Как Дэвид Боуи повлиял на мировую поп-музыку

Первая знаковая песня Боуи, написанная в 1969 году. К тому моменту он уже семь лет играл в разных группах. «Space Oddity» не породила новых музыкальных направлений, но моментально стала классикой британского психофолка, и все последующие песни про космос появлялись в тени баллады про майора Тома. Телеканал BBC включал «Space Oddity» в репортажи о запуске «Аполлона-11» и высадке Нила Армстронга на Луну, что только укрепило ее величественный статус. «Space Oddity» перепевали все подряд — от The Smashing Pumpkins и Cat Power до Ди Анджело, Belle and Sebastian и школьного хора Лэнгли.

«The Man Who Sold the World» 1970-го — не самая популярная, но первая влиятельная пластинка Боуи: на ней звучит тяжелый, мрачный и искривленный гитарный рок, в котором можно усмотреть даже зачатки металлической музыки. Параноидальные тексты, разлаженный звук и тревожный дух пластинки явно произвели большое впечатление на тех, кто пришел после. Все знают «The Man Who Sold the World» по заглавной песне, перепетой Куртом Кобейном на акустическом концерте Nirvana для MTV, но больше всего наследство альбома чувствуется в возникшем десять лет спустя готическом роке, в Siouxsie and the Banshees и The Cure. Особенно важны две песни — «After All» и «All the Madmen».

Боуи часто называют прародителем панка: мол, своей откровенностью в текстах песен и игрой против мейнстрима он проложил дорогу панк-року второй половины 1970-х. С этим, конечно, сложно согласиться — все-таки позиция панка была гораздо радикальнее, чем у Боуи, но в смысле звука он действительно проложил мост между глэм-роком и панком: лучше всего это слышно по песне «Hang On to Yourself», из которой будто бы вышла вся группа Ramones. Короткий хронометраж, стремительные и хлесткие бас и барабаны — в общем, грязная и распущенная версия рок-н-ролла.

В начале 1970-х Боуи придумал инопланетного рокера Зигги Стардаста и записал про него два классических глэмовых альбома, «The Rise and Fall of Ziggy Stardust and the Spiders from Mars» и «Aladdin Sane». Из «Aladdin Sane» с его упругим и сексуальным ритм-энд-блюзом, из одного только «ла-ла-ла», которое Боуи выводит в песне «Time», кажется, выросли весь гедонизм и изысканность Pulp и Suede — да и вообще бритпоп 1990-х.

Влияния Боуи нередко работали в обе стороны: люди, которыми он вдохновлялся, впоследствии вдохновлялись им — и наоборот. Ключевым моментом для Боуи в начале 1970-х было его знакомство с Лу Ридом и Игги Попом: оба стали прообразами Зигги Стардаста, идеальной рок-звезды. Через некоторое время Боуи спродюсировал по важному альбому для Рида и Попа — «Transformer» и «The Idiot» (на которых к тому же сам сыграл и спел).

Боуи не придумал пресловутый голубоглазый соул (то есть соул, сыгранный и спетый белыми), но его неожиданное выступление с альбомом «Young Americans» оказало действие на дальнейшую судьбу жанра: теперь его могли играть не только коммерческие артисты, но и худощавые британские интеллектуалы вроде Пола Уэллера.

В 1974 году пятнадцатилетняя Мадонна Луиза Чикконе отправилась на концерт Дэвида Боуи в Детройте — родители были против, но она ждала этого концерта несколько месяцев, и, по ее собственным словам, ее жизнь изменилась навсегда. Некоторые творческие методы у Боуи и Мадонны и правда совпадают — она так же стала менять костюмы и, что важно, петь на откровенные темы.

В 1976 году Боуи плотно сидел на кокаине — и записал один из главных своих альбомов, «Station to Station». Это был переход от соула и фанка «Young Americans» к немецкой волне, закончившейся переездом в Берлин. Боуи так много нюхал, что до сих пор не может толком вспомнить процесс записи: «Дело было в Лос-Анджелесе». «Station to Station» — сложный альбом с жестким, ритмичным звуком, вдохновленным краутроком. Из него черпали вдохновение постпанковые группы вроде Bauhaus.

Когда Ян Кертис, Питер Хук и Бернард Самнер собрали группу, они назвали ее Warsaw в честь песни Боуи с альбома «Low», и лишь через полтора года превратились в Joy Division; и даже под этим именем записали песню «Warsaw». Хотя прямых цитат из Боуи у Joy Division нет, его берлинский период с беспокойным, злым звуком явно вдохновил Кертиса и группу.

Пожалуй, самая известная песня Боуи из второй половины 1970-х, записанная при участии Роберта Фриппа и Брайана Ино. «Heroes» вдохновила бесчисленное количество рок-гимнов и даже угодила в рекламу Microsoft. Дэйв Гаан попал в Depeche Mode после того, как их менеджер услышал, как он поет «Heroes» (и в конце концов группа пыталась эмулировать ее звук), а LCD Soundsystem записали «Heroes» прямой оммаж — прекрасную «All I Want».

Боуи мало чего придумывал единолично, но зато гениально транслировал и перерабатывал чужие идеи: альбом «Low», вдохновленный электронным холодом Kraftwerk и механическим ритмом Neu!, сумел передать их идеи новой аудитории. Неудивительно, что именно «Low» всплывал как источник вдохновения многих мрачных электронных музыкантов и групп вроде Nine Inch Nails. Песню «Always Crashing in the Same Car» с ее ощущением клаустрофобии и холодным ледяным звуком Трент Резнор всегда называл в интервью среди любимых.

В песне «Yassassin» с последнего берлинского альбома «Lodger» Боуи диковинным образом мешает рэгги и арабские мотивы. У него получилось тоньше, чем у всех, кто впоследствии играл с world music. Интерес Боуи к восточным мотивам разделили и другие музыканты — скажем, Echo and the Bunnymen, пять лет спустя написавшие песню «The Cutter» с эзотерическим, туманным текстом — и тоже вроде как про опасного убийцу.

На бритпоп 1990-х Боуи оказал влияние не только своими глэмовыми записями начала 1970-х, но и гитарной частью берлинской трилогии, рок-песнями с альбомов «Heroes» и «Lodger». Влияние последнего особенно заметно: песню «Boys Keep Swinging» Blur через двадцать лет переделали в свою «M.O.R.» и указали авторов так: Blur, Боуи, Ино.

Возникшее в начале 1980-х британское движение новых романтиков переняло у Боуи практически все: манеру одеваться, любовь к кабаре и театру, налет андрогинности — ну и музыку, конечно. Боуи подшучивал над безыдейностью новой субкультуры в песне «Fashion», но популярнее стала «Ashes to Ashes» — которая в итоге стала своеобразным гимном новых романтиков — Spandau Ballet и прочих.

Выпустив несколько громких хитов в середине 1980-х, Боуи наконец превратился в мейнстримовую поп-звезду: но сам тому не обрадовался и говорил потом, что не знал, как петь для людей, которые никогда не слышали The Velvet Underground. Может, и не знал — но все-таки делал вполне обычную (хоть и не без приемов) восьмидесятническую поп-музыку, а попутно увлекся видеоклипами и стал иконой раннего MTV.

Боуи был важен не только в Англии и Америке, но и за ее пределами: он повлиял на русских в 1980-е. Ранняя «Алиса», «Наутилус Помпилиус» (все они красились на сцене, что важно) — но самым большим фанатом был, наверное, Борис Гребенщиков. С Гребенщиковым Боуи даже встречался, когда тот приехал в Нью-Йорк в 1989 году. Он подарил БГ гитару и провел его по клубам.

В 1990-е годы сам Боуи увлекся новомодными течениями — хип-хопом, новой электроникой и гранжем. Между тем новые группы продолжали вдохновляться его старыми альбомами. Вместе с одной из них — Placebo, докрутившей утонченную лирику Боуи почти до пошлости, — артист даже записал совместную песню «Without You I’m Nothing».

В 1994-м Боуи вместе с Брайаном Ино записал новую песню про майора Тома, «Hallo Spaceboy», внушительный индастриал-рок. А Pet Shop Boys сделали на нее облегченный ремикс.

В нулевые Боуи почти не записывался и не выступал, но вышел на сцену вместе с Arcade Fire — которые уже шагали к успеху. Подпрыгивающие барабаны и беспокойная акустическая гитара у Arcade Fire — как раз от Боуи.

Кроме Arcade Fire Боуи поучаствовал в песне интеллектуалов TV on the Radio, которым сам позвонил по телефону и с третьего раза сумел убедить, что он действительно Дэвид Боуи.

Боуи принес в поп-музыку любовь к переодеваниям и альтер эго — и сейчас это популярно как никогда. Бейонсе записала альбом от лица Саши Фирс, Леди Гага все время придумывает новые образы, при этом нередко цитируя Боуи разными нехитрыми приемами — например рисуя молнию на лице.