Zoloto: «Я еще не стал фитнес-рокером, но иду к этому». Большое интервью

Проект Владимира Золотухина Zoloto — одна из ключевых инди-групп 2024 года. То, что начиналось как милый нишевый проект с уютными небольшими залами, в итоге переросло в хедлайнера множества больших фестивалей, чартовый успех и статус главного инди-краша последних лет. В этом году у Zoloto вышел альбом «Перевоплотиться» — резкий уход в сторону классического «аналогового» звука. Это не повлияло на растущий успех Золотухина: группа осталась и в чартах, и собирает полные залы.

Мы встретились с Владимиром в Минске перед заключительным большим концертом в этом году, чтобы поговорить о музыке, новом статусе и положении дел на русскоязычной сцене в последние пару лет. Узнали в том числе и такие вещи:

— Zoloto — в первую очередь музыкант из Казахстана, это важно;
— на его концерт в Нижнем Новгороде пришел один человек, а спустя пару лет там же был солдаут;
— альбом «Перевоплотиться» стал винтажным в том числе из‑за влияния искусственного интеллекта на музыку;
— сегодняшняя сцена — во многом выжженное поле, но это не значит, что успех Zoloto связан только с этим;
— он рад, что люди «наконец-то покинули свой Лондон с задворок Тольяттинской области»;
— цель Zoloto — стать фитнес-рокером;
— и не только!

— Zoloto — твой сольный проект или группа?

— Это мой сольный проект, имеющий разные формы в зависимости от того, что я хочу сделать. Сейчас мы проехали тур в составе классической рок-группы из четырех человек. До этого был другой состав с бэк-вокалистками, трубой и не только.

— Ты — русский, но вырос в Казахстане. На тебя влияло слияние культур дома и в окружающем мире?

— Думаю, это бессознательные вещи. Но что‑то уникальное в твое восприятие мира закладывается. Я родился русским, но в Киргизии, потом жил в Казахстане. Так или иначе находился в культурном компоте и впитывал традиции всего, что происходило вокруг. Ты можешь быть православным, но при этом соблюдать мусульманские традиции. Это на 100% повлияло и на мою музыку, и на мировоззрение в целом.

— Себя ты причисляешь к казахской сцене?

— Да. Стараюсь никогда не забывать, откуда ноги растут, многим напоминаю, что я в первую очередь музыкант из Казахстана. И то, что мое творчество транслирует, сформулировано именно благодаря вещам, которые происходили со мной там.

— Сегодня ты даешь концерт на несколько тысяч человек в Минске, а перед этим выступал в небольшом клубе в Берлине. На какой сцене комфортнее себя ощущаешь?

— У нас недавно был в Питере огромный концерт, со сцены все выглядело как стадион. А потом нам предложили сыграть на дне рождения клуба «Ровесник» в Москве, это очень маленькая площадка. Мне нравится, когда группа, которая может собрать стадион, способна проявить себя и в маленьком клубе. Когда постепенно привыкаешь к большим площадкам, отвыкаешь от близости с публикой.

Что касается Берлина, я вообще ничего не ожидал от выступления. Но там был такой теплый прием, что у меня ком в горле стоял. Чувствовалось, насколько это важное событие для людей, которые скучают по родине, родному языку и общению с носителями той же культуры. У таких концертов есть терапевтический эффект. Понятно, что людей там было немного, человек 500. Но в таких случаях нет разницы: пятьсот, пять тысяч или просто пять, на отдачу это никак не влияет.

Несколько лет назад мы приезжали в Нижний Новгород. Готовились к концерту, когда в гримерку зашел организатор: «Ребята, можете не играть, куплен один билет, смысла в этом никакого нет». Я толкнул мотивационную речь о том, что это ничего не значит, надо играть все полтора часа. Вышли в зал — а там буквально одна девочка и была. Настроились на то, что это кармический момент: если у нас есть вера, все будет работать. А то, что люди пока не врубаются, не значит, что мы идем не туда.

Отыграли концерт, сели ужинать с этой девочкой. В прошлом году снова приезжали в Нижний Новгород — уже с солдаутом. Я со сцены рассказывал эту историю, попросил передать девочке, что помню тот концерт. Оказалось, она пришла и на этот. Круг замкнулся — все произошло так, как нужно.

— В сентябре вышел альбом «Перевоплотиться». Как оцениваешь его успех?

— Я пойму, насколько он успешен, когда получу первые деньги. Сразу после выхода альбома я вообще не следил за реакцией: устал, пока его досводили, и сразу уехал в отпуск. После возвращения люди из индустрии начали меня поздравлять — это довольно экспериментальный в плане звучания релиз, который хорошо показал себя в чартах. Но мы уже съездили с этим альбомом в специфичный тур: презентовали песни, которые еще не вышли. Получился аналоговый прогрев альбома на 25 городов. В феврале поедем с концертами и на одном альбоме откатаем два тура. Думаю, это неплохо.

Мне приятно, что получается делать музыку, которую я хочу делать, и когда слышу от других артистов, что помогаю им поверить в то, что с таким творчеством можно и собирать залы, и кайфовать от процесса.

— Новый альбом сильно отличается от прошлых — ты вот как раз использовал слово «аналоговый». Почему так получилось?

— Всегда стараюсь загонять себя в новые условия, каждый альбом — новый прикол. Это необходимо, что расширять кругозор и приобретать опыт. Здесь я впервые поставил себе жесткие рамки еще перед записью: не использовать клавишные и семплы, не прибегать к искусственному интеллекту и многие другие ограничения. Погрузился в гитарную тему, перебрал много винтажных инструментов со своими историями. Кайфовал от процесса: какую именно гитару использовать, где ее применить, каким микрофоном подзвучить.

— Опасаешься, что искусственный интеллект в итоге победит?

— Я не погружался в эту тему глубоко, но вижу, как сильно она помогает в звукорежиссуре, все становится быстрее. Это в том числе вдохновило и новый альбом: решил, что надо срочно повернуть в сторону аналога, потому что именно сейчас будет интересна музыка, сделанная руками, пока ты еще можешь конкурировать с технологиями. Основополагающая идея альбома — минимизировать использование компьютера, пока он нас еще не победил.

— Тебе нравится, что видишь в чартах?

— Да. Мне приятно видеть свой альбом рядом с откровенно коммерческой музыкой. Я начал заниматься творчеством, потому что у меня не было выбора, мне это просто нравилось. Не было ни стримингов, ни индустрии, ни потенциального коммерческого успеха. А с 2017 года появилась плеяда музыкантов, первостепенная задача которых — заработать. Я не вижу в этом ничего плохого, только логичное.

— Но то, что до денег проще дотянуться, негативно влияет на музыку?

— Думаю, сейчас есть огромное количество музыкантов, у которых по-прежнему нет бабок. Существование стриминга не означает, что ты на нем обязательно заработаешь. Мы про это говорили и со «Стоунд»: есть много инди-групп, они что‑то делают, сразу выпускают — и не работают над качеством, потому что боятся упустить слушателя, который побежит слушать кого‑то следующего. Но он же это делает, потому что следующий трек в плейлисте выходит качественнее. Поэтому надеюсь, что через большую конкуренцию будет расти и качество музыки вокруг.

— В этом году вокруг много говорили о том, что на фестивалях последние годы выступают одни и те же люди, потому что больше некому. Как ты относишься к таким репликам?

— Я с ними согласен.

Мы логично шли к нынешнему положению вещей уже много лет, а не получили все просто так. Но нельзя отрицать, что артистов стало меньше. Сейчас происходит момент перехода, существует много групп, которые активно работают, чтобы выйти на определенный уровень. Но это занимает время, а пока в лайнапах фестивалей мы видим примерно одних и тех же людей, это факт.

Как и нельзя отрицать, что большое количество групп как пять лет назад ничего не собирали, так и сейчас. Но продолжают жаловаться на Анну Асти, которая у них якобы все забрала. Это не так. Я в какой‑то момент понял, что не собираюсь идти в отрицание. Это выбор каждого человека, в какую музыку включаться, в какую — нет. Я не вижу ничего плохого в той же Анне Асти.

— У нас выходило интервью с Тосей Чайкиной, она, в свою очередь, скорее критиковала «похожие друг на друга» песни из чартов.

— Да, мы с ней общались недавно на эту тему. Я говорил: «А тебе не все равно?» Отношусь к этому как к данности. Я учился на культурологии, мы проходили там методы изучения искусства и культуры. Есть важная вещь: когда ты наблюдаешь за феноменом, чтобы его понять, нужно отойти от оценочного суждения, а смотреть взглядом со стороны.

— Были песни, которые вызвали эмоцию: «Фу, это отвратительно»?

— Раньше их было много, сейчас я отошел от этих эмоций. Перенастроил себя.

— К слову, про негативные эмоции. Раньше ты критиковал «Афишу» за то, что у нас много писали про инди-героев, певших на английском. Какую реакцию у тебя вызывает то, что эта волна сошла на нет?

— От того периода не осталось даже пепла. Спустя 10 лет смотрю на это с ехидной ухмылочкой, когда все эти люди начинают переобуваться и выезжать из своего Лондона с задворок Тольяттинской области. Ко мне на студии подходил менеджер одного из таких артистов — вот, человеку нужен текст на русском. Наконец-то.

— К тебе широкая известность пришла в сознательном возрасте. Это плюс или упущенный юношеский угар?

— Благодарен судьбе за то, что со мной ничего громкого не случилось в 20 лет. Тогда я бы точно не вывез. У меня уже была группа, с которой мы гастролировали, и, если бы на это наложился большой успех, думаю, мы бы не дотянули до нынешнего возраста. Сейчас рок-н-ролл можно найти в других вещах, а не вечном пьянстве. Есть Элис Купер, который с 34 лет ничего не употребляет вообще, — и он жив, продолжает давать концерты. Я всегда это расценивал как два пути. Если ты рок-звезда, либо умираешь молодым, либо не умираешь и становишься динозавром. А для этого нужно поддерживать себя в форме.

— Твоя цель — стать динозавром?

— Нет. Но я понял, что хочу хорошо играть. И мне нужно быть в форме. И физической, и творческой: нужно чувствовать инструмент, не плавать во времени и взаимодействовать со своей группой.

Потому что если начать тур с выпивки, то ты его не закончишь. Есть куча групп, которые взваливают на себя 40 городов и к середине тура разваливаются на части и не доезжают его до конца по этой самой причине. А если ты считаешь себя музыкантом, должен доехать до всех, кто любит петь твои песни.

— В туре — ЗОЖ?

— Мы не исключаем кайфов, нет сухих законов. Это как в большом спорте. Знаешь, что отличает КХЛ от НХЛ? В России жесткие правила: в контракте прописано, что к тебе могут даже ночью зайти взять анализы. В НХЛ такого нет: ты можешь хоть во время игры пить пиво, если справляешься со своими задачами. У нас ровно такой же подход: можно делать все до момента, пока ты отрабатываешь на концертах. А если кто‑то начнет косячить, то будет заниматься этим уже не в моей группе.

— В детстве ты занимался хоккеем. Сейчас это твоя отдушина?

— Помимо музыки я люблю три вещи в жизни: велосипед, шахматы и хоккей. Перед сном могу посмотреть, что случилось в НХЛ, кто как идет в турнирной таблице, что показывают игроки. Это позволяет увести голову в другую сторону. Как и шахматы. Велосипед помогает разгрузиться: крутишь педали и очищаешь свою оперативную систему. За это лето, к сожалению, ни разу не покатался. Прошлые два сезона передвигался по Москве только на велосипеде. Пару лет назад ездили на музыкальный фестиваль в Голландию, жили в 20 километрах от площадки. И вот делаешь на велосипеде двадцаточку туда и обратно. Это и в форме заодно поддерживает.

— Я удивился, когда узнал, что ты слушаешь Замая.

— Да, нравится его последний альбом. И у Славы КПСС он великолепный. Пока летел в самолете, слушал N1nt3nd0. Дело в том, что, если я делаю определенную музыку, я не обязан слушать такую же. Всегда нахожусь в поиске классного текста. Замай и Слава те же — это не столько о музыке, сколько о литературе. Вот, например, у меня в прослушанном соседствуют Kizaru и Александр Розенбаум. Одного не надо противопоставлять другому, крутые вещи можно находить везде.

— Ты ездишь в туры на 30 городов — и все это время видишь одни и тех же людей. Как вы не надоедаете друг другу?

— Это ключевой момент, на который я смотрю, когда беру человека в группу, наравне с его профессионализмом. У меня есть талант собирать и мотивировать команду, чтобы все чувствовали себя достойно и никто не оставался в обиде. Это принципиальный момент: люди, которые со мной работают, должны хорошо себя чувствовать. Стараюсь поддерживать определенный бытовой уровень на концертах, чтобы люди нормально питались и успевали отдыхать. Я не экономлю на людях.

— Ты понимаешь, как сейчас выглядит твоя аудитория?

— На последних концертах я замечаю, что первые ряды — это те же люди, что вчера и позавчера: фан-клуб, который начал за нами ездить. Для меня это невероятная история. Если верить цифрам, примерно половина аудитории — это люди от 24 до 32 лет, в основном девушки. Но иногда замечаю и компании взрослых мужиков, которым тоже в кайф. Думаю, новый альбом принесет больше мужской аудитории — там есть песни, которые смогут заценить именно чуваки. Это же гитарный альбом, там есть моменты поагрессивнее.

— Твоя карьера длится больше 10 лет. А когда поймешь, что все — прошел ее до конца, пора останавливаться?

— У меня нет таких мыслей, это процесс моей жизнедеятельности. Я бездельник в хорошем плане: музыка же не работа.

— Задумывался о том, что стал ультимативным крашем инди-сцены?

— Я с этим не особо сталкиваюсь, потому что у меня закрытый образ жизни, почти никуда не хожу, после концертов тоже не выбираюсь никуда. Но я сталкивался со сталкингом. Начал в неочевидных местах встречать одних и тех же людей, иногда это выглядит пугающе. Вышел в магаз за кофе — и вижу одного и того же человека каждый день. Но оголтелого фанатизма не встречал, это приятно.

— Еще одно определение тебя: «флагман инди-сцены».

— Не чувствую себя так. Просто замечаю, что в целом такой музыки все больше, люди снова стали играть на гитарах.

— Услышал такое определение твоего творчества: «Музыка пьяных печальных людей». Как тебе?

— Интересно, пусть будет так. Главное, чтобы не очень пьяная. Потому что слишком пьяные и печальные люди — это не очень хорошо.

Весной 2025 года группа Zoloto едет в большой тур с презентацией альбома «Перевоплотиться». Расписание тура и билеты можно найти на сайте группы и на «Афише».