Укрываясь от так и не наступившего московского лета в лобби отеля на юге города, Томми Кэш на отличном русском рассказывает мне о своих планах стать Канье Истом. Что это для него значит? «Инноватор, визионер. Чувак, который ломает рамки и приносит в игру что-то новое. Ведь, если честно, никто до нас не использовал стили east, post-soviet. Никто», — улыбчивый Томми в жилетке, напоминающей кевларовый бронежилет, вдруг становится серьезным, и кончики его усов опускаются впервые за время нашего разговора. За день до этого он отыграл плотно набитый Yotaspace, а через неделю будет делить одну сцену с испанским авангардистом Arca на важном фестивале Sónar в Барселоне. Запросы «Томми Кэш» в «Гугле» уже давно выдают не творчество брата легендарного кантри-музыканта, а дикие клипы эстонца, сделанные в стиле веб-панка, буквальной фетишизации постсоветской эстетики или даже боди-хоррора.
Кэш вырос на окраине Таллина, что сделало его коренным носителем постсоветского стиля. «Дачи не было — все время был на районе», — вспоминает Томми. Уже тогда, не подозревая о своей будущей рэп-карьере, он вдохновлялся Эминемом и в особенности Канье Уэстом. Рэп начал читать в 17–18 лет: «Мы с чуваками джемились, стебались: дай, думаю, что-нибудь зачитаю… все это было в шутку. Но я сразу влюбился в эту тему — и понеслось. Мне моя девчонка говорила: «Чувак, ты какой-то … занимаешься». Но меня это не останавливало, я делал дальше». Первый сингл Томми Кэша вышел в 2013 году: на треке «Guez Whoz Back» эстонский рэпер с акцентом, который логичнее всего сравнивать с Die Antwoord на восточноевропейский лад, рассказывает слушателю о своем происхождении: «появился из каких-то химических отходов и кончи», «[я] — научный проект, сбежал из Казахстана». В клипе, действие которого происходит на таллинской автосвалке, Томми сидит на вилке погрузчика и обнимается с бульдогом — очень похожую картину можно увидеть в клипах последних лет, где западные музыканты начинают активно интересоваться всем модным и постсоветским: например, в клипе датской певицы MØ, снятом на Троещине в Киеве.
С тех пор Томми активно развивал образ короля усыпанного панельками района: не расставался с тремя полосками, вешал ковер на обложку своих альбомов, увлекался рейв-наследием 1990-х, зачитывая под габбер и драм-н-бейс. В итоге на это начали обращать внимание западные издания, полюбившие европейский восток и Гошу Рубчинского. «Я пишу постсоветский рэп — это то, что меня сделало, окружало с детства. То, что я очень ненавидел, но в один момент понял: я должен показать это людям, — рассказывает Томми. — Для меня важно не носить бренды, которые никогда не носил, просто чтобы выглядеть как черный из Америки, или, например, ездить в «кадиллаке». Не пойми меня неправильно, мне очень нравятся американские машины, но я забил на это, когда понял: давайте делать так как есть. [В своем образе] я ничего не менял». В России же, где спортивным костюмом и раскатистым Р никого не удивишь, Томми скорее почивает на лаврах царя веб-панка и Tumblr: его зовут играть на «Витчаут», а на его первых московских концертах на разогреве выступал еще не ставший таким виральным Pharaoh.
Как и любой уважающий себя рэпер, Томми продолжает подчеркивать, что главное для него — оставаться настоящим: «Мне нравится, что ХXXTENACTION (американский новичок, который недавно вышел из тюрьмы. — Прим. ред.) хочет убить всех фейковых рэперов. Сейчас очень многие попадаются на таких штуках — оказывается, что самолет у этого чувака на самом деле арендованный. Фейк то, фейк это. Мне кажется, что мы двигаемся в сторону реализма, того, что проповедует Кендрик Ламар. Хотя, я думаю, он этого уже не сделает, потому что скоро его поглотит мейнстрим. Но на его место встанет какой-нибудь другой чувак». Искренность привлекает Кэша и в российских рэперах: «Вчера буквально увидел Хаски, клип «Ай». Я его не заслушал пока, но мне очень нравится, напомнил Ol’ Dirty Bastard. Нравится его подход, он настоящий».
После небольшой паузы Томми называет трех лучших рэперов, по его мнению: Канье, Дрейк и Лил Уэйн. Речь заходит о последнем проекте Дрейка, где канадский рэпер выступил в роли куратора, составив не альбом, но «плейлист» из новых песен, записанных при участии музыкантов из разных уголков мира — от Детройта до ЮАР. Результат: на пластинке Дрейк имитирует то британский, то ямайский сленг, из-за чего многие обвинили автора в паразитировании на культуре и хайпе. Спрашиваю, согласился бы Томми на потенциальную просьбу Дрейка записать «постсоветский звук». Томми утвердительно кивает — он считает, что так рэпер-поп-звезда скорее помогает менее известным музыкантам, популяризируя их. «Он артист, ему нужен новый звук, а откуда он его возьмет? Придумает, что ли, на балалайке будет играть? Меня бесят такие обвинения — ты взял оттуда. Чувак, все было уже. ХXXTENACTION не делает скрим-рэп — Bones делал это сто лет назад, или взять хотя бы Linkin Park… Люди настолько тупые сейчас, они не делают свой ресерч вообще. У этих молодых рамки видения — три месяца максимум, — недоумевает эстонский рэпер. — Да, есть байтеры, которые копируют один в один. Как в брейк-дансе — когда ты баттлишься и полностью воруешь движения — это байт. Но когда ты берешь увиденное у соперника движение и импровизируешь, беря его за основу, — это уже другое дело. Пикассо говорил: «Хорошие художники копируют, великие художники воруют».
На мой ожидаемый вопрос о моде на все постсоветское на Западе и том, как это сказывается на его творчестве и популярности, Томми отвечает: «Это, конечно, помогает. В то же время ты думаешь: […], может надо типа [завязывать]? Поэтому мы и сделали «Winaloto» — и так уже столько было клипов с постсоветской эстетикой. Я хотел вникнуть в другой мир, которого нету, который не так легко создать». Вдохновиться на отказ от постсоветской эстетики помог поход в Лувр — там Томми решил, что хочет сделать клип, «основанный на теме кожи». Пытаясь парировать, я привожу в пример самый последний клип музыканта — «Surf». «Да, я понимаю, о чем ты… но мы все равно старались взять тему, которой все-таки не так много вокруг, — пионеры, например. Я старался не делать Гошу», — отвечает музыкант. Он вот-вот выпустит новый альбом, но от вопросов про грядущий релиз увиливает, хитро щурясь: «Я думаю, там будет то, что людям очень нравится».
На московском концерте Томми Кэш выступал совершенно один. Единственным видимым аккомпанементом был огромный экран, заряженный кадрами из российских криминальных сериалов 90-х и видеоигр вроде Need for Speed, веб-панком и прочей Tumblr-эстетикой. Пестрый видеоряд двигался в такт музыке, даже когда Томми разгонялся до привычных ему 160 ударов в минуту. «Мы поняли недавно — надо, чтобы я был один. Это так банально — 25 лет уже рэперы вшестером с диджеем на сцене прыгают. Я хочу делать по-другому, — объясняет репер. — Мне очень нравится Марина Абрамович, и я, глядя на нее, думаю, как мне достигнуть нового уровня на сцене: вот я остаюсь один на сцене, как это можно дальше развить? Я хочу быть Энди Уорхолом от мира рэпа. Сейчас другое время, нужно расширять рамки того, что входит в понятие «артист».
Вспоминая о жизни в Эстонии, рэпер снова начинает улыбаться: там его ждет просторная квартира («с подсветкой и бетонными полами — в стиле фильма «Tron»), а также любимые лошади — Сайз и Респект. «Я катаюсь пару раз в неделю, — рассказывает Кэш про любимое хобби. — Мои лошади живут в конюшне под Таллином. Едешь туда и исчезаешь на пару часов из мира: все так спокойно, про телефон забываешь. У лошадей есть эта тема, они реально делают тебя спокойнее. Когда возвращаюсь из конюшни, чувство — как будто покурил. Ну или на массаж сходил».