The Black Madonna: «На танцполе нужна своя Патти Смит»

В 2015 году голландский журнал DJBroadcast записал несколько высказываний американской артистки Марии Стэмпер, которые стали известны как «Манифест The Black Madonna». Благодаря ему даже далекие от индустрии люди увидели и услышали 39-летнюю блондинку с подвешенным языком, академическим знанием электронной музыки и умением играючи разбивать сердца любому танцполу — от многотысячного фестиваля до чикагского клуба The Smart BarФлаер клуба The Smart BarПрограмма интересной недели 1982 года, Фрэнки Наклз тогда еще — специальный гость, а не резидент. Рассмотреть подробнее можно здесь: instagram.com/blackmadonnachi/, резидентами которого были Фрэнки Наклз и Деррик Картер, и креативным директором которого The Black Madonna и работает. Вот этот манифест.

— В вашем манифесте много вещей, которые кажутся очевидными, и все-таки их нужно специально проговаривать и объяснять, особенно в России. Например, то, почему артисты сознательно берут себе имена, опровергающие их гендер или расу. Нужно специально привыкать к тому, что Actress — это темнокожий музыкант из Лондона, а The Black Madonna — это белая женщина-диджей из Чикаго.

— Даже не говорите ничего про то, что надо объяснять: моя свекровь русская. Семья моего мужа родом из Одессы и придерживается вполне традиционных взглядов. На Украине свекровь была консерваторским преподавателем, а в Америке пришлось крутиться, водить машину и так далее. Мой отец тоже был музыкантом, а мама работала в библиотеке. Они развелись, когда я была очень маленькой, но я всегда чувствовала их поддержку в том, что я делала, — например, когда бралась за работы, которые родителям обычно не очень по нраву (в 14 лет Мария Стэмпер, тогда еще не The Black Madonna, бросила школу и продавала микстейпы на кассетах. — Прим. ред.). Они разрешали мне быть тем, кем я хочу, очень поощряли занятия любым видом искусств.

— И при этом вы же из маленького города?

— Да, из шахтерского местечка в восточном Кентукки. Но там в любом случае есть университеты и вообще жизнь за пределами угольного бизнеса. Вообще неважно, где ты родился, если ты в принципе открыт идеям и хочешь думать, учиться и меняться.

— Надеюсь, я не обижу вас тем, что одна из множества вещей, которыми вы вдохновляете других людей, — у вас медленная карьера. Вы стали артисткой, чье имя пишут в первой строчке большими буквами, ближе к 35 годам. Мне кажется, что в обществе, помешанном на детях-блогерах, детях-моделях и детях-стартаперах, это очень круто и полезно.

— Я обычный человек и перебрала кучу работ. Не все были связаны с музыкой — я в том числе работала копирайтером.

— Это правда, что вы сочиняли тексты для интернет-магазина женского белья?

— Да, утягивающие корсеты, выпрямители спины и всякое такое.

— В своем манифесте вы пишете: «На танцполе нужны кормящие грудью диджеи, которым перед вечеринкой надо успеть уложить детей спать». Как давно вы говорите о феминизме?

— С детства. Мама и отчим, папа и мачеха — вся моя семья считала себя феминистами и воспитывала меня в этом духе. Что означает в этом духе: они объяснили мне очень простую вещь: что женщина создана равной мужчине и у нее должны быть, соответственно, равные права и способы защиты. Мне кажется, что эту нехитрую мысль понять несложно. Но есть масса людей, которые и ее подвергают сомнению. Понимаете, тут можно сколько угодно жонглировать разнообразными доводами, но в конце концов все сводится к элементарным правилам приличия.

Например, на своем рабочем месте я отвечаю за эти самые приличия: за безопасность женщин (а тут надо оговориться, что мы работаем в зоне риска — ночь, бар, стакан, в который чего-то могли подсыпать), за одинаковые зарплаты, за одинаковое профессиональное отношение, за одинаковые возможности продвижения. Есть некоторые вещи, против которых феминисты и феминистки принципиально протестуют, — например, сексуальные приставания к женщинам. Парадокс состоит в том, что именно эти приставания, увы, считаются важной частью нашего бизнеса — назовем его клубной жизнью в широком смысле.

Но лично я не считаю, что ночные клубы прямо разорятся и закроются, если мы вслух скажем: домогаться и приставать к женщинам нельзя. Мне кажется, мы можем изменить это потребительское отношение к женщинам, и по крайней мере на площадках, где работаю я, мы с этим разобрались.

— Московские техно-клубы новой волны ровно на этом и отстроились от специальных мест для съема образца 90-х и начала нулевых.

— Очень правильно.

— Но при этом за женщинами-диджеями все еще вьется шлейф упреков в том, что они используют свою внешность, — помните, как года 4 назад на Нину Кравиц наехали из-за того, что в документальном фильме Resident Advisor она снялась лежа в ванне. Аргумент был такой, что, если кто-то хочет бороться с объективацией женщин-диджеев, пусть сам этому не подыгрывает.

— Для начала маленькое заявление. Нину Кравиц как музыканта я бесконечно уважаю и ценю. Феминизм как мировоззрение в том числе позволяет смотреть на мир с доверием и уважением. Это значит, что я уважаю право каждой женщины распоряжаться своим телом, радоваться ему, показывать его или прятать — словом, жить в нем так, как ей хочется и кажется правильным. Повторюсь, это право каждой женщины. А если мы говорим о Нине Кравиц, то это прекрасный музыкант, и менеджер лейбла, и моя подруга — и просто одна из самых умных и притом милых женщин на земле. Я полюбила ее сразу, как только впервые увидела: дело было в аэропорту, мы ждали чемоданы и, пока они ехали, она села на пол у конвейера, открыла ноутбук и дала мне доступ к полному каталогу ее лейбла. Ну наверно, есть люди, которым тяжело принять тот факт, что можно быть таким поразительно красивым человеком, как Нина, и притом так божественно играть. Да если я завтра проснусь, посмотрю на себя в зеркало и увижу, что я так же хороша, как Нина, я упаду на колени и произнесу молитву во славу Господа нашего Иисуса Христа.

Если артист выглядит как я, над ним немножко смеются — и идут кого-то обсуждать дальше. А если как Нина — ну конечно, все понятно, это только из-за внешности.

— Сейчас, вы знаете, очень популярно хамить, и объяснять это свободой слова и постмодернизмом. То ваш коллега, диджей Константин, заявит, что надоели феминистки и женщины «изначально» не способны быть хорошими диджеями и что он шовинист. То у нас в России начнут предлагать бесплатные билеты в Америку, лишь бы геи уехали из России. Вы довольно много пишете в твиттер и не боитесь высказываться по политическим вопросам — как вы справляетесь с обидными реакциями?

— Ну тут способ только один — не вчитываться. Все люди равны друг другу, но не все мнения одинаково важны, уж простите. Интернет дает всем равные возможности быть услышанными: иногда это хорошо, иногда не очень. Я, признаться, использую соцсети скорее как микрофон, чем как радио. В конце концов, это мой выбор — просто не участвовать в определенного рода коммуникациях.

— Я видела ваше интервью английскому довольно красивому журналу Ready Steady Go! организации Women in Prison. В России такого пока нет, и уже точно сложно себе представить журнал, где спокойно говорили бы о психологии, электронной культуре и адаптации после тюрьмы. Почему вам важно говорить с такой аудиторией?

— Музыка — это мир, ради которого я ушла из школы, стала работать в клубах и выступать. Но на первом месте всегда гуманизм и права человека. Я стараюсь жить осознанно и помнить о таких вещах, как справедливость, универсальное человеческое достоинство и базовое соблюдение прав. Наверное, наши права начинаются с самых простых вещей — дышать чистым воздухом, пить неядовитую воду. И заканчиваются чем-то более сложным. Почему-то сейчас, когда мы с вами сидим буквально в чертовом ГУЛАГе, мне особенно ясно, что постепенно нужно отказываться от самой концепции наказания, и, поймите правильно, я говорю сейчас не про ужасы сталинских репрессий. В Америке в тюрьмах сидит больше людей, чем где-либо еще на планете. И положение дел там чудовищно, особенно плохо дело с частными тюрьмами, направленными не только на так называемую «коррекцию», но и на прямое извлечение прибыли. А есть еще специальные так называемые лагеря для детей и подростков — короче, продолжать можно долго. Так что самый короткий ответ: потому что в первую очередь я не артистка, а католичка и человек.