Рик Рубин — американский музыкальный продюсер, работавший с несколькими поколениями артистов, которые определяли развитие музыкального рынка. В восьмидесятые Рубин стоял у истоков мейнстримного хип-хопа (Run-DMC, Beastie Boys, LL Cool J и не только), в девяностые начал работать и с рок-музыкой (RHCP, Nine Inch Nails, System of a Down), а начиная с нулевых стал и поп-гуру (Джастин Тимберлейк, Шакира, Адель и другие звездные артисты).
Все это время Рик Рубин вел жизнь аскета, далекого от глянцевого мира музыкальной славы: он скорее похож на бородатого босоногого йога, который случайно забрел в особняк за много миллионов долларов. Книга «Из ничего» — во многом об этом. Как найти себя и применение собственных талантов в среде, где вам все кажется чуждым. И превратить это чужое в свой дом.
В своей книге Рик Рубин рассуждает о том, как правильно подходить к созданию музыки и не только, и существует ли вообще какой‑то «верный» метод. Это лучшая возможность понять, о чем Рубин разговаривает с артистами и как помогает им раскрывать свой потенциал. «Я собирался написать книгу о том, как заниматься искусством. А получилась книга о том, как жить», — так «Из ничего» описывает сам автор.
Мы публикуем две главы из книги — об условности всех правил и важности внутреннего редактора.
Правила
Правило — это любой принцип или творческий критерий. Правила существуют в сознании художников, в жанрах и культуре. По своей природе правила суть ограничения. Законы математики и точных наук устроены иначе. Они описывают связи в физическом мире, и мы знаем, что они истинны, поскольку проверяем их в реальной жизни. Художники учат другие правила. Эти правила — допущения, а не абсолюты. Они описывают цель или метод достижения краткосрочных или долгосрочных результатов. Эти правила нужно проверять. Они ценны, только если полезны. Это не законы природы.
Под законы маскируются любые допущения: рекомендация из книги по саморазвитию, цитата из интервью, совет любимого художника, след в культуре, давняя реплика учителя. Правила велят нам поступать заурядно.
Цель не в том, чтобы не выделяться. Наоборот — подчеркнуть различия, то, что выходит за рамки, уникальность вашего взгляда на мир. Не надо подстраиваться под чужое звучание — цените собственный голос. Развивайте его. Лелейте.
Как только сложится традиция, интереснее всего будет то, что из нее выбивается. Зачем создавать искусство? Чтобы изобретать и самовыражаться, показать нечто новое, показать то, что у вас внутри, поделиться своим уникальным взглядом.
Все вокруг чего‑то ждут от нас и давят. Общество диктует, что хорошо и плохо, что приемлемо и зазорно, что похвально и порицаемо. Ключевыми художниками своего поколения становятся обычно те, кто живет вне этих границ. Не те, кто воплощает убеждения и обычаи своего времени, а те, кто их преодолевает. Искусство — это конфронтация. Оно расширяет реальность аудитории, показывает ей жизнь, приоткрывая другое окно. За которым может оказаться великолепный новый вид.
Поначалу мы подходим к своему ремеслу с шаблоном из прошлого. Если вы пишете песню, наверняка она будет от трех до пяти минут с определенным количеством повторов. Птица поет совсем иначе. Она не предпочитает формат от трех до пяти минут, вполне может обойтись без припева, но птичье пение не менее звучно. И гораздо ближе естеству птицы. Это приглашение, предостережение, способ общения и средство выживания.
Зачастую стандарты в нашей области столь повсеместны, что мы воспринимаем их как данность. Они незримы и непререкаемы. Из‑за этого мыслить вне устоявшейся парадигмы почти невозможно.
Зайдите в музей изобразительного искусства. В основном вы увидите картины на холстах, в прямоугольных деревянных рамах, будь то «Смерть Сократа» Жака-Луи Давида или «Алтарь» Хильмы аф Клинт. Содержание меняется, материал неизменен. Общепринятый стандарт.
Если вы хотите писать картины, скорее всего, вы первым делом натянете холст на прямоугольный деревянный подрамник и установите его на мольберт. На холсте еще нет ни капли краски, а вы, просто избрав такие материалы, уже сильно сузили спектр возможностей.
Мы исходим из того, что инструменты и формат — часть изобразительного искусства как такового. Но любая окрашенная поверхность может быть картиной, если несет эстетическую или коммуникативную функцию. Все прочие решения зависят от художника. И в любом искусстве те же условности. В книге определенное количество страниц, и она делится на главы. Игровой фильм — от 90 до 120 минут, и в нем чаще всего три акта. Все эти нормы ограничивают наше творчество, хотя мы к нему еще даже не приступили.
В жанрах правила очерчены особенно четко. Фильм ужасов, балет, кантри-альбом — с каждым связаны определенные ожидания. Стоит навесить на свою работу жанровый ярлык, и тут же возникает соблазн подчиниться правилам. Шаблоны прошлого могут вдохновлять поначалу, но полезно выходить за их рамки. Все то же самое миру не нужно.
Любое новаторство рискует превратиться в правило. И стать самоцелью. Мы делаем полезные открытия, а потом нередко выводим из них формулы. Иногда полагаем, что эта формула и определяет нашу роль в искусстве. Где наш голос, а где — нет. Одним творцам это на пользу, других ограничивает. Порой за формулой следует снижение отдачи. Бывает, мы не понимаем, что формула — лишь малая толика того, что придает работе силу.
Полезно снова и снова сомневаться в процессе. Если вы добились хороших результатов в каком‑то стиле, определенным методом или в особой обстановке, не думайте, что это и есть оптимальный путь. Или ваш путь. Или единственный путь. Религиозное рвение тут ни к чему. Может, есть и другие стратегии, и они подходят ничуть не хуже, открывают новые возможности, направления и перспективы. Это не всегда так, но стоит иметь в виду.
Здравый подход художника — знать, что любое правило можно нарушить. Тогда ослабевают путы, а методы становятся непредсказуемыми и разнообразными. По мере развития карьеры формируется стабильность, а она не так интересна. Вы воспринимаете творчество как долг или ответственность. Поэтому полезно бывает заметить, что вы давно уже работаете с одной и той же палитрой.
Начните следующий проект с очищения старой палитры. От этого возникает неопределенность — от этого бывает увлекательно и страшно. Как только у вас появится новый план работы, в творчество могут просочиться элементы прежнего подхода, и это нормально.
Эти трудом наработанные умения превыше правил. Они остаются с вами. Представьте, что получится, если взять совершенно новый материал, новые принципы и наложить их на накопленный опыт.
Отказываясь от прежних правил, можно столкнуться с новыми, скрытыми, которыми вы руководствовались, даже не подозревая об этом. Как только вы эти правила распознаете, их можно будет отбросить или использовать намеренно.
Любое правило — осознанное, неосознанное — стоит опробовать. Сомневайтесь в своих допущениях и методах. Может, найдется способ получше. А если и нет, вы получите полезный опыт. Все эти эксперименты — как штрафные броски. Терять-то вам нечего.
Опасно полагать, что ваш подход — лучший лишь потому, что вы всегда им пользовались.
Привратник
Из чего бы ни родились идеи, как бы ни выглядели, ни одна из них не минует вашего внутреннего редактора. Привратника. Именно он определит, какой в итоге сложится работа, сколько бы ваших «я» ее ни создавало.
Роль редактора — собрать и отсеять. Подчеркнуть важное и выполоть лишнее. Вычистить работу до идеальной версии. Порой редактор находит лакуны и отправляет нас собирать информацию, чтобы их заполнить. Порой информации перебор, и тогда редактор удалит ненужное и обнажит готовую работу.
Вкуса не постичь, ткнув пальцем в то, что нам нравится: музыку, которая радует наш слух, или фильмы, которые мы пересматриваем. Наш вкус раскрывается в том, как мы курируем свою работу. Что включаем в нее, что нет, как составляем ее из фрагментов.
Вам могут нравиться разные ритмы, цвета, узоры, но друг с другом они несовместимы. Все фрагменты должны уместиться в контейнер. Контейнер — это организующий принцип работы. Он диктует, что уместно, а что нет. Мебели, подходящей для дворца, вряд ли место в монастыре.
Редактор обязан отказаться от своего эго. Эго самодовольно прикипает к отдельным элементам работы. Задача редактора — сохранять непредвзятость, игнорировать эти страсти, находить единство и равновесие. Талантливые творцы, но неумелые редакторы, бывает, выполняют эту работу посредственно и в итоге не реализуют свой дар в полной мере.
Не путайте холодную отстраненность редактора с внутренним критиком. Критик сомневается в работе, подрывает ее, смотрит сквозь увеличительное стекло и разбирает на части. Редактор же отходит подальше, обозревает работу в целом и помогает раскрыть весь потенциал.
Под занавес стоит радикально свести работу к самому необходимому — провести беспощадную редактуру. До сих пор творческий процесс в основном означал прибавление. Так что этот этап назовем вычитанием. Обычно он наступает, когда здание уже построено и все варианты исчерпаны.
Редактуру нередко воспринимают как обрезку лишнего жира. Беспощадная редактура — это другое. Мы решаем, что нужно работе непременно, чтобы она оставалась собой, — что совершенно необходимо. Наша цель — не сократить работу до ее финального объема. Мы идем дальше. Даже если, убрав пять процентов, мы получим задуманный объем, можно резать дальше и сохранить лишь половину или треть.
Если вы работаете над альбомом из десяти песен, а записали двадцать, задача — не отобрать десяток. Выберите пять треков, без которых жить не можете. Написали книгу, в которой больше трехсот страниц, — попробуйте сократить до сотни, не утратив сути.
При такой зверской редактуре мы не только добираемся до сердцевины работы — мы еще и меняем наши отношения с проектом. Постигаем его скрытую структуру, понимаем, что подлинно значимо, избавляемся от привязанности создателя и видим свой труд как он есть. Что дает каждая составляющая? Подчеркивает ли она суть? Не отвлекает ли от сути? Вносит ли вклад в равновесие? А в структуру? Совершенно ли она необходима?
Бывает, устранив лишние слои, отходишь на шаг и понимаешь, что работа удалась уже в своей простейшей форме. Или чувствуешь, что какие‑то элементы стоит восстановить. Если целостность работы не страдает, это вопрос личных предпочтений.
Стоит потратить минуту и оценить, действительно ли эти довески улучшают работу. Мы не стремимся к большему ради большего. Мы стремимся к большему ради лучшего. Цель — привести работу к такому виду, чтобы вы смотрели на нее и понимали: другой она и быть не могла. Значит, есть баланс. Элегантность.
Непросто отказаться от элементов, в которые было вложено столько времени и стараний. Некоторые творцы так влюбляются в весь наработанный материал, что не могут выкинуть ничего, даже если произведение в целом от этого выиграет. «Превратить простое в сложное может любой, — говорил Чарльз Мингус. — А вот превратить сложное в простое, замечательно простое, — это творчество».
Издательство
