Этот текст был впервые опубликован 26 августа 2016 года — в день 40-летия певицы.
Понимали ли мы тогда, что Земфира пришла надолго? Знаете, для меня это были счастливые два года, когда мы, команда лейбла «Утекай запись», реально работали как один организм. Мы понимали, что Земфира должна бабахнуть. Но видите, какое дело, мы с Лагутенко и Бурлаковым считали, что так же должны бабахнуть группы Deadушки и «Туманный стон». Не то чтобы мы были романтиками с луны — просто это были три стартовых релиза. И вера во все была очень сильная. Настолько, что последние деньги вкладывались. Когда готовился дебютный альбом Земфиры, мы все отказались от зарплат. А десять дней его записи в студии на «Мосфильме» оплачивались из личных сбережений. Она все это понимала и, думаю, оценила.
Максимальный перфекционизм и очень высокие профессиональные требования к музыкантам, о которых сейчас знают все, она проявляла с первых дней. Смотрите, денег было на 10 смен. Играли мастера — Пунгин и Цалер из «Мумий Тролля». Но все настолько ею вычищалось, что первые девять дней ушли на запись музыки и аранжировки. И остался всего один день, чтобы записать вокал для 14 песен. И она совершила какой‑то подвиг — записала песен 10 за день. А четыре остальные дописали уже в Лондоне.
97-й был годом «Тролля», в 99-м выстрелила Земфира, а в 2000–2001-м — «Ленинград». С тех пор прошло 15 лет без героев. Потому что назвать всерьез героями «Би-2» или более позднее поколение я не могу. Талантливые люди продолжали появляться, но у всех были какие‑то творческие недоработки. А у Земфиры все получилось органично: и тексты, и музыка, и месседж, и ее спортивная энергия.
Я жалеть никого не буду — мне кажется, что после альбома «Вендетта»… Она, конечно, поет: «По воскресеньям я пишу отличные песни», но можно посмотреть, что в последние десять лет песен, которые становились бы гимнами, практически не появляется. В последние годы она перешла на более спокойный олимпийский график: выступает не много, интервью дает не много, альбомов записывает не много. Последний ее альбом я покупать побоялся (а отношения уже не такие теплые, чтобы альбомы дарили). Хочу оставить в сознании незамутненный образ первых пяти альбомов.
Что такого целое поколение нашло в ее песнях? Да каждый свое. Я помню, что мужчины, многие мои приятели, не самые глупые люди, даже не сразу просекли, что в первых песнях дебютного альбома шло обращение женского пола к женскому полу. Транслировалась лютая такая и незнакомая ранее энергия. Девушки ходили на медляки и плакали. Ходили на обнаженность — обнаженность чувств, нервов, эмоций. Потому что если вы попробуете вспомнить, кто там в 99-м был обнаженным, то обнаружите, что там все болталось между «Машей и медведями», Линдой и Валерией, «певицей, которую все ждали».
Могу ли я себе представить, что в 2016 году глава Первого канала Константин Эрнст занимается клипом неизвестного артиста, как это было при разработке сценария «Ариведерчи»? Вопрос хороший. Первый клип Земфиры «СПИД», снятый нами в Чехии, был успешно забракован и никуда не пошел. Это было инди для, условно, канала VH1. Пошел с помощью Первого канала клип «Ариведерчи». Незадолго до этого рванул русский MTV с песней «Владивосток 2000». И, несмотря на кризис 98-го, в музыке чувствовался подъем. Возможно, это и был пик интереса к музыке и время «неоформленной мифологии». Интернет, соцсети, видеоигры, киберспорт, вседоступный туризм и путешествия пришли значительно позже. Наступало время, когда больше нельзя было вообразить, что какой‑то владелец телеканала поставит в прайм-тайм Диброва с «Антропологией». А тогда мы не придавали этому значения. Недавно я был у Козырева и в конце эфира сказал: «Миша, а ты знаешь, что я за 90-е не прочел ни одной книги? Времени не было».
Можно было многое: делать любые фестивали, писать книги, с экранов курить и ругаться матом, ездить в Крым, невзирая на паспорт. С тех пор произошли тектонические сдвиги. У владельцев СМИ сейчас перед глазами стоят две иконы — рекламодатели и рейтинг. Места для иконы «молодая артистка, новая Земфира» я там почему‑то не обнаруживаю.
Не хочу, чтобы это восприняли так, что я преуменьшаю талант Земфиры, но она появилась когда надо и там, где надо. Сейчас на этом «русском поле экспериментов» реально выжженная земля.
Я бы про нее сказал так: это минное поле, на котором правила минирования меняются каждые полчаса. Настроение, какие‑то взгляды — просчитать было невозможно. Я, к примеру, старался минимализировать телефонные разговоры с ней, потому что по телефону это такой сухой человек с короткими фразами — «Да», «Нет», «Во сколько». Живьем все происходило совсем иначе. Были моменты, кризис, нет денег, когда она предлагала: «Давай я у друзей в Уфе займу и дам тебе». Я отказывался, но после этого хотелось работать и рвать. Мне сложно сказать, сегодня она такая или другая, но вот такой она была.
Еще я помню, что ее отношение к журналистам сначала было очень наивным — воспринимала их всех как друзей. Потом настороженное. А потом она вообще закрылась.
В «Эрмитаже» несколько лет назад играли Klaxons и другие модные британские группы. Солнечный день, кто‑то мне сзади ладонями закрывает глаза, поворачиваюсь — Земфира: «Привет, клево, что встретились!» — как будто не было этих пятнадцати лет, как будто только вчера виделись. И это было очень искренне. Вот в этом она.