«Я ел кусочек чего‑нибудь и сразу вставал на весы»: история мужчины, победившего анорексию

Со старших классов и до 25 лет мой вес почти не менялся: при росте 179 сантиметров я весил 68 килограмм. В школе я был непопулярным ребенком: неуклюжий, не лучше всех одетый, не считающий себя привлекательным. Я был очень спокойным домашним мальчиком, много читал, а моими лучшими друзьями были книги и бутерброды. В 17 лет я переехал в Киев, чтобы учиться в университете, затем в Питер — жил там четыре года. В один момент все стало как‑то не очень — и с личной жизнью, и с работой. Я решил поехать в Таиланд, а потом остался там жить, работал в туристической сфере. В этой стране и случился мой отказ от еды.  

Психологи говорят, что если человек резко худеет, он как бы кричит: «Я хочу быть ребенком, пожалейте меня, мне нужно внимание». Отчасти именно поэтому я заболел анорексией. Из‑за того, что я рано уехал из дома, у меня был постоянный дефицит внимания и заботы. Мы могли по месяцу-полтора не созваниваться с родителями. Я отторгал общение с ними, потому что понимал — со мной что‑то происходит: расстраивать их я не хотел, но в то же время мне было безумно нужно, чтобы они были рядом. Другой момент — эта эстетика, красота, которую навязывают, и я осознанно или неосознанно пытался показать, что я другой.

Анорексия приходит постепенно. В общей сложности я болел около трех лет, но процесс запускания начался раньше, он продолжался где‑то два года. Сначала я просто ел меньше. Потом, более-менее обустроившись в Таиланде, отказался от риса и хлеба, ограничил себя в сладком. Стал есть овощи и фрукты, но потом отказался и от них. Пил много зеленого чая. Был период, когда я ел рыбу и японские супчики, но потом стал вегетарианцем. В итоге попал в больницу из‑за низкого гемоглобина, где мне сказали: «Если хочешь стать вегетарианцем, найми себе хорошего диетолога». На пике болезни я только пил — кофе и зеленый чай. Иногда ел острое мясо: мне казалось, что от острой еды ничего не будет. Еще я принимал тайские таблетки для похудения — черный перец в капсулах.  Если я принимал какую‑то пищу, сразу запивал ее горстью этих таблеток.

Анорексия — медленное самоубийство, когда ты уходишь постепенно. В принципе любые зависимости — это уход. А во время анорексии ты зависим от своего внешнего вида, у тебя появляются зрительные галлюцинации — когда ты смотришь на себя в зеркало и думаешь, что как‑то всего в тебе много, нужно худеть еще. Ты неадекватен в восприятии себя. Не оцениваешь себя здраво и трезво, у тебя идея фикс — как можно меньшее количество килограммов. Ты романтизируешь эту цель и не думаешь, что это финал, конечная точка.

Первые месяцы у меня были срывы: я заходил в магазин, покупал чипсы, майонез, азиатские пельмени, запихивал в себя это. После этого возникало чувство вины: я шел в туалет и вызывал у себя рвоту. Были состояния, когда я думал: «Все, больше не могу, пойду в «Макдоналдс» и съем бургер и картошку». Чтобы этого не произошло, я выкладывал свои фотографии в паблики в «ВКонтакте», посвященные анорексии, и писал: «Друзья, нужна поддержка: кажется, сорвусь». Мне начинали отвечать, мол, ты такой хороший, надо держаться.

Переломным моментом стал приезд родителей. Мама и папа прилетели в Таиланд на месяц, а у меня в тот момент был почти минимальный вес за все время — 44 килограмма. К тому моменту мы не виделись уже года два. При встрече родители сделали вид, что ничего не заметили. Но на следующий день мама сказала, что папа, увидев меня, был в шоке и хотел вызвать скорую, так как я не выглядел здорово ни эмоционально, ни физически. Тогда я понял, что моя анорексия может закончиться плачевно, и представил, каково будет моим родственникам и близким, если я умру.

Пока родители были в Таиланде, я начал есть более-менее нормально, стал эмоционально лучше себя чувствовать. Потом они уехали, и через три-четыре дня после этого мне стало очень тяжело. Пошел второй виток анорексии: снова полный отказ от еды, еще меньший вес. Это длилось несколько месяцев, от родителей я все скрывал.

Однажды я осознал, что мне тяжело даже вставать: хочется лежать и смотреть в потолок. Я решил вернуться на Украину, потому что начал понимать — дальше просто не смогу. Тогда же, как мне кажется, моя одержимость весом перешла в одержимость проектом, который в Таиланде реализовать было невозможно. Я постоянно о нем думал. Возможно, это помогло мне понять, что надо потихоньку выходить из болезни.

Я начал постепенно приходить в себя: сначала стал пить воду и сок, потом принимать растительную протертую еду, витамины. Ел часто и маленькими порциями. Через месяц я начал питаться уже гораздо лучше. Единственное, я не ел картофель и сдобу, пока не вернулся на Украину: у меня был внутренний страх, что мне будет больно.

Перестраиваться было очень тяжело — боли от приема пищи, психологические боли. По ночам я ездил на мотоцикле вокруг города, потому что спать было невозможно. Иногда я был готов сорваться, ведь я шел к этому весу достаточно долго и со страданиями, а тут снова начал его набирать, хотя уже понимал, что это ненормально. Тогда же я общался с психологом, которая меня поддерживала. Мы обсуждали первопричины, и мне становилось лучше. Так я потихоньку выздоравливал.

1 сентября 2014 года я съел эти злосчастные пельмени, а уже 25 декабря прилетел в Киев и окончательно пришел в себя. За полгода я набрал вес где‑то до 55 или 60 килограмм. Сейчас я вешу около 60 кг. И многие до сих пор говорят, что я достаточно худой, но это выглядит более-менее нормально.

В Киеве я снял пирсинг, отрастил волосы, потому что это перестало быть каким‑то фетишем для меня, источником наслаждения и удовольствия, а по сути просто криком: «Посмотрите на меня, я другой». Ты взрослеешь и меняешься, и в кричащей фриковатости уже нет надобности. Сейчас мне было бы некомфортно с крашеными волосами, в яркой футболке и невообразимых джинсах.

Я не пошел к врачу по нескольким причинам. Во-первых, у меня не было страховки, а в Таиланде очень дорогая медицина. Во-вторых, я понимал, что если не справлюсь с анорексией сам, за меня это не сделает никто. На самом деле люди, которые заболевают анорексией, обладают железной силой воли: заставить себя отказаться от еды, одной из базовых потребностей, и делать это регулярно может только человек со стержнем. Ведь организм начинает бастовать, психика не выдерживает, а ты продолжаешь голодать. Такая же сила воли нужна, чтобы выйти из этого состояния. Хотя без помощи врача с анорексией справиться сложно.

Я думаю, где бы я ни остался, все равно бы заболел: в Питере, Киеве, Одессе, Бангкоке. В Таиланде меня это, возможно, и спасло: там нет зимы, очень мягкий климат, высокая влажность, много фруктов, морепродуктов и овощей, с которых я начал свой выход из анорексии.

В Таиланде я работал ведущим, гидом, организатором. Мои коллеги, тайцы, в глаза мне ничего не говорили, а русскоговорящие ребята пытались что‑то сказать, но я не слушал. На пике обострения я вообще сидел дома, смотрел кино, мне не хотелось ни с кем общаться. Туристы, с которыми я работал, тоже молчали: ты едешь с ними на двухдневную экскурсию, а для них вся страна — экзотика. Буддийские монахи, храмы, архитектура, улыбающиеся тайцы — и ты, такой эльф. Я был для них элементом интерьера, экзотикой. Многие думали, что я таец. Иногда я рассказывал истории, что моя мама — тайка, а отец — европеец. Туристов это приводило в восторг. В Таиланде любой внешний вид, в принципе, нормален.

Родители с пониманием относились к тому, что со мной происходит. Я осознавал, что если иду на войну со своим заболеванием, то мне нужна поддержка семьи. Но некоторые близкие люди от меня отвернулись: кто‑то пытался со мной поговорить, но в этом состоянии я никого не слышал. Сколько ни тверди наркоману, что он себя убивает, ты его не убедишь, пока он не поймет этого сам. Некоторые друзья думали, что я болен раком, принимаю наркотики или нахожусь в секте. Кто‑то просто молчал. Но я и не трубил об анорексии на каждом шагу. Я выглядел ненормально, но в социальной жизни пытался вести себя нормально. Когда мы собирались с друзьями, я мог что‑то съесть, а наедине с собой пил только зеленый чай, еще мог съесть кусочек чего‑нибудь и после этого сразу встать на весы.

За время анорексии у меня не было романтических отношений. На физиологическом уровне безумно снижается либидо, секса не хочется вообще. Кроме того, у меня было не так много сил, чтобы о чем‑то таком мечтать, искать любовных приключений. Еще ты настолько упиваешься своим состоянием, тебе настолько хорошо в одиночестве, что не хочется ничего. Мне хватало самого себя в собственном мире с его особыми правилами, новыми законами, другими стандартами красоты. И кого‑то пускать в него не хотелось. У меня была комната, я называл ее «пещера». Я покупал всякие сувениры и расставлял их по этой комнате, распечатал почти тысячу фотографий из интернета и оклеил ими все стены. Над моей кроватью висел палантин, а на нем лежала куча мягких подушек; окна были заклеены картоном, из‑за этого было постоянно темно, а единственным источником света были гирлянды. Ты строишь внутренний мирок и адаптируешь под него внешний, а романтика может все разрушить.

Есть стигма, что анорексия — это женская болезнь, она считается очень «не маскулинным» заболеванием. Анорексия у многих ассоциируется с модельным бизнесом, а там в основном девочки, и складывается такой стереотип: если у мужчины анорексия, то он либо гомосексуал, либо какой‑то фрик, а настоящие мужчины анорексией не болеют.

Где‑то полгода назад я опубликовал в фейсбуке пост про свою анорексию. Я считаю это моментом полного выздоровления и освобождения, несмотря на то что после пика болезни прошло много лет — и я уже четыре года живу на Украине. Мне было ужасно страшно писать этот текст и выкладывать его. Долго сидел, потом подумал: «Будь что будет», — и выложил. Вечером мне пишут: «Никита, что произошло?» У меня есть две знакомые, которые после поста написали мне, что тоже лечились от анорексии, мы обсуждали это с ними, и я понял, что не один.  

Я считаю, что если бы у меня не было этого заболевания, я бы был хуже. Когда ты болеешь анорексией, ты борешься с собой, с окружающим миром, с природой, и если ты побеждаешь, это дает тебе сил. Для того чтобы вытащить себя из этого состояния, мне надо было подойти к грани, понять, что еще немного времени — и меня не будет. Чтобы начать ценить жизнь, мне необходимо было вплотную приблизиться к смерти. Я подозреваю, что если произойдет какая‑нибудь очень стрессовая ситуация, анорексия может возвратиться. Но, думаю, это маловероятно. Ведь я хорошо помню, каково выходить из анорексии. Когда я думаю, что у меня в жизни что‑то не очень, вспоминаю, как это было, и понимаю, что могу справиться со всеми проблемами.

Тема мужской анорексии очень мало изучена, потому что она распространена сильно меньше, чем женская. Если процент женщин, заболевших анорексией, колеблется от 1 до 4%, то в случае мужчин — это около 0,3%. Есть много идей, почему мужчины реже болеют анорексией. Например, в современном патриархальном обществе женщине предъявляется больше требований к внешности. Из‑за этого сложно представить себе мальчика, который переживает, что у него бедра недостаточно круглые или грудь чересчур большая: такое бывает, но очень редко.

За 10 лет работы психиатром я встречал только два случая мужской анорексии. В первом случае она была нетипичная, потому что у мальчика развивалась шизофрения. У него были бредовые идеи, что еда отравлена, тело нужно истязать. Ко мне его привезла скорая помощь, там было уже критическое состояние. А второй мальчик — ему было 16 лет — был очень зациклен на своем весе, на том, как он выглядит, и он усиленно пытался похудеть: вызывал рвоту, применял слабительные. На проблему обратил внимание учитель по физкультуре, когда ребята сдавали норматив по приседаниям, и мальчик не смог присесть ни разу. Тренер снял очки и понял, что там не мальчик, а спичка. Родители мальчика забеспокоились, стали водить его по врачам, потом он оказался у меня.

Одна из причин анорексии, в том числе и мужской, — отношения с родителями. С одной стороны, родители не хотят, чтобы мальчик взрослел, но с другой, требуют от него самостоятельности, чтобы он решал свои проблемы без чьей-либо помощи. Получается, что у человека нет выбора — он взрослеет, ему нельзя оставаться ребенком, и анорексия здесь такой печальный, болезненный выход, который может даже привести к суициду.

Анорексия часто развивается и как последствие сексуального абьюза. Это чаще относится к девочкам, но над мальчиками тоже совершают насилие, и об этом сейчас стали больше говорить, хотя масштабы проблемы до конца не изучены. Еще анорексия может развиться, когда мужчина начинает активно заниматься спортом и не в силах остановиться. Пытается нарастить мышечную массу самыми странными способами — приемом гормонов, соблюдением странных диет, вредящих организму.

Человека заставляет обращаться к психотерапевту осознание того, что у него есть проблема, он не может с ней справиться и ему нужна помощь специалиста. Вот это понимание очень тяжело дается мужчинам, потому что им предъявляют требования, что мужчина должен быть сильный, сам все преодолевать и со всем справляться, говорят «соберись, тряпка», «не плачь», «крепись». Ну и поход к психотерапевту у нас стигматизирован, мужчина думает: «Неужали я, такой взрослый и образованный, обращусь к доктору, а он жизни меня будет учить».

Когда я работал в государственной психиатрической больнице в отделении неврозов, у нас было 12 палат, и только в двух из них лежали мужчины. Женщины чаще обращаются к психотерапевту, а мужчины чаще спиваются. Поэтому, например, в наркологическом отделении большинство пациентов — мужчины.

Проявляется анорексия и у женщин, и у мужчин в принципе одинаково: недовольство своим телом и тем, как выглядит заболевший, попытки похудеть, вызывание рвоты. Одно из немногих отличий — в связи с гормональными изменениями у женщин пропадает менструация, а у мужчин может измениться состав эякулята, когда сперматозоиды становятся нежизнеспособными.

Несмотря на разное телосложение мужчин и женщин, по мужчине можно сказать, что у него анорексия, то есть это не просто субтильный мальчик с худыми ручками и ножками, а человек с серьезным расстройством, которое специалист сразу заметит. Выход из анорексии и для мужчины, и для женщины одинаково сложный, это связано с самой структурой заболевания. В обоих случаях нужна длительная психотерапия.