там только чудом не лидировал Сталин, пришлось, кажется, мухлевать с цифрами, чтоб он не победил. Так что это сталинолюбие — вполне давний тренд.

Не говоря о том, что сам вопрос «Левада-центра» манипулятивен. В нем зашиты «великие достижения» (один из вопросов «Левада-центра»: «Оправданы ли человеческие жертвы, которые понес советский народ в сталинскую эпоху, великими целями и результатами, которые были достигнуты в кратчайший срок?» — Прим.ред.). Давайте сначала мы решим, великие ли это были достижения. Все события, которые происходили при Сталине, стали возможными потому, что цена человеческой жизни была сведена к нулю. Сколько людей было положено на то, чтобы те или иные цели были достигнуты, абсолютно никого не интересовало. Вот, например, считаем ли мы Беломорканал (канал, соединяющий Белое море с Онежским озером; построен в 1931–1933 годах в рекордно короткий срок. — Прим. ред.) величайшим достижением? Считаем ли мы, что ужасный рабский труд людей, которых принуждали его строить, оправдан?

Мы никогда по-настоящему не поднимали эти вопросы. У нас не было настоящей широкомасштабной десталинизации. Вместо нее в головах штамп «Сталин войну выиграл». Да, этого не отнять. Но давайте посмотрим, что еще происходило. Репрессии, расстрелы, выселения целых народов. Давайте говорить об этом конкретно: в том числе в школе. Причем не теоретически, а через людей, через человеческие страдания, с которыми мы сегодняшние сможем себя соотнести. Тогда и возникнет трезвый взгляд на эту эпоху. А так все твердят: «Мы были великие и нас все боялись». А людям-то — нашим с вами бабушкам и прадедушкам — что с этого величия было?

При этом одна из самых влиятельных стран на свете — Великобритания — отказалась от всех своих колоний. Ее сила заключается в ее культуре, музыке, кино, технологиях и так далее. В современном мире влиятельность страны мерится этим. Поэтому если мы так хотим быть великой державой, нужно, как минимум, дать людям свободу развиваться, не отгораживаться от цивилизованного мира, а вливаться в него, пользоваться его достижениями и работать над своими. Тогда Сталин вообще перестанет быть частью современной повестки.

Первая основная причина того, что восприятие Сталина изменилось, — эта тема уходит из живой семейной памяти. Для людей, которые отвечают на вопросы сейчас, вся сталинская эпоха — это уже не пережитый их старшими близкими опыт, это глава из учебника, чаще всего из учебника плохого и плохо усвоенного, набор клише из телепередач. И у тех, кто не интересуется историей профессионально или в качестве хобби, заканчивается личное отношение к этим событиям. Массовые представления начинают базироваться на усвоенных мифах, как и о любой другой отдаленной эпохе.

У российского образованного слоя было две попытки рассказать правду о сталинизме: во время оттепели и во время перестройки. И обе эти попытки он провалил, сосредоточившись на смаковании несчастий верных партийцев и социально близких жертв, чьи страдания были и понятнее, и интереснее, чем весь объем народных бедствий, сопровождавший эту эпоху. Поэтому в памяти осталась победа в войне, которую подняла на щит пропаганда, плюс картина репрессий против элиты.

Конечно, это неправильная картина. Она не соответствует исторической правде. Но она осталась, и чтобы ее изменить сегодня, нужны какие‑то невероятные усилия, которые я бы назвала несоразмерными. Потому что обеспечить людей личным отношением к тому, что происходило за пределами их семейной памяти, — мероприятие очень затратное, не факт, что нужное, и не факт, что вообще реальное в век интернета. Время упущено.

Сейчас важно уже не то, насколько плохо люди знают историю, правильно ли представляют себе реального Сталина, а то, какие ценности выражают те, кто выбирает «положительные» ответы в этих опросах.

Тут дело не только в политическом режиме России, крайне неэффективной и непорядочной государственной власти, которая лезет всем не только в карман, но и в душу, мешает жить и достигать своих личных жизненных целей. Сегодня такая тенденция: весь развитый мир недоволен своими элитами, и российское общество приближается к такому же состоянию — мы недовольны, начинаем хотеть перемен, и мы готовы на достаточно шокирующие жесты, чтобы это недовольство продемонстрировать. Во Франции желтые жилеты бегают, в Америке голосуют за Трампа, а у нас вот расчехляют Сталина. Большинство из тех, кто это делает, не хочет, чтобы наше правительство развязало большую войну или устроило голод в деревне, не хочет, чтобы их арестовывали за опоздание на работу. Они желают борьбы с коррупцией, более эффективного управления, больше социальной справедливости. Это не людоедские ценности, обычная умеренно-государственническая программа. Жаль, конечно, что ее символом для изрядного процента людей стала такая негативная историческая фигура, но пусть это будет самой большой из наших проблем.

Очень верно говорят эксперты, которые полагают: многие сограждане считают «уважение к Сталину» новой социальной нормой. Если оценивать результаты опроса «Левада-центра» только по цифрам, то не стоит считать их сенсацией. Здесь мы имеем дело с возвращением феномена, который существовал еще в 1970-е годы и может быть назван «низовым сталинизмом». Тогда социологи не могли говорить о нем публично, а в самиздате писал диссидент Виктор Сокирко (инженер, экономист, участник правозащитного движения в СССР; за деятельность в самиздатских проектах был осужден на три года лишения свободы условно — Прим. ред.). Он уже тогда заметил, что в ситуации экономического и социального кризиса 1970-х годов у многих людей нарастало чувство отчуждения от социальных институтов, так что Сталин стал мифологизироваться как сугубо компенсаторная фигура. Не критически настроенные люди говорили тогда, что при Сталине «был порядок» — то есть уже тогда Сталин становился абсолютно вымышленной фигурой, которая компенсировала современные на тот момент нехватки. Привлекательный образ вождя был поддержан тем культом Победы, который начало создавать начальство времен Брежнева, начиная с ее 20-летия в 1965 году.

Сейчас общество выходит из той ситуации, которую политологи назвали «крымским консенсусом». После аннексии Крыма, вторжения в Восточную Украину, вовлечения в гражданскую войну в Сирии в России резко возрос уровень поддержки власти. Но потом он начал снижаться.

Окончательно ситуация стала восприниматься как депрессивная и безвыходная после начала пенсионной реформы и «мусорного кризиса». Из‑за этого в обществе усилился запрос на компенсаторную фигуру — и, увы, такой фигурой в глазах многих стал Сталин, но, повторюсь, это не реальный диктатор, виновный в смерти миллионов советских людей и повседневных унижениях для большинства оставшихся в живых, а воображаемый символический отец, каким Сталин изображался в советской пропаганде 1930–1940-х годов и контрабандой в низовой мифологии 1970-х.

Сталин сегодня — это псевдоним для культа чрезвычайного положения и сверхчеловечески сильного государства. Росту популярности диктатора способствует и склонность властей держать нынешнее общество в состоянии психологического (не юридического) чрезвычайного положения: дескать, в окружении врагов государству должно быть все позволено. Впрочем, сегодня в голове у одного и того же человека теперь могут вполне совмещаться протест против конкретных решений местного начальства, общее знание о Большом терроре и уважение к вождю. Но такое «уважение» в любом случае подрывает способность граждан сожалеть о жертвах государственного насилия и мешает понимать, как действовать, чтобы такое насилие не повторялось в будущем.