Новые герои

«Вопрос выживания»: Algiers о туре с Depeche Mode и музыке как мягкой силе

30 ноября 2017 в 19:44
Фотография: Joe Dilworth
«Черные пантеры» и #blacklivesmatter, Октябрьская революция и Пражская весна, выступления в анархистских сквотах и тур с Depeche Mode — все это группа Algiers, искусно совмещающая в своих песнях идеи социал-демократии, забойный постпанк, постиндустриальную ярость и госпел-наследие американского Юга.

«Афиша» поговорила с басистом «алжирцев» Райаном Мейханом и гитаристом Ли Теше о новом альбоме и музыке как инструменте мягкой силы.

— Сейчас вы в большом сольном европейском туре, но летом уже ездили по Европе в качестве разогрева у Depeche Mode. Понравилось?

Райан: Где бы мы ни играли, окружающие воспринимают нас как аутсайдеров. Поэтому мы выступаем и на панк-фестах, и на хип-хоп-тусовках и всюду остаемся чужаками. Мы примерно представляли, как выглядит шоу Depeche Mode и про что оно, но у нас никогда не было возможности сыграть для такой аудитории и на таких площадках — и вышло здорово. К тому же мы изнутри увидели, как строится тур такой большой группы.

Ли: Между выступлениями с Depeche Mode мы давали небольшие сольные концерты в местных клубах, куда приходило порой по 50–60 человек, и было круто почувствовать контраст: сегодня ты играешь для горстки людей, а на следующий день — для десятков тысяч.

Песня «Cleveland» посвящена событиям в этом городе, где в знак протеста против полицейского беспредела (в 2012-м белый страж порядка застрелил двух безоружных афроамериканцев, и в 2015-м суд оправдал его) на улицы вышли тысячи людей

— Вам не предъявляли за то, что вы «продались»? Все-таки тур с большой, коммерчески ориентированной группой и ваша ангажированность в социально-политическом дискурсе…

Ли: Группа из первого эшелона, которая следит за андеграундом и предлагает тебе поехать с ней в такой тур, уже чем-то отличается от других. По крайней мере, заслуживает доверия и уважения.

Райан: Даже самые непримиримые анархопанки турят с большими группами. Вопрос выживания. И потом, это примерно то же, что играть по фестивалям, где есть спонсоры и звезды. Но большинство групп, тем не менее, ездит по фестам, потому что только на таких площадках могут встретить своего слушателя и показать, чего стоят.

— Хорошо, тогда вернемся к новому альбому, «The Underside of Power». Вы говорили, что чуть ли не по отдельности приезжали в студию для записи партий. Каково было записывать песни, практически не видя друг друга?

Ли: Сложно. Каждый раз, когда появлялась какая-то новая мысль, фраза или нужно было что-то изменить, приходилось согласовывать все удаленно, это непростая задача.

Заглавная «The Underside of Power» — о революции в антиутопическом обществе будущего, где нет места свободе, равенству и братству. Разумеется, под саундтрек в духе Motown

— И как же вы все сложили?

Райан: Сырой материал был готов раньше. В 2015 году на фестивале в Берлине мы уже пробовали исполнять некоторые из песен, которые позднее стали треками на «The Underside of Power», но начали писать их мы еще в 2014-м. Тогда мы разбежались по разным уголкам планеты после тура, и каждый занялся своей жизнью, но в качестве вызова делал демки — всего таких заготовок было около тридцати.

— Насколько для вас важно разбегаться? И как не потерять чувство общности?

Ли: Хороший вопрос. Всегда нужно пространство и время, которое ты проводишь наедине со своими мыслями, посвящаешь работе над какими-то своими проектами. После того как мы закончились запись, мы разошлись на 8–9 месяцев. Конечно, когда делаешь такой большой перерыв, всегда есть точка невозврата: в какой-то момент перестаешь чувствовать себя частью целого, группа перестает быть реальной. Думаю, что именно тур с Depeche Mode вернул нам ощущение реальности, сама возможность выйти на сцену — сцена все вернула.

— Над «The Underside of Power» с вами работали Бен Гринберг (гитарист Uniform, продюсер. — Прим. ред.), Рэндалл Данн (продюсер, работал с группами Sunn O))), Wolves in the Throne Room, Kinski, Boris, Earth и многими другими. — Прим. ред.) и Эдриан Атли (мультиинструменталист, участник Portishead. — Прим. ред.). Как так получилось?

Райан: С Беном у нас куча общих знакомых, и мы давно хотели с ним поработать. Он потрясающий музыкант и продюсер, и мы большие поклонники всего, что он делает. С Рэндаллом мы тоже хотели работать, он в моем бакет-листе продюсеров c незапамятных времен. Вообще, мы составили такой список тех, с кем хотели бы или могли посотрудничать, и начали методично всем писать. Многие, кстати, отказались или вообще не ответили.

— Например?

Райан: Например, The Haxan Cloak. На самом деле, его менеджеры нам ответили и были довольно милы, но у него не было времени, так что не срослось. Еще мы надеялись добраться до Джеффа Бэрроу, но увы и ах.

Ли: Он как раз не ответил вообще.

— То есть вы хотели с ним альбом делать, а не с Атли?

Райан: Ну да, но не получилось. Кстати, к твоему вопросу о том, каково это — не терять связь. Мне кажется, что с Бэрроу нам бы пришлось несладко, ведь мы и так все дикие индивидуалисты, у каждого свое мнение и видение относительно определения и развития группы. Поэтому мы каждый день боремся сами с собой.

— Вы все еще и разную музыку слушаете, полагаю?

Райан: Да, но в конечном счете бóльшее значение имеют смысл и твоя позиция, attitude, твои навыки и умение донести мысль до других. Мы много общаемся внутри группы, постоянно показываем друг другу какую-то музыку или открываем что-то вместе. Когда мы были подростками, я слушал панк, а Ли открыл мне Фелу Кути. Сейчас я так же показываю Франклину какие-то лютые панк-группы, и он не перестает удивляться. Этот процесс помогает нам постоянно меняться. В этом смысле круто, что все мы из разных мест, в том числе из разных музыкальных вселенных.

Один из первых синглов Algiers «Blood» — привет американскому Югу с его изматывающими желтушными пейзажами и консервативными взглядами. Как он попал в саундтрек к игре «Assassin's Creed: Истоки» — одним разработчикам известно!

Ли: Я из Атланты, но слушал группы из Вашингтона, группы с лейбла Dischord типа Minor Threat и Fugazi и думал: «Черт, почему этого нет в Атланте?» И во всех группах, где я играл, я пытался заполнить такую пустоту. Иногда попытка сделать «как у них» приводит к тому, что ты создаешь новый звук и новую сцену. Которую потом будет идеализировать и пытаться повторить кто-то еще.

— В те годы, о которых ты говоришь, музыка реально была агентом влияния, инструментом мягкой силы. Играет ли она такую роль сегодня?

Райан: В технологичном мире, где все связаны со всеми, любое медиа — и музыка не исключение — мгновенно приобретает политическую окраску. Музыка связана с политикой. Черная музыка — так вообще с момента своего появления. Просто многим проще дистанцироваться, заявить, что ты занимаешь нейтральную позицию. Но рано или поздно ты сталкиваешься с чем-то, с чем не согласен, и заявляешь об этом — и вот ты уже ввязался в политику. Сегодня культура и музыка могут и должны быть инструментом воздействия, трибуной. При этом я не наивен и понимаю, что представляет собой музыкальная индустрия и что это огромная фабрика по качанию денег. Но нужно продолжать бороться.

— А есть за что? Ты сейчас живешь в Лондоне, но, думаю, следил за президентскими выборами в США…

Райан: Да, конечно. И я не буду отрицать, что мы получили то, чего заслуживаем. При сложившейся в Америке ситуации лучшим выходом был Берни Сандерс, но это не значит, что мне нравится Сандерс, что я целиком разделяю его взгляды и видение будущего. Так же, как и сейчас в Великобритании, я лишь до какой-то степени разделяю взгляды Джереми Корбина.

В музыкальной индустрии Algiers продолжают играть роль бунтовщиков, отщепенцев и аутсайдеров, что не мешает таким артистам, как Liars или Доминик Ферноу (Prurient), делать на их песни вполне себе коммерчески ориентированные ремиксы

— Но ты же понимаешь, что такие люди никогда не получат реальную власть и что в этом смысле они подыгрывают истеблишменту, создавая видимость оппозиции, видимость борьбы.

Райан: Да, и все же на кону возможность хоть немного повлиять на жизни людей. Так что даже если все это игра и полная херня, то эта херня как-то управляет миром. И у тебя есть простой выбор: быть наблюдателем, прохожим или участвовать. И потом, я верю, — и многочисленные примеры из истории только укрепляют меня в этом мнении, — что все может измениться. Иногда происходят вещи, которые переворачивают игру. Как в 1917-м в России или в 1871-м во Франции. К лучшему или худшему — другой вопрос, но все ведь изменилось.

— До сих пор расхлебываем.

Райан: Точно, но в этом вся фишка истории — борьба продолжается.

Расскажите друзьям
Читайте также