Минаева: «Я и без хита „Шоколадка“ осталась бы счастливым человеком»

— У тебя вышел альбом «Полная комната любви». Получилось расслабиться после релиза?

— Никакого выдоха. Самое напряженное — это подготовка альбома. Особенно последние недели перед выходом, когда начинают сжиматься все сроки и все запланированное катится не туда. Сдала альбом, следующие дни его переслушивала — и мы все равно в итоге пересводили несколько треков, казалось, они недостаточно хороши. Параллельно ты думаешь, что теперь надо это показать людям и раскрутить релиз, а еще как‑то успеть отдохнуть. Но мне все это в удовольствие: нет такого, чтобы я страдала в процессе.

— Как его писала?

— У меня не было цели написать альбом. В конце 2023 года решила, что хочу самостоятельно писать аранжировки и перестать зависеть от саунд-продюсеров. Было страшно; не до конца верила, что из этого что‑то выйдет, — думала, что все эти песни пойдут в стол как часть обучения, но решила попробовать, и все вышло иначе. Первым треком стал «Отпускаю», хотя я тогда особо не говорила, что делала к нему аранжировку, — еще стеснялась.

К концу прошлого лета уже вышла «Шоколадка»; я обкатала много городов, а в процессе продолжала учиться писать музыку. Осенью после гастролей села оценить проекты и поняла, что получился альбом: треки мелодически связаны между собой, все цельно звучит. Принесла релиз своим ребятам, они его доделали как люди с большим опытом. Самым сложным оказалось не писать сами аранжировки, а научиться их дорабатывать. Среди команды был и мой друг Гудрон, который вдохновил меня на то, что можно писать все самостоятельно. Раньше я часто встречала людей, у которых за спиной список музыкальных образований и опыта. Казалось, для меня такой уровень недосягаем.

— Успех «Шоколадки» повлиял на альбом? Кажется, что интро звучит один в один как она.

— Так и есть. Я запустила конкурс ремиксов на «Шоколадку», откликнулось много людей, они присылали потрясающие работы. В какой‑то момент задумалась: почему все ускоряют трек, но никто его не замедляет? Попробовала сделать это сама, пока летела в самолете. В итоге взяла концовку этого ремикса, подумала: «Вау, это звучит как неплохое начало трека». Когда уже собирала альбом, показалось логичным начать его именно с этой песни как переход от «Шоколадки» к новому альбому.

— А на тебя успех «Шоколадки» повлиял?

— Раньше мне казалось, что момент взрыва будет понятнее. Но сама не заметила, как все плавно перетекло в то, что меня узнают по этой песне, а я сделала несколько карьерных шагов наверх. Только не могу сказать, что это повлияло на жизнь. Как работала, переживала, писала песни и к чему-то стремилась, так и продолжаю это делать. Давления со стороны себя и других людей не появилось. Негативные комментарии воспринимала скорее скептически. Я же и до этого с таким сталкивалась, просто сейчас масштабы больше.

Но один момент запомнился. До этого у меня выходил альбом «Диско шар», там есть песня «Последняя вечеринка», очень ее люблю. Как и весь альбом, посыл которого в том, что всегда нужно надеяться на лучшее, даже если сейчас все плохо. Летом выступала с этой песней и заплакала, когда поняла: все меняется. Людей на концерте больше, начинает сбываться то, на что я надеялась.

— Когда ты проходишь через это чувство, за ним не появляется страха и сомнений в себе на фоне того, что надо продолжать развивать успех?

— Страха нет, но сомнения в себе есть всегда, работаю над этим с психологом. Я достаточно счастливый человек, который продолжал бы жить свою счастливую жизнь и без успеха «Шоколадки». Это просто приятный бонус, а музыка — это то, чем я всегда занималась для удовольствия. Когда слышу, что я «автор одного хита», меня это не задевает. Наоборот: круто! Повезет, будут еще и второй, и третий хиты. Нет — ничего страшного, мне и так клево.

— «Музыка всегда в удовольствие». А разве нет моментов, когда это работа и рутина?

— Только когда доделываешь альбом и устаешь слушать одно и то же. Хочется уже пойти дальше, а нужно довести песни до конца. Для этого нужны концентрация, усердие и дисциплина, а с этим у меня с детства плохо. Но это просто часть творческого процесса.

— Ты говоришь, что у тебя с детства плохо с дисциплиной. Это не мешало учиться музыке?

— Во мне много целеустремленности, при этом у меня рассеянное внимание. Я была смышленым ребенком, но часто отвлекалась, могла посреди урока не заметить, что встала и пошла смотреть в окно. Предполагали, что это связано с СДВГ, я была гиперактивным ребенком. В итоге все вылилось в то, что если я на что‑то обратила внимание, то готова долго бить в эту точку. Иногда работает в обратную сторону: устаю от чего‑то и забиваю. Из‑за этого могу нарушать дедлайны.

— Ты хотела петь с детства? Как это влияло на отношения с окружающим миром?

— Помню, бабушка часто не могла уложить меня на дневной сон и в итоге засыпала сама, пока я под боком пела песни «ВИА Гры». Она старалась мягко объяснить, что сейчас надо не петь, а укладываться. Еще у нее дома был такой медный крючок, чтобы задвигать шторы, бабушка сама его сделала. А я брала его и делала вид, что это микрофон. Тогда еще ничего не понимала, меня просто привлекала сама идея. У меня с детства проявлялся артистизм.

В первом классе попросила преподавателя музыки втихаря обучать меня. Но нужен был свой инструмент, которого у меня не было, поэтому я начала с игры на ксилофоне. Приходила и училась играть на нем, пока мой одноклассник осваивал саксофон. Потом с преподавателем поговорили мои родители, у них случилось недопонимание, и больше в музыкальную школу я не ходила. А в классе шестом моя классная руководительница Вера Алексеевна устроила небольшой кастинг на школьный конкурс: кто попадал в ноты, того она и брала. Потом стала меня чаще отправлять на другие конкурсы. Я сильно нервничала, но пела там — и мне говорили, что есть потенциал.

Показала одну из песен лучшей подруге. Она сперва не поверила, что это я написала. Был еще случай, когда на урок нужно было выучить стихотворение, а я этого не сделала. Дежурила в столовой и решила, что отлично все продумала: есть алиби, чтобы не идти на урок. Но тут пришли одноклассники и сказали, что я все равно обязана сдать стих, иначе — двойка. Надо было что‑то делать: взяла гитару, побежала в класс. Сказала, что стих не выучила, но у меня есть песня, и если ей понравится, буду рада оценке. Говорю: «Песня про ангела! Про вас!» Кажется, я тогда получила четверку.

— Получается, впервые ты на музыке заработала не деньги, а оценку в школе.

— Похоже, да. Еще тогда мы с друзьями пели в кафешке за пиццу с фруктовым чаем. А прямо зарабатывать деньги на музыке я начала, когда пела на улицах Арбата. Это позже сработало и как аргумент в диалоге с мамой, которая хотела, чтобы я получила образование и сильно не зацикливалалсь на музыке: «Смотри, если меня слушает столько людей, в этом что‑то есть». Но я в любом случае поступила в университет на исторический факультет. А это было обязательное условие родителей: если уезжаю в Москву, то на бюджет. Думаю, они бы в любом случае не оставили бы меня бомжевать на улице, но определенный семейный накал в то время был. Я закончила специалитет, но мне это давалось тяжело и мучительно. Хотела выполнить челлендж и довести это дело до конца, это было большой проверкой моей устойчивости и целеустремленности.

— Когда родители приняли твои музыкальные амбиции?

— После «Песен на ТНТ». Они пересмотрели свою позицию и поняли меня. Сейчас родители мной гордятся и рады, что все хорошо идет. Пусть и сами не до конца понимают, что происходит в карьере. Когда «Шоколадка» стрельнула и попала в мировые чарты Shazam, мама спрашивала, что такое чарты.

— Между «Песнями на ТНТ» и «Шоколадкой» прошло пять лет — у тебя был период долгих поисков себя. Как было с сомнениями в себе в этот период?

— Не буду врать, в это время у меня были мысли: вдруг это не мое. Но они были скорее мимолетными на фоне депрессии, которую мне диагностировали. Я лечила ее три года, с этим связан и такой затяжной период после проекта. Когда вышла из «Песен», меня накрыло месяцев через восемь. Это было не про поиск себя, а восстановление. Только с альбома «Диско шар» появилось осознанное направление. До этого я отдавала в мир все, что из меня выходило, с надеждой на то, что это будет кому‑то полезно. В то время я старалась справиться с состоянием здоровья и не забросить любимое дело, потому что в состоянии депрессии не хочется делать вообще ничего.

— Что вызвало депрессию?

— Предполагаю, что определенный стресс на фоне проекта. Это был первый опыт медийности. Вот все эти штуки с реакцией на «Шоколадку» я прошла еще тогда. И принимала все близко к сердцу, включая комментарии кумиров из жюри, коллег, которых я считала более талантливыми, а себя — недостаточно. Было много самокопаний и сомнений в себе, когда читала комментарии, где люди желали мне смерти. Считаю, я тогда не была до конца сформирована, одно наложилось на другое. Продюсер «Песен» тогда говорил: «Давай‑ка ты не будешь останавливаться. Ребята, которые из прошлого сезона, так сделали — у них сейчас ничего нет. А ты продолжай топить». И я взяла это за установку, хотя ресурса топить у меня не было. Внутри накапливалась агрессия, которая в итоге вылилась в то, во что вылилась. Потом шла долгая перезагрузка и проработка как физического, так и ментального состояния. Я до сих прорабатываю с психологом «приколы», которые у меня вылезают.

— Ты сама решила пойти за помощью?

—Да. Тогда психологическую помощь еще не так сильно освещали.

Скорее, слышала, что я крутая, надо продолжать и как вообще можно грустить после проекта. А я не знала, почему все время плачу и не понимала, что со мной происходит. Я изменилась: до этого была позитивным человеком, такая вся «ля-ля-ля», а здесь вдруг срезала волосы, не красилась, стала ходить в мешковатой одежде. Сейчас тоже ее ношу, но не потому что дед-инсайд, а потому что так удобно. Писала тогда мрачные песни, сама слушала такие и была Беллой из «Сумерек»: раньше была солнышком, а стала луной. Сходила к психиатру: «У тебя депрессия, бро. Тебе бы в Таиланд поехать отдыхать». Отличная идея, только у меня тогда финансовое положение было не про отпуск, поэтому стала лечиться, никуда не уезжая.

— Как ты себя чувствуешь сейчас?

— Хорошо. По-прежнему есть вещи, которые мне не нравятся. Но и наоборот — я люблю сидеть дома и кайфовать, играть в PlayStation, читать книжки и обниматься с любимым человеком. Мне не хочется выходить на красные дорожки, это не доставляет удовольствия. Но понимаю, что это как раз часть работы, поэтому прихожу и радуюсь, когда вижу там знакомых артистов.

— Ты упомянула любимого человека. Вам сложно даются расставания, когда ты уезжаешь на гастроли?

— А пока не было такого, чтобы я прямо на месяц уехала с концами. Когда улетаю на несколько дней, мы постоянно на видеосвязи, мур-мур-мур, такие очень милые и трогательные штучки. Он, наоборот, за меня радуется и поддерживает. У меня был период в прошлом году, когда я много выступала и приезжала домой без сил, не успевала даже одежду стирать. Приходила — и сразу вырубалась. Но я захожу домой, а там все убрано, постирано и развешено, вкусно пахнет и еда уже готова. Это про любовь и заботу. Как и мой новый альбом.

— Во что на PlayStation играешь?

— Не сказать, чтобы я супершарила за все, только недавно открыла для себя этот мир. «Человек-паук» — то, что могу сама проходить без сильного стресса. Если я нервничаю, то для меня это плохая игра. Мне нужно испытывать только удовольствие. Еще нравится God of War, но там я больше наблюдаю, как в нее играют, самой немножко страшно.

Ты как‑то приходила в комменты под рилс Коли Редькина как раз про группу «ВИА Гра» и критиковала сексуализацию женщин. Насколько это важная тема?

— Да, конечно, важная. Мне кажется, спроси ты это у парня-артиста, думаю, он тоже скажет, что ему бы не хотелось, чтобы мужчин воспринимали как объект. Артисты — такие же люди. Не думаю, что сексуализация куда‑то исчезнет в ближайшие годы, на ней частично держится капитализм. Вряд ли маркетологи вдруг подумают: «Давайте-ка не будем делать на этом деньги». Просто хочется, чтобы люди, потребляющие такой контент, держали в голове, что кажущиеся им сексуальными девушки не глупые и не плохие, они просто проявляют себя таким образом, потому что это хорошо продается. Тут нет ничего плохого, и это точно не делает их мясом или неодушевленным предметом. Речь всегда в первую очередь про личность.

— Самое дикое, что прилетало тебе в директ?

— Если пишут про смерть, сразу отправляю в бан, не разбираясь. Раньше пыталась вступать в диалог и понять человека: «Почему ты так говоришь? Может, у тебя что‑то случилось и я могу помочь? Или не знаешь меня — так давай расскажу, какой я человек». Но это же бред. Сейчас вижу такое — и до свидания.

По-настоящему меня пугают люди, которые неконтролируемо по тебе фанатеют. Выдумывают в голове воображаемые истории, связанные с тобой, и пытаются выдать их за правду. Тут бы человеку к врачу обратиться, потому что нет ничего здорового в озабоченности другой персоной, когда ты преследуешь ее, пишешь с разных аккаунтов, бежишь за ней на концерте.

— Это ведь не абстрактная история?

— К сожалению, нет. И меня это закрыло от поклонников. «Шоколадка» дала много новой аудитории. С одной стороны, это круто. С другой, возникают такие нюансы, я до сих пор до конца не понимаю, как с ними справляться и безопасно себя чувствовать.

— Ты в голове разделяешь поп-музыку и попсу?

— Никогда так не делала. Когда‑то мне вообще казалось, что поп-музыка — это что‑то плохое. А потом поняла — это же просто популярная музыка. Что в этом плохого-то? Если она приносит человеку удовольствие, почему нет, все круто, ноль осуждения.

— К слову про осуждение. Я слышал два мнения про песню «Чайник»: «Кошмар, выключите это поскорее» и «Кошмар» — потом пауза и «Блин, круто, не выключайте». Как ты реагируешь на реплики о том, что твоя музыка может быть слишком простой?

— Всем невозможно угодить. У многих сейчас есть впечатление, что этот трек написан после «Шоколадки», хотя на самом деле он вышел полтора года назад на альбоме «Диско шар». А это концептуальная работа, построенная вокруг диско вперемешку с поп-музыкой, где один трек только дополняет контекст другого. Я точно не вижу в этой песне проблемы или низкой интеллектуальной ценности.

Вот кого‑то зацепило: «Чайник же нельзя раскипятить, нет такого слова». Мне жаль, что вы так думаете. Это просто песня, художественное произведение. Конечно, было бы здорово, будь в них все всегда грамматически верно. Но ритмика и эмоции важнее. И внутри художественного жанра я все сделала хорошо. Хотя первый куплет мне сейчас не очень нравится, я бы его чуть усложнила по смысловой нагрузке. Но в моменте написания мне все казалось очень клевым.

«Чайник» — дополнительный оттенок альбома и его важная часть. Эта песня — да и весь альбом — о внутренних переживаниях. Помимо всего, что и так происходит в мире, у каждого из нас есть личные переживания и отношения с родителями, друзьями, партнерами. По сути, песня о ночном времени, когда люди сидят рядом и могут поделиться тяжелым на душе. «Чайник» — про то, что происходит; время уже не вернуть назад, нужно замечать маленькие радости, чтобы совсем не свихнуться. Поэтому и чай «без сахара пьем, и живем без него».

Саму фразу я не из воздуха взяла. Как‑то сидела с друзьями на кухне, мы поставили чайник, но все очень устали, и было лень заваривать чай. И я сказала: «Ладно, чайник уже нельзя раскипятить». Подумала, что это забавно звучит, и записала фразу. Нет такого слова? Ну что поделать. А смысл в треке есть. Если его кто‑то не увидел, это его право, я не настаиваю.

У меня есть песня «Капюшон» — и ее я сделала по приколу, когда попросила комиков накидать мне рандомных слов, которые вообще было невозможно между собой связать. И там получилась белиберда. Но к ней критики почему‑то меньше, чем к «Чайнику». Возможно, дело в том, что он завирусился уже после «Шоколадки», а она к тому моменту всех утомила. Тогда могу понять такую реакцию на «Чайник», пусть в глубине души мне и хочется, чтобы его все любили. Надеюсь, рано или поздно люди услышат другие мои песни и поймут, что я не кринж. Хотя все мы немножко кринж.

— Какие у тебя планы на 2025 год, раз альбом ты уже выпустила?

— Когда стрельнула «Шоколадка», я потеряла близкого человека: умерла моя бабушка. И я переживаю эту потерю. У бабушки есть прекрасные бардовские песни, она мечтала, чтобы мы их записали. К сожалению, из‑за определенных обстоятельств с ее здоровьем мы не успели этого сделать. Я бы хотела выпустить альбом из ее песен, отдав ей дань уважения. Именно благодаря бабушке люди и слушали «Шоколадку». Но не знаю, насколько у меня получится, морально очень тяжело.

Сейчас занимаюсь большим сольным концертом, который пройдет 1 марта в клубе Atmosphere, где хочется не ударить в грязь лицом и сделать приятную картинку и шоу, которое запомнится людям. Активно работаем над этим с командой, поэтому всех туда приглашаю.