— Как вышло, что рэп-опера, которую делали много разных людей, превратилась в лично твой альбом?
— Это изначально называлось «Noize MCʼs Hip-Hopera». Основную часть материала писал я, привлекая некоторых соавторов для работы над конкретными сценами. В таком виде все и осталось, только моих песен стало больше. Потому что то, что на сцене выглядело абсолютно органично, будучи подкрепленным диалогами и актерской игрой, в аудиоформате переставало работать. Потребовалось довольно много дополнительных композиций. Что-то я поменял, что-то выкинул. Моего материала стало еще больше. Мы долго думали, как это подать, но решили пойти самым простым с точки зрения маркетинга способом.
— Сначала эта опера появилась как рекламный проект какого-то бренда.
— Да. Нам отдали на растерзание первую советскую рок-оперу «Орфей и Эвридика». И предполагалась постановка, все расходы на которую этот бренд покрывал. Я расценил это как прекрасное белое полотно, на котором срочно нужно что-то неистово рисовать.
— Зачем вообще тебе это было нужно?
— Туда удалось вложить очень много смыслов, переживаний, связанных и с моей личной историей, и с артистической. И все это происходит на вымышленном сетапе. Это значит больше творческой свободы, больше новых красок, это огромный новый опыт и творческий вызов. Меня всегда увлекал сторителлинг как метод; я люблю прибегать к олицетворению в текстах и строить рассказ от первого лица, что само по себе — норма для рэпа, но, как правило, в хип-хопе этим самым первым лицом является сам артист, а мне всегда хотелось играть с этим моментом как-то, писать от лица разных персонажей.
Помню забавное критическое замечание, когда десять лет назад вышел мой дебютник «The Greatest Hits Vol. 1»: «Я не могу слушать этот альбом — там как будто поют двадцать разных людей!» В каком-то смысле этот проект обобщает весь мой накопленный скилл в данной области. А корнями все это уходит в онлайн-баттлы Hip-Hop.Ru — и в плане подхода к драматургии, и в плане дисциплины, которая понадобилась, чтобы довести дело до конца, и Маэстро Эйсид с Репаком тут тоже оказались не просто так. Плюс ко всему это для меня и моей команды музыкальный эксперимент: саунд здесь совершенно нетипичный для Noize MC, хотя главный саунд-продюсер проекта — Кирилл Борисов, работавший с нами над альбомами «Protivo Gunz», «Hard Reboot 3.0» и «Царь горы».
— Слушатели будут узнавать: в этой песне Нойз на самом деле рассказывает о таком-то случае из своей жизни?
— 90% этих предположений окажутся неверными. Этот клубок не так просто распутать для человека, который не знает меня лично. Но близкие люди досконально поймут, о чем речь. Там много меня — там я в основном.
Когда я понял, что сейчас буду делать хипхоперу, я, как любой рэпер, начал с начала — сочинил репрезент главного героя. Разослал это всем на имейл, в том числе своей жене. Она, даже не слушая, как это звучит, просто прочитав текст, сказала мне: «Ваня, что это за говно? Это не смешно, в этом вообще ничего нет, это ни рыба, ни мясо». Я призадумался. И обобщив ее претензии, написал следующую песню. Это был первый триггер, с которого вообще все завертелось. Так стало понятно, что есть драма Орфея, который забрел не туда, и его музы, которая говорит ему об этом. Дальше стали возникать другие опорные точки.
— Переживания протагониста по поводу того, что он погнался за деньгами, расстался с трушностью — это упрощение и дань жанру?
— Существует стереотип и существует мой опыт. И мне было интересно поиграть в этом зазоре между ними.
— То есть и тут постмодерн.
— Что, кругом все ссылаются на лирического героя? Правда ли было такое? Естественно, у любого артиста было переживание, что он сделал что-то не так. Это чувство знакомо абсолютно каждому, кто выпустил хотя бы один альбом и дал хотя бы пару концертов. Кто-то может заявлять, конечно, что с ним такого не было и он светлый ангел андеграунда, но это только поза.
— Сегодня тебе кажутся смешными идеалы андерграунда пятнадцатилетней давности?
— Нет, почему же. Просто некоторые вещи кажутся понятыми превратно. Исполнителями часто движут не столько принципы, сколько комплексы. В процессе карьеры важно отделить одно от другого.
— Ты отделил?
— Скажем так, справляюсь с этим лучше, чем пятнадцать лет назад.
— Баттловая линия в опере — это попытка зацепиться за тренд?
— Почему? Это часть моей личной истории как она есть. Андрей, ты когда в 2005 году пришел брать у меня самое первое интервью для rap.ru — ты пришел его брать после моей победы над МС Молодым на баттле SGK. Вообще, «Орфей & Эвридика» — это даже скорее баттл-мюзикл, нежели хипхопера: тут же многие конфликты между героями решены в этой риторике, не только линия, о которой ты говоришь.
— Это круто звучит под бит. Почему ты не идешь на какой-нибудь баттл под бит?
— Я сталкиваюсь с дилеммой. Либо я не уважаю исполнителя, меня раздражает то, что он делает, его творчество мне неблизко — и тогда я не хочу в нем ковыряться…
— Стоп, то, что ты говоришь больше соотносится с баттлами вроде «Версуса», но баттлы под бит сильно не такие.
— Сильно не такие, да. Причем в случае с «Версус BPM» мне скорее не нравится то, что я вижу, а на «Рвать на битах» бывают прекрасные проблески. Но все равно — я вернусь к этой дилемме. У меня отсутствует мотив «он занимает свое место не по праву, и я всем покажу, какой он плохой». Люди, с которыми мне интересно сразиться в творческом плане, вызывают у меня уважение, а не зависть, ревность и ненависть. А практика показывает, что баттл, в котором нет настоящей вражды, получается ватным. Да и мне лень тратить время на такие вещи.
Кстати, именно сцену с баттлами античных героев я переделывал наибольшее количество раз, это самая многострадальная часть альбома: я как раз попытался обобщить и выделить основные типы баттловых претензий, обнажить тот момент, что вне зависимости от конкретных персоналий МС на баттлах зачастую говорят оппонентам одни и те же вещи, по сути. Этот проект отнял огромное количество сил и времени. Я скинул его послушать Влади, он сказал: «Как ты вообще собрал это все воедино?»
— Сколько писал альбом?
— Два года. Мне постоянно казалось, что еще полгодика, и я закончу. Дольше всего я переписывал баттл против Прометея. Последние строчки написал после того, когда решили, что уже точно не будем ничего менять!
— А что ты менял? Объясни на примере.
— В случае с баттлами я старался сделать острее. При этом это мой самый длинный альбом — это мой первый альбом без мата. Делать баттл с вымышленными персонажами и такими исходными условиями — это задача. Надеюсь, мне удалось.
— В конце года у вас будет тур по поводу пятнадцатилетия группы. В Москве будете в «Мегаспорте» выступать?
— Да, а в Петербурге в «Юбилейном».
— Когда ты начинал, как представлял себя через пятнадцать лет?
— Ты знаешь, как-то так и представлял. С поправкой на то, что пятнадцать лет назад рэп-артист, конечно, мог себе представить многое, но не стадионную площадку.
— С какого вообще момента идет отсчет?
— С первой совместной репетиции. Предыстория такая. Я записывал песню «Когда-нибудь» — кто следит, знает ее; мы ей открывали концерт на десятилетие. Нужна была бас-гитара. Я знал, что в общаге есть Саша Кислый по прозвищу Панк, который играет на бас-гитаре, и попросил инструмент у него. А когда я пришел возвращать ему бас, он поинтересовался, что я там вообще такое записываю, мол, сыграй что-нибудь из своего. Я ему спел пару песен — и скоро мы уже репетировали у него в комнате.
— Он решил, что это настолько великолепно?
— Он был сильно вдохновлен. К тому момент он играл в панк-группе — есть такие группы, где все вроде собирались репетировать, но нажрались и ничего не получилось. А вот наша группа сразу начала нормально функционировать.
А отсчет существования группы мы ведем вот с какого момента. Мы бухали на дне рождения культового общажного персонажа Валеры по прозвищу Черная Пятка и встретили чувака, который утверждал, что он барабанщик. Чтобы немедленно это проверить, мы поехали в ПТУ на Нахимовский проспект, где была репбаза в виде двух комнат. Точно помню, что он сломал там все барабанные палочки, которые смог найти, так что по окончанию репетиции играть ему было уже нечем. Этого человека мы больше не видели никогда, а группа и дальше меняла состав, но начало было положено. Это был конец апреля 2003 года.
— До нынешнего момента из первого состава группы остались только вы с Кислинским?
— После всех пертурбаций — да.
— Вы когда-нибудь ссорились с другими участниками группы из-за денег?
— Бывало. Но с Кислым — нет, никогда.
— Есть способ этого избежать?
— Не знаю ни одной группы, где не было бы таких конфликтов. Всегда кто-то считает, что делает больше, чем получает, — всегда. Видишь, пока ваше общее благосостояние — это ноль, таких вопросов не возникает. Когда появляются первые бабки, тоже все прекрасно, потому что они первые, а у всех, как правило, есть другой источник дохода. А потом все вдруг обнаруживают, что они столько вложили — а получили не столько.
— В какой момент за эти пятнадцать лет ты был ближе всего к полному краху и провалу?
— Если говорить именно об ощущении опасения за саму, так сказать, карьеру, то это классическая история в стиле «самый темный час — перед рассветом». Году в 2005-м. Группа существовала два года, но у меня были такие ожидания по поводу всего этого гениального материала! Мне казалось, что его все сразу должны понять, дать нам мешок с миллиардом долларов.
Это было незадолго до того, как я выиграл баттл-турнир SGK, выиграл баттл с МС Молодым и меня впервые позвали ездить по стране в составе «Сникерс Урбании». И все начало стремительно меняться. Сейчас вспоминать смешно: два года — это просто ничего в контексте становления группы.
— Сейчас за это время артист успевает и хайпануть, и скатиться.
— Ну, видишь, я был тоже двадцатилетним и, видимо, существовал в том же темпе.
— Концерт Noize MC сейчас и десять лет назад — как поменялась аудитория?
— Расширилась. Огромное количество людей с нами все эти годы, они уже и детей своих приводят, но и по-прежнему огромное количество молодежи и подростков. Концертная программа поменялась, это уже не «Девочка-скинхед», а «Сохрани мою речь», «Иордан», «Грабли».
— Самые ожидаемые песни на концертах — это…
— Ну какой-нибудь «Выдыхай», «Из окна», «Устрой дестрой».
— Концерты по три часа вы перестали играть довольно давно. А в чем вообще была необходимость так долго выступать?
— А очень много фристайлов было. И очень сильно накуренный я, как правило, был — поэтому их было много. А потом уже все как-то привыкли, что мы играли три часа. Но со временем стало понятно, что концерт на два с чем-то производит большее впечатление и получается более энергоемким.
— Вопрос, ответ на который я не перепроверю никак, — и тем не менее: сравни ваши концертные сборы сейчас и пять-десять лет назад? Вы уже проехали свой пик или все еще идете вверх?
— Мы идем вверх, да.
— Пятнадцать лет — и только вверх?
— Да. Были и спады. Были безумные 14 и 15 годы, когда наши концерты отменяли. Там по-разному получалось себя чувствовать. Но глобально это движение вверх. Причем без скачков, плавное.
— Ты понимаешь причину? Типа вы все делаете правильно и так и должно быть?
— Ну, видимо, да. Хотя многие делают правильно, но им это не помогает. Не знаю.
— Можешь представить себя человеком, который не занимается музыкой?
— Не могу совершенно точно. Просто по той причине, что есть такое огромное количество вариантов заниматься музыкой, что я за это абсолютно не переживаю. Писать саундтреки, писать музыку для других артистов, заняться вплотную каким-то театрально-киношным творчеством — что-то в этом плане могло быть, но сейчас не является предметом моего основного интереса.
— По сцене скучал бы?
— Сцена — это то, без чего не протянуть. Когда долго не выступаю, то уже очень хочется, а первый концерт после большого перерыва всегда получается особенным. Это зависимость.
— Какие выводы ты для себя сделал из этих отмен концертов в 2014-м? Например, что нужно потише себя вести?
— Нет, вывод не такой. Не давать прямой зацепки, скажем. Это того же плана опыт, что и в Волгограде (на выступлении в Волгограде Noize со сцены высмеял полицейских и получил десять суток административного ареста. — Прим. ред.). Существуют варианты высказаться так, чтобы это было настолько же сильно по масштабу воздействия, но не давало поводов тебя зацепить. Это все равно хождение по краю, и никогда не знаешь, что именно посчитают достаточным условием, чтобы устроить гонения. Но этот рубеж музыканту необходимо держать. Вот недавно у ЛСП заблокировали в «ВКонтакте» песню «Номера». Феерическая, конечно, глупость. Что это вообще за новый закон, что нельзя описывать способ самоубийства?
— Он не новый, все, кто работает в медиа, хорошо о нем знают — в соответствии с ним ты, например, не можешь прямо писать, что произошло с музыкантом Авичи. Но я впервые вижу, чтобы его действие распространилось на песню.
— Для меня это новость. Раньше он так не применялся. У меня-то тогда вообще надо запретить половину дискографии — я одно время очень плотно разрабатывал эту тему, одна песня «Суицид» чего стоит, там сразу четыре способа описано! А как вообще быть с кучей художественных произведений, где это главный момент драматургии. Напрашивается такой длинный список. И все пожимают плечами: «Плохой закон, неправильный, что делать — непонятно». Раньше я думал, что люди пойдут с вилами на Кремль, только когда станет нечего жрать. Но сейчас я понял, что это произойдет, когда закроют ютьюб.
— Возвращаясь к предыдущему вопросу — ну а были примеры, когда ты высказался не прямо, а как-то тонко, но и чтобы это произвело эффект?
— Бывало. Неоднократно наблюдал на фестивалях организаторов, следящих за моим фристайлом и хватающихся за сердце.
— Понимаешь ли ты, чем новые двадцатилетние рэп-звезды цепляют своих слушателей?
— Да. Это по-прежнему тинейджерский панк-рок. Чисто пубертатные вещи — ровно то, почему мы слушали «Мальчишник», «Сектор газа», «Красную плесень» и «Коррозию металла». Абсолютно те же схемы в основе, но на новом уровне. Новый способ переступить черту, довольно топорный, но в силу возраста исполнителя адекватно работающий.
— Кто из молодых тебе лично нравится?
— «Пошлая Молли» — классная группа. В них помимо игры с традиционными запретными темами есть настоящий рок-н-ролльный драйв, есть неподдельная отвязность. Меня это по-настоящему трогает.
— Кто еще?
— Монеточка! Я фанат ее нового альбома, «Раскраски для взрослых» — это цайтгайст в абсолюте. ЛСП — но их ведь молодыми не назвать. Хаски, которому двадцать пять, считается молодым? Вот он крутан. Притом он же сейчас говорит, что собирается вообще с рэпом завязать. И наглядно продемонстрировал, что он имеет в виду: на последнем концерте в Москве он вышел с живой группой, и они валили хардкор как у Bad Brains.
— Хаски сокрушался, что в рэпе нет товарищества, братства и общей среды.
— Слишком уж это соревновательный жанр. Хотя я с большим количеством представителей этой сцены поддерживаю приятельские отношения. Думаю, что сцена гораздо менее разобщенная, чем десять лет назад.
— Как тебе кажется, идеалы хип-хопа — они остались или все свелось к наполнению больших залов зрителями?
— Появился большой сегмент коммерческого хип-хопа, где главным является то, о чем ты говоришь. Когда-то он был невозможен: рэпом можно было заниматься только по любви, потому что бабок за это не платили. Но это не значит, что пропали артисты, которые это делают из любви к искусству.
— С десяток лет назад Смоки Мо получил за свой сильнейший дебютный альбом «Кара-Тэ» тысячу долларов и, кажется, ноль роялти. В 2018 году Айза Долматова за дебютный EP получает аванс миллион рублей. Что такое произошло с рэпом?
— А просто музыка снова стала платной. Победила модель стриминга — людям не западло заплатить пару сотен за неограниченный доступ к музыке. И последние два года стриминг стал приносить большие бабки. Лейблы не боятся давать большие авансы, потому что они быстро их отбивают.
— Миллион за EP — это много или мало?
— Это нормально. Это успех, хорошая цифра. Ну и Айза Долматова очень популярный персонаж в соцсетях, поэтому люди, которые давали ей деньги, — думаю, они знали, что делали. Художественные достоинства обсуждать не буду — это же вопрос про бизнес.
— То есть ты недооцениваешь тексты Гарри Топора (рэпер, соперник Noize MC на «Версусе», по распространенному мнению — гострайтер Айзы. — Прим. ред.)?
— Слушай, очень зрелищный, конечно, ей клип сняли — спору нет. Но это как Ольга Бузова: когда есть персонаж, ему пишут материал, он его как-то репрезентует. В коммерческом ключе это способно некоторое время функционировать — ну ок. Если бы мне было 18–22, я бы сейчас трехэтажным матом объяснял, насколько это неправильно. Но сорян, что-то мне надоело за пятнадцать лет (смеется).
— У тебя были опыты гострайтинга помимо каких-то давних, когда ты писал тексты для Тани Терешиной?
— Обширный опыт был, собственно, с хипхоперой. С поп-исполнителями? Давненько не было. В те годы это делалось, чтобы штаны не упали. Сейчас я могу спокойно заниматься тем творчеством, которым хочу. Хотя это тоже было по-своему интересно.
— Ты завидуешь тем, кто сейчас начинает?
— Я за них рад. Пропал огромный входной барьер, когда за клип, в котором ничего не происходит, нужно заплатить 20 000 евро. Когда, чтобы нормально записать, нужно обязательно накопить на студию — не факт, кстати, что еще нормально запишут. С другой стороны, люди же быстро расслабляются. У них все это есть, и они начинают меньше стараться. Забавно было это с Чачей обсуждать: он говорит, что, когда начинала группа «Наив», на студию попадали только те, кому очень-очень-очень-очень-очень надо.
— У тебя есть запал все равно заниматься музыкой, если тебя будут слушать 20–30–40 человек?
— Очень странно так к этому подходить. Понимаешь, музыка, которую я пишу, в момент, когда я ее пишу, — она для гораздо меньшего количества человек.
— Для одного?
— Бывает и так. А то, что с ней потом становится, это, конечно, магия и мистика. Но, понимаешь, в моем случае сочинить музыку, которую будут слушать реально 20–30 человек — это я даже не знаю, как вообще так сделать. Что я такого должен выдать. Даже если я грайндкор-альбом запишу, ну уж пара сотен точно что-то в нем найдут. В мире соцсетей это невозможно — прежде чем сказать, что это кал, ее вынуждены будут послушать несколько сотен тысяч. Неизвестно, не вызовет ли еще это противоположный эффект.
— Есть множество американских саунд-продюсеров, которых послушать, — они точно знают, как написать хит. А ты за пятнадцать лет разобрался?
— Я понимаю какие-то работающие схемы. Но сознательно не прибегаю. Не знаю, это смешной вопрос. У меня есть один трек, который сделан по всем поп-лекалам. Хочу угореть и выпустить летом.
— Будет ли он под хаус-бит, как сейчас положено?
— Да, у меня будет хаус-сингл. Вот и проверим.
— Ну что же… Хаус-сцена никогда еще не знала такого подъема, как в 2017–2018-м.
— Я на самом деле сначала был удивлен, что весь этот хип-хаус, который в 90-е проскакал уродливым гибридом по ушам слушателей и канул через несколько лет, вдруг столь величественно воспрянул и все собой заполонил. Хотя в детстве мне нравились Technotronic, NYCC, Bomfunk MCʼs — я как ведущий школьных дискотек всю эту сцену знал хорошо и подробно. Мне казалось, что это полностью отработанная схема, которая никому уже не кажется привлекательной. И тут вдруг ничего больше не стало — только трэп и прямая бочка. А лучше совместить! Но, кстати, я все чаще начинаю слышать в самых разных заведениях плейлисты, основанные на хитах конца нулевых: 50 Cent, Нелли Фуртадо, Тимбаленд, ранние хиты Бейонсе. От last season до «хорошо забытого старого» — полшага.