«Мои дети и мужья — это работы и команда»: история Александры Weld Queen, королевы сварки

В 2007 году я стала искать способ выражать свои мысли. Я пробовала живопись, но достаточно быстро поняла, что мне не хватает объема. Тогда я начала думать о работе с металлом и пришла к выводу, что это очень хорошее решение: сварка позволяет делать работы, доступные людям для использования и контакта, ставить скульптуры на улице, где они выживут вне зависимости от того, что с ними будут делать окружающие. Мне нравится, когда люди создают с моими работами персональный диалог.

Меня учил мой отец, он конструктор, сварщик и инженер. Я пришла к нему и сказала: «Хочу делать светильники с подсветкой — научи». Он очень удивился, но помог, и мы вместе делали первые работы. В 2010 году я получила профессиональное сварочное образование, училась в московском Политехническом колледже № 31 на электрогазосварщика. Я с удовольствием осваивала материал, который мне давали, и по своей инициативе окончила еще и слесарный курс.

Я чувствовала себя комфортно в колледже, несмотря на то что там почти не было девушек, а я была старше одногруппников. Не считала и не считаю, что между нами есть огромная разница. Да, мы разделены на гендеры, но мы все имеем право на любое образование: я имею право как человек, не как женщина, делать то, что я хочу.

В 2015 году, когда мне было 30 лет, я придумала псевдоним Weld Queen (в переводе с английского — «сварочная королева». — Прим. ред.). Моя жизнь до этого момента была очень насыщенной: я была горнолыжницей, дайвером, охотником, я рыбачила и путешествовала. Жизнь той Александры была клевая, но сейчас я Weld Queen. Думаю, в паспорте я скоро поменяю фамилию на псевдоним: та, что в документах, не соотносится со мной как с художником.

Тогда же, в 30 лет, я поняла, что должна заниматься сваркой и что это тот путь, по которому я должна идти. Я ушла с работы, так как понимала: если буду отвлекаться, не смогу делать скульптуры. Какое‑то время я подрабатывала, но через полтора года у меня начали покупать скульптуры, и я уволилась насовсем. Летом 2016 года с одними плоскогубцами я переехала в мастерскую — тогда еще практически заброшенное помещение. Сейчас это мой замок: в нем два этажа, две спальни, кухня, санузел и рабочие зоны.

Я пошла в банк и взяла полтора миллиона рублей в кредит. Позвала ребят-помощников, купила оборудование. Эти деньги мы потратили за четыре месяца — на скульптуры и ремонт. В это же время я выплачивала некоторые другие кредиты, а потом у меня внезапно купили скульптуру, это спасло меня еще на два месяца. После этого у меня заказывают следующую скульптуру: я делаю ее полгода и как‑то живу дальнейшие еще полгода. Потом деньги опять заканчиваются. Периодически у меня покупают мастер-классы. После продажи одной скульптуры я закрыла долг в 2,5 миллиона рублей. В итоге вышла в ноль через два с половиной года творчества.

Недавно деньги снова закончились, и я взяла в кредит два миллиона, чтобы завершить скульптуру, поехать весной в Европу, а летом — в США на Burning Man. Мастерская, моя команда, перформансы и скульптуры очень затратны. На них уходит 300–500 тысяч в месяц, а я ведь три года не занимаюсь ничем, кроме этого. Конечно, мне бывает морально сложно, когда вот уже завтра нечем платить за аренду или не на что купить арматуру.

Я работаю все время, пока не сплю. Когда хожу куда‑то (например, в кино с друзьями), думаю о своих проектах. Мне достаточно провести два-три дня с мамой, чтобы отдохнуть.

Моя первая выставка была с Андреем Бартеневым. С ним нас познакомил телеканал «Москва-24», снимавший сюжет о «Ночи музеев». У Андрея были день рождения и большая выставка, и я решила подарить ему скульптуру «Конь-Агонь» — это все сняло телевидение. А через три месяца у Андрея снова была выставка, и он пригласил меня в ней участвовать. Там со мной познакомился Слава Полунин: предложил поехать к нему в резиденцию во Францию. Там я три недели делала скульптуру «Кресло для совместных витаний в облаках». Теперь в России меня узнают, мои работы выставляются в галереях, музеях, на ярмарках, в парках и общественных пространствах. Я уже думаю выставляться за рубежом.

В чем красота металла? Ты приезжаешь на металлобазу — по размеру она как железнодорожный вокзал, — и везде лежат многотонные кучи металла. Там достаточно холодно, пахнет маслом и металлической стружкой. Ты идешь между коридорами из арматуры и чувствуешь счастье — как будто прямо сейчас дует морской бриз, кричат чайки, а ты попиваешь свежевыжатый сок. Вот у меня такое ощущение. В металле я вижу огромный потенциал. Эта мощь красива, она легка и элегантна.

Идеи скульптур приходят ко мне как готовые образы, в неожиданное время. Я их записываю и зарисовываю, размышляю, что они значат для меня и почему они пришли. Я ничего специально не выдумываю: жизнь идет, и я ей доверяю. Так появилась скульптура «Братья», которая стоит в парке в Липецкой области: я просто представила ангелов, стоявших в хороводе, их было семь штук, я поняла, что они клевые, и когда я делала эту работу, ощущала, что могу встать восьмой и замкнуть этот хоровод.

Елка, которую я делала в творческом индустриальном кластере «Октава» в Туле, — это часть моего образовательного проекта. В 2016 году я придумала профессиональную сварочную программу, где с помощью искусства люди осваивают эту профессию. Я создала техническую базу для сварочных мастер-классов, выступила на VK Fest и Geek Picnic, а в «Октаве» мне очень понравилась ее индустриальная тематика. Мне пришла идея сделать елку, которую люди смогли бы сами нарядить и понять, что с помощью их идей и труда можно создать совместный объект. Это милая история с индустриальным характером. Я задала ей форму: создала рифленую елку в виде треугольников из арматуры, а во время мастер-классов люди приваривали к ней игрушку, которую создали с нашей помощью. Мне очень понравилась фигурка то ли кита, то ли вертолета, а также тридцатисантиметровое металлическое «бла-бла-бла».

Создание скульптур занимает разное время — от месяца до полугода. Вот уже седьмой месяц мы делаем трехметровую скульптуру из нержавеющей стали «Мать», и до конца еще далеко. Сначала создается эскиз или пластилиновая модель, потом она дорабатывается с мельчайшими подробностями, и я решаю, кто и в какой последовательности будет ей заниматься. Варить, то есть физически работать над скульптурой, — один из самых простых процессов, в этот момент я могу отдохнуть и расслабиться.

Я люблю понятие «можно». Можно быть частью искусства, когда человек своей идентичностью наполняет скульптуру, когда сидит на ней или трогает ее. За этими скульптурами люди чувствуют мощь, им приятно подпитываться подобными источниками энергии и вдохновляться ими.

Прежде всего я художница, а не сварщица. Сварка — всего лишь способ, чтобы выразить свои художественные идеи.

Сегодня художник не просто человек, который сидит и пишет картины. Очень много художников так и делают, они абсолютно не хотят заниматься ничем, кроме творчества. Это прекрасно, я мечтаю об этом, я бы просто закрылась в мастерской и никуда бы не ходила — и пусть мне в дверь засовывают арматуру, сварочное оборудование, ткань и еду, а еще периодически делают массаж. Но в современном мире, чтобы показать свои работы и где‑то их выставить, надо крутиться. А люди думают, что это бесконечная радуга.

Я решаю задачу производства полностью самостоятельно. У меня есть команда, мастерская, оборудование. В последнее время я занимаюсь организацией всего этого процесса, который забирает огромное количество сил: купить материалы, для того чтобы получить ту степень шлифовки, которая мне нужна; впереди перформанс — нужно шить платье, поэтому нужно купить ткань, выбрать ленты, поехать к портнихе, объяснить, как это будет выглядеть; если вечером ехать на выставку, на нее надо надеть свой костюм, сделать макияж и прическу, общаться с кучей людей, всех любить и радоваться — в общем, жить как художник. Еще есть сайт и соцсети. К счастью, часть этой работы делает моя ассистентка.

Первый мой костюм был вдохновлен маской, в которой я работала на тот момент. Я увидела в ней кокошник, и тогда мне пришла идея создать традиционное русское сварочное платье. Я считаю, что труд — основа созидания, и в своем костюме мне хотелось показать образ русской женщины — сильной и смелой. Платье я делала во Франции, портные пошили его по моим эскизам, потом, вспоминая свои труды в школе, я вышивала и декорировала его. Когда я вышла в нем в свет, подумала: «Как же круто!» Сейчас у меня около 10 костюмов.

Спортивный сварочный костюм — прекрасный образ, идея которого пришла ко мне в 2017 году на профессиональной сварочной выставке «Weldex». Там каждый год собирается много мужчин, которые смотрят на разное сварочное оборудование. А я там проводила мастер-класс. В конце дня ко мне подошел простой парень из региона, немного подшофе, и сказал: «Саша, ты такая молодец. Я сварщик, ты сварщик. Я вот сварщик четвертого разряда, а ты третьего, но это неважно». Повторил он это мне на ухо раз 10 или 15, ну а я не пыталась его остановить. На следующее утро я проснулась в пять утра от того, что не могу спать. И тут меня осеняет: я вижу себя в спортивном сварочном костюме с авоськой из арматуры, а в авоське — семки и пивасик, и я такая крутая девчуля. Этот костюм вместе с авоськой был готов уже через две недели. И в таком образе я пошла на «Винзавод», лузгала там семки, предлагала всем пива — в общем, вела себя как «свой пацан».

Самым прикольным местом, где я делала этот перформанс, был модный показ в фитнес-клубе в Монако — там было очень много русских. Красивые девушки в платьях ходили по подиуму прямо в спортзале, и я позади них пила пиво (безалкогольное, но никто этого не знал) и лузгала семки. Естественно, организаторы знали обо мне, но для публики я была странной женщиной-быдлом.

Позже он понял, что это перформанс, и начал нормально общаться, но был сам факт, что в человеке высвободилось то не самое культурное, то, чего мы стесняемся. Потом, когда девушка-организатор вышла меня представить, я рядом с ней села на корты. И я вижу, что этой девушке не очень удобно, ведь мы в элитном окружении в Монако, с кучей людей, которые пытаются абстрагироваться от русской культуры, а я провоцирую обратное.

Мои костюмы шьет профессиональная портниха, которая умеет обращаться с огнеупорным брезентом — сложным материалом, похожим на плотную джинсу. Не каждая швея за это берется. Иногда я пользуюсь услугой художника по костюмам, которому я объясняю, чего хочу, как это должно выглядеть и какой эффект создавать, а он рисует варианты. Некоторые эскизы создаю сама. Во всех моих костюмах можно варить — даже в платьях. Например, на вечернее сварочное платье с открытыми плечами я надеваю брезентовое болеро.

Перформансы «Монархия» и «Ограниченная монархия» — самые важные из всех, что я делала. Они открывают серию перформансов, связанных с телесностью, гендером и поиском своего «я». В «Монархии» я была в королевском сварочном платье и клетке — это такой объект, который я носила на своих плечах и голове, то есть моя голова была в клетке, и клетка отгораживала меня от всех, кто находился снаружи. Меня защищали два гвардейца с щитами, сделанными из арматуры, чем‑то они напоминали омоновские. Это обычная монархическая история — чем выше человек по статусу, тем больше он беспокоится о безопасности своего тела, одновременно изолируя себя от окружающего мира. В «Ограниченной монархии» я снимаю с себя роль монарха и оставляю свое тело как музейный экспонат. Два с половиной часа я неподвижно стою в телесном комбинезоне, такая, как есть, со всеми недостатками и достоинствами, а рядом «стоит» моя роль — платье с клеткой.

Эти два перформанса забирают огромные психологические и физические силы. После них я целый день лежу — мне сложно ходить и вообще двигаться. Но после них я становлюсь лучше, они развивают меня как личность и как художника. Побыв день монархом, ты возвращаешься в реальность — и вдруг гвардейцев нет рядом, ты понимаешь, что это была всего лишь игра. Возможно, и твоя жизнь всего лишь игра?

Когда я была экспонатом в «Ограниченной монархии», то наблюдала за реакцией людей. Они понимали, что я живая и все слышу, но не относились ко мне как к части их пространства. И говорили: «Ой, а что это у нее такая попа и сиськи, и тут она жирновата, ей бы в спортзал». Ты отдаешь свое тело на растерзание толпе и понимаешь, какие у людей идеалы и параметры мышления. Но ведь невозможно всем нравиться, что мне теперь — плакать из‑за этого? Главное, что после моих работ многие начинают размышлять, думать, почему им симпатична скульптура или нет.

Я поддерживаю «Российское сварочное сообщество» (в их группе в «ВКонтакте» более 70 тысяч подписчиков со всей России и СНГ). Когда я только пришла в эту группу модератором, некоторые подписчики отнеслись ко мне странно, говорили, что я должна как женщина делать что‑то, по их мнению, «женское». А потом, когда люди поняли, что я не пытаюсь отобрать у них хлеб и занять их место на заводе, как‑то конкурировать с ними, стали интересоваться моим творчеством и наблюдать за ним.

Мужчины — профессиональные сварщики иногда смотрят на мои скульптуры и критикуют: мол, у тебя шов тут не очень качественный, норму бы не прошла. А я всего лишь сварщик третьего разряда из шести — это довольно низкая квалификация. Тогда мне хочется им сказать: «Уважаемые мужчины, конечно, вы более профессиональные сварщики, чем я, вы маги и монстры. Я не претендую — у меня другие задачи, поймите». Они относятся к скульптурам как к изделию, хотя я тоже очень требовательна к качеству своих работ. Это мои детища, я не могу сделать их плохо.

Все кому не лень считают себя обязанными сказать: «Ой, тебе 33 года, а ты не замужем». А я отвечаю, что мои дети и мужья — это мои работы и команда. Если у меня будут муж и дети, окей, здорово, но я считаю, что всему свое время. Пока я вижу своей целью и первоочередной задачей искусство. Я также знаю, что в мире есть миллионы женщин, которые лучше справятся с задачей быть матерью. И хочется сказать: дорогие женщины, вы можете быть кем хотите и чувствовать себя прекрасно.

Я не считаю себя феминисткой в том смысле, который вкладывают в него сейчас. Конечно, благодаря феминизму мир изменился, женщины кровью и потом отвоевали наши права, но теперь времена другие — больше никому не нужно доказывать, что ты имеешь право быть равной. Нужно просто быть равной.

Я очень благодарна своим родителям за поддержку: они понимают, что если я что‑то делаю, только так и нужно делать. Они говорят: «Ты сумасшедшая, но по-другому не можешь, так что жги».