Человек свободный: история сибирского джаза

В 1978 году состоялся первый в СССР симпозиум «Современная музыка». Трехдневное мероприятие, проходившее с 16 по 19 февраля, объединило академических и джазовых музыкантов и состояло из теоретической и концертной частей. Альфред Шнитке выступил с докладом «Некоторые тенденции развития современной музыки», композитор Эдисон Денисов прочитал лекцию об эволюции выразительных средств современной музыки, а Ефим Барбан, видный деятель советского джазового сообщества, — о природе и механизмах импровизации в свободном джазе.

В рамках концертной программы квинтет Владимира Мартынова и Татьяны Гринденко исполнил три произведения Мартынова, дуэт Алексея Любимова и Марка Пекарского сыграл «Персидских танцующих дервишей» Терри Райли, а свои фри-джазовые программы среди прочих представили «Трио современной камерной джазовой музыки» в составе Ганелина, Тарасова и Чекасина, ансамбль Тахира Ибрагимова «Бумеранг» из Алма-Аты и ансамбль Анатолия Вапирова (в составе — молодой пианист по имени Сергей Курехин). Пленарная часть проходила в Доме ученых новосибирского Академгородка, а концертная — в ДК имени Чкалова в самом Новосибирске.

Секундочку — первый в СССР симпозиум современной музыки проходит… в Новосибирске? Все так, более того, организован он был не по академической, но по джазовой линии. Это не академические музыканты решили обсудить вопросы современной музыки с джазменами, это джазмены, живо интересующиеся новой музыкой, собрали мероприятие и пригласили на него академистов. Третий по величине город в России многие годы и даже десятилетия являлся также и третьей джазовой столицей страны, сформировав уникальную и активную джазовую сцену с собственным творческим почерком. Но не удивляйтесь, если до сегодняшнего дня вы ничего об этом не слышали.

Даже в самом Новосибирске этот факт вовсе не является частью локального культурного кода или хотя бы предметом местечковой гордости большинства местных жителей. Скорее об этом помнят только те, кто был так или иначе в это движение вовлечен, даже среди молодых экспериментальных музыкантов, тех самых людей, кому было бы особенно интересно и полезно знать о богатой экспериментальной традиции собственного города, о новосибирском джазе осведомлены единицы.

Причины такого положения дел легко объяснить: дух изоляционизма, свойственный сибирским городам, выражается еще и в том, что сами сибиряки более склонны в поисках чего‑то интересного смотреть в сторону столиц, а не у себя дома по сторонам. К тому же, коллективов и концертов было гораздо больше, чем записей. Не то чтобы записей не было совсем — вовсе нет, но те, что были, никогда не переиздавались. Сегодня они доступны разве что в коллекциях знатоков, в залежах торрент-трекеров и тематических пабликов в «ВК»: там их вполне можно найти, но для этого нужно знать, что именно ищешь.

Первое упоминание джаза в локальном контексте относится к 1929 году: тогда, по сообщению местной печати, в немецком поселке-колхозе «Блюменфельд» был сформирован «джаз-оркестр». Поселок находился в Рубцовском районе Алтайской губернии, входившей в состав Сибирского края со столицей в Новосибирске. Музыкант и исследователь Сергей Беличенко в своей книге «Синкопы на Оби» отмечает, что в разговорах с музыкантами, заставшими эпоху становления джаза в 1920-х и 1930-х, сталкивался с мнением, что джаз в Россию пришел не с Запада, а с Востока, что во Владивостоке такую музыку начали играть еще раньше, чем в Москве.

Подтвердить такую оценку пока, увы, нечем. В любом случае до войны джаз развивался в Новосибирске примерно теми же путями, что и везде — формировались оркестры, которые играли в кинотеатрах и парках и исполняли эстрадный и танцевальный репертуар, так или иначе замешанный на джазовых влияниях. Во время войны в Новосибирск были эвакуированы несколько видных джазовых оркестров из столиц, в том числе и Государственный джаз-оркестр Леонида Утесова — известно, что оркестр регулярно выступал в городе в этот период.

Считается, что эвакуация Ленинградской филармонии в Новосибирск дала мощный толчок развитию собственной музыкальной среды города — в 1945-м в городе открылось Новосибирское музыкальное училище, ставшее в 1993-м колледжем. С 1956-го в городе также действует Новосибирская государственная консерватория.

Впрочем, самое важное для новосибирской джазовой сцены событие произошло уже после войны — это было решение организовать в Новосибирске большой научный центр, постановление о строительстве которого было подписано правительством СССР в 1957 году.

Новосибирский Академгородок, наукоград, включающий в себя около трех десятков научно-исследовательских институтов самой разной направленности, а также президиум Сибирского отделения Российской академии наук, заработал в 1959-м. Он расположен примерно в двадцати километрах от города — сегодня он считается частью Советского района Новосибирска, но в советское время Академгородок оставался объектом одновременно областного и федерального подчинения.

Эта не совсем обычная форма управления предоставила Академгородку более высокую по советским меркам степень свободы. Некоторые участники событий высказывали предположение, что Академгородок сознательно не трогали и предоставляли ему возможность наслаждаться более свободной атмосферой — мол, эти люди работают в том числе на нашу обороноспособность, так что пусть лучше чувствуют себя комфортно, эффективней будут работать.

Так или иначе, новосибирский Академгородок действительно мог позволить себе многое из того, что было невозможно практически во всей остальной стране. К примеру, в 1968-м на фестивале авторской песни в кафе-клубе «Под интегралом» здесь состоялся единственный в СССР публичный концерт Александра Галича. Эта атмосфера относительной свободы явно благоволила развитию собственной джазовой сцены.

Почему именно Академгородок сыграл важную роль в развитии новосибирского джаза? Начнем с того, что в городе практически одномоментно образовалось довольно обширное сообщество молодых ученых, съезжавшихся со всей страны, то есть людей хорошо образованных, культурных, активных, современных.

За ними тянулись ниточки связей с другими такими же сообществами по всей стране, что позволяло быстро и эффективно обмениваться информацией — ученые, интересовавшиеся джазом, пересылали друг другу новые записи, копии журналов и прочие сопутствующие материалы, так что в Академгородке аккумулировалась огромная коллекция джазового знания, к которой участники этого сообщества имели доступ. То есть внутри ученой среды Академгородка генерировались не только исполнители, но и заинтересованная и подкованная аудитория.

Разумеется, все это касалось не только джаза — к концу 1960-х Академгородок стал своего рода интеллектуальным центром Новосибирска, местом притяжения, куда стягивались все, кто был так или иначе заинтересован в современных культурных процессах. Здесь проходили самые интересные встречи и дискуссии, здесь можно было встретить самых подкованных собеседников и послушать классную музыку. Аудитория стала быстро расти не только за счет самого Академгородка.

В 1962-м в Новосибирске появился первый в городе эстрадный оркестр, в репертуаре которого были и джазовые вещи. Долгое время он оставался единственным городским биг-бендом. В 1963-м открылось молодежное кафе «Подснежник» и клуб-кафе «Под интегралом», две важнейшие площадки, позволявшие выходить на сцену молодым джазменам. Это еще одно условие, позволившее Новосибирску вырастить свою собственную джазовую сцену — наличие площадок, где можно было регулярно выступать.

В Красноярске, к примеру, к 1980-м тоже появился свой ежегодный джазовый фестиваль, но собственной сцены все-таки не сложилось — музыкантов, интересующихся джазом, хватало, чтобы собрать несколько составов для выступления на фестивале, но в перерывах между фестивалями играть авторскую музыку им было совершенно негде. В Новосибирске были кафе, где могли выступать местные музыканты, были джазовые клубы, организованные при дворцах культуры или других организациях, то есть у музыкантов была возможность вести постоянную исполнительскую практику, пробовать и менять подходы, менять составы и так далее.

На базе «Под интегралом» также возникла и первая джазовая организация, получившая название «Спектр». С ее помощью молодые джазмены уже могли претендовать на получение от государства какой‑то финансовой помощи на развитие своего творчества, например, на поездки на фестивали. Одно из первых заявлений новосибирского джаза о себе за пределами локального контекста как раз и произошло на подобном выезде — на международном джазовом фестивале «Таллин-67», куда поехал ансамбль пианиста Владимира Виттиха. Их «Пьеса из детского альбома» (музыку ансамбля один из его участников, барабанщик Сергей Беличенко, описывал фразой «гибрид Шенберга и Дона Черри») позже попала в итоговый сборник, выпущенный по следам фестиваля фирмой «Мелодия».

В том же 1967-м вышел и документальный фильм Виталия Аксенова «Семь нот в тишине», посвященный различным музыкальным искусствам. Часть о джазе была снята в Новосибирске, на джазовом фестивале, состоявшемся в Академгородке в 1966 году. Дело было сделано — новосибирский джаз уверенно вошел в советский музыкальный контекст.

Важная часть идентичности новосибирской сцены — это максимальная открытость к свободе, к эксперименту, к импровизации и фри-джазу. «В 1962-м мы услышали первые современные джазовые пластинки — Орнетта Коулмана, Сесила Тейлора, — вспоминает Сергей Беличенко. — И, будучи при этом совершеннейшими безграмотными болванами, решили сами попробовать». Начали с того, что стали снимать фри-джазовые пьесы с пластинок, но постепенно пришли и к собственным импровизационным полотнам.

Скажем, в том же 1978-м на симпозиуме «Современная музыка» с фри-джазовыми программами выступили не только уже заявившие о себе в советском контексте экспериментаторы, такие как трио Вячеслава Ганелина, Владимира Чекасина и Владимира Тарасова, базировавшееся в Прибалтике, или питерский «Новый ансамбль Анатолия Вапирова», но и новосибирское «Музыкальное импровизационное трио» в составе Владимира Толкачева (саксофон), Сергея Панасенко (контрабас) и вездесущего Беличенко, сумевшее обратить на себя внимание зрителей, критиков и коллег даже на фоне более именитых и опытных товарищей.

Эта тяга к эксперименту, к поиску неуловимого нового звучания была для новосибирского джаза не просто фазой развития, а базовой характеристикой множества исполнителей и проектов, появлявшихся там на самых разных этапах развития сцены. В 1980-е ансамбль «Снежные дети» в поисках уникально русского, национального джазового звучания прокладывал мостики между фри-джазом и музыкой коренных народов Сибири, а красноярский пианист Борис Толстобоков исследовал область, в которой пересекались додекафония, свободная импровизация и лады народной музыки.

В 2000-е пианист Роман Столяр настолько глубоко погружается в исследование свободной импровизации, что переходит от практики к теории и берется за написание учебных пособий по импровизации за фортепиано. В 2010-х к продолжению дела джазовой сцены подключается молодой саксофонист Владимир Лучанский, исследующий агрессивное, напористое свободное звучание в духе Джона Зорна. В каждом новом поколении новосибирских артистов, испытывавших влияние джазовой сцены, обязательно находились люди, готовые импровизировать и играть максимально свободно.

Интересно, что это стремление к фри-джазовой свободе совершенно не вступало в конфликт с той частью новосибирской сцены, что предпочитала благородный традиционализм. Новосибирцам каким‑то образом удался сложный маневр — вечный фри-джазовый поиск у них не столько сменил верность корням жанра в качестве базового подхода, сколько встал на параллельные рельсы, вышел на роль одной из двух центральных идеологий, на которых держалась новосибирская сцена.

Для здешних фестивалей переход от смелых импровизаций к программе чинных стандартов авторства американских праотцов жанра был абсолютно привычной историей. Часто это исполнялось одними и теми же людьми, собиравшимися поиграть разную музыку под разными названиями и в разных составах.

С другой стороны, есть в Новосибирске и пример Владимира Толкачева. Саксофонист, чья ранняя свободная манера игры повергала в настоящий трепет его коллег, жадно слушавших все фри-джазовое, Толкачев принимал участие во множестве важных для новосибирской сцены экспериментальных проектов, от уже упоминавшегося выше «Музыкального импровизационного трио» до ансамбля Homo Liber, впервые выведшего новосибирский джаз на международную арену.

«Интересны были некоторые его опыты, — пишет о саксофонисте в сборнике „Советский джаз: Проблемы, события, мастера“ (1987) музыковед Владимир Калужский. — Запомнилась, например, пьеса, при исполнении которой клапаны саксофона использовались в ударно-мелодическом плане, или пьеса, в которой он левой рукой играл на альте, а правой — на фортепиано». Но в то же время уже в 1984 году Толкачев создал студенческий биг-бенд, ориентированный на классику жанра — в 1991-м биг-бенд получил статус профессионального коллектива, а в 1994-м вошел в состав Новосибирской государственной филармонии.

Сегодня Новосибирский биг-бенд Толкачева — одна из известнейших в стране институций, работающих с классическим оркестровым джазовым звучанием. В 2012 году Толкачев по старой памяти присоединился к прежним соратникам по фри-джазу и поучаствовал в совместном джеме с Уильямом Паркером, гостем третьего фестиваля «Сибирские джазовые игрища», а позже разразился колонкой, в которой пригвождал все это свободное музицирование «безответственным искусством» и «среднемузыкальным шумом». С ответной колонкой о важности импровизационного искусства выступил Роман Столяр (сайт «Тайга.инфо» был заблокирован по решению Роскомнадзора, но обе ссылки открываются через VPN. — Прим. ред.).

Весной 1975 года в Новосибирске появилось «Творческое джазовое объединение», официальная организация, зарегистрированная комитетом ВЛКСМ по Советскому району города Новосибирска. Что это значило? Что появилась официальная возможность запрашивать деньги от государства для приглашения музыкантов из других городов. «Мы приходили и говорили: „Вася, пиши письмо“, — вспоминает Беличенко. — Тот писал, что будет такой‑то джазовый фестиваль, посвященный тому-то, пришли, пожалуйста, группу и оплати. И комсомол оплачивал все дороги.

Люди приезжали с Кавказа, со Средней Азии, с Прибалтики». Уже в апреле 1977-го, в год 20-летия Академгородка, состоялся трехдневный фестиваль «Академгородок-77», который все причастные к делу считают по-настоящему знаковым событием, а иногда и вовсе называют чудом.

«Новосибирский фестиваль джазовой музыки, по утверждению собравшихся на нем завсегдатаев таких джазовых пикников, выгодно отличается от остальных наших джазовых радений — и в смысле организации, и в смысле представительности, и, главное, в смысле качества прозвучавшей там музыки», — писал в отчете с фестиваля Ефим Барбан в легендарном джазовом самиздате «Квадрат». «Именно здесь удалось собрать (в отличие от столичных фестивалей, представлявших в 80–90% случаев Москву) многогранную стилевую и национально-пеструю программу молодых исполнителей, наиболее талантливо заявивших о себе», — считал Беличенко.

В Новосибирск приехали музыканты из Таллина (дуэт Арво Пиллироога и Тийта Паулуса) и Вильнюса (дуэт Владимира Чекасина и Владимира Тарасова), Челябинска (оркестр объединения «Полет») и Кемерова (оркестр под управлением Владимира Хвилько), Донецка (трубач Валерий Колесников) и Свердловска (секстет Валерия Бириха).

Для многих знаковых для истории российского и советского джаза артистов фестиваль стал важной отправной точкой, трамплином в сторону всесоюзной известности — например, для Вячеслава Гайворонского, выступившего дуэтом с барабанщиком Борисом Подлипьяном, или для Анатолия Вапирова, сыгравшего здесь свою знаменитую «Славянскую мистерию», или для тромбониста Виктора Бударина, чей нонет был признан жюри фестиваля под руководством Владимира Калужского одним из лучших составов фестиваля.

Успех фестиваля (который даже можно было гордо именовать международным благодаря участию американского барабанщика Дэниела Мартина, жившего в Ленинграде и игравшего в ансамбле Вапирова) повлиял и на появление идеи симпозиума «Современная музыка». Программа «Академгородка-77» показала, что в Советском Союзе сформировалась целая прослойка исполнителей и ансамблей, «исповедующих эстетику нового джаза, порывающих с эстетикой популярной, легкой музыки», как писал журналист Валерий Котельников.

Это направление нуждалось в объяснении и осмыслении, в том числе через призму влияний европейской композиторской музыки второй половины ХХ века. Идея проводить такой симпозиум и говорить о проблематике пересечения джазового и академического авангардов именно в Новосибирске многим казалась тогда вполне закономерной, в отличие от сегодняшних нас. «Где, как не в молодежном, устремленном в будущее городе передовой сибирской науки, ее обсуждать?» — писал Алексей Баташев, автор первой в российской истории монографии «Советский джаз».

Симпозиум только укрепил статус Новосибирска как столицы творческого свободомыслия и поспособствовал наведению и дальнейшему укреплению творческих связей. В 1978-м на симпозиум в составе ансамбля Вапирова приехал совсем молодой еще тогда пианист Сергей Курехин, а в 1984-м в Новосибирске состоялось единственное сибирское выступление «Поп-механики», в котором вместе с самим Курехиным, Игорем Бутманом и певицей Валентиной Пономаревой приняли участие Сергей Беличенко и контрабасист Сергей Панасенко. По воспоминаниям Беличенко, новосибирскому слушателю, привыкшему к серьезным экспериментам, курехинское «дуракаваляние», что называется, не зашло — зато это выступление стало записью «Поп-механика № 17», и тот же состав музыкантов записал в студии «Второй сибирский концерт» Курехина (он же «Спонтанная композиция» на альбоме Пономаревой «Fortune Teller»).

Запись выступления трио Ганелина на симпозиуме была позже выпущена в качестве альбома «Paco a paco» на лондонском лейбле Леонида Фейгина Leo Records, и там же в 1983 году выходит альбом новосибирского квартета Homo Liber («Музыкальное импровизационное трио» Беличенко, Толкачева и Панасенко с примкнувшим к ним пианистом Юрием Юкечевым). Записи передаются в Лондон, по воспоминаниям участников, подпольным образом: «Ехал Тарасов и вез в чемодане шесть записей», — рассказывал Беличенко. Никаких контрактов и, соответственно, никаких денег — записи отправляют в Лондон из чистой любви к искусству, зарабатывать на них никто даже и не помышляет.

В том, как сибирский джаз начинает расширяться в 1980-е, можно найти и отражение той его двойственности, о которой мы говорили выше, ориентации одновременно на эксперимент и на классическое наследие жанра. Беличенко играет в это время с ведущими авангардистами страны — с Курехиным, Вапировым (на альбоме «Линии судьбы»), Чекасиным (на альбоме «Nomen Nescio»), но в то же время его можно встретить и на отчетной пластинке джазового фестиваля «Тбилиси-86» аккомпанирующим армянской певице Эльвине Макарян в задорной версии песни Армстронга «Hello, Dolly».

По следам фестиваля «Академгородок-77» появляется ансамбль «Золотые годы джаза» — проект без постоянного состава, придуманный все тем же Беличенко и донецким трубачом Валерием Колесниковым, чтобы исполнять пьесы из классического джазового наследия 1950-х и 1960-х. Ансамбль, с которым в разное время играли и Толкачев, и Вапиров, и Панасенко, и тромбонист оркестра Олега Лундстрема Виктор Бударин, и пианист Игорь Дмитриев, и вибрафонист Игорь Уваров, в течение пятнадцати лет успешно гастролировал с этим репертуаром по городам и фестивалям.

К концу 1980-х новосибирский джаз добирается и до верхушки советской музыкальной пирамиды, фирмы грамзаписи «Мелодия» — с 1988 по 1990 год там выходят три выпуска тематического сборника «Сибирский джаз». На них тоже сохраняется фирменное сочетание традиции и новаторства — трио Игоря Дмитриева играет Дюка Эллингтона, а на другой стороне трио томского контрабасиста Асхата Сайфуллина сплавляет импровизационный джаз-фьюжен с музыкой народов Алтая. Выпуск номер два на две трети отдан квартету пианиста-экспериментатора Бориса Толстобокова, а на третьем «Западно-сибирский джазовый квартет» (участники «Золотых годов джаза» Дмитриев, Уваров и Беличенко плюс контрабасист Петр Ржаницын) снимает в подзаголовке альбома шляпу перед учителями и с большим удовольствием и любовью играет джазовые стандарты.

Как справедливо замечает Беличенко в книге «Синкопы на Оби», джазовая столица — это целый набор условий, которые должны складываться в городе в течение десятилетий. Нужны не только музыканты и аудитория, нужны организаторы и продюсеры, нужна инфраструктура — площадки, на которых можно выступать, издания, которые могут распространять информацию о деятельности музыкантов.

Еще в 1966 году в газете «Молодость Сибири» появилась рубрика «Джаз-клуб» — начиналась она с того, что ее автор, журналист Валерий Котельников, «перепечатывал заметки о джазе из ленинградской молодежной газеты „Смена“, а также публиковал расшифровки некоторых джазовых передач, выходивших на молодежном радио „Юность“, а также по Би-би-си и „Голосу Америки“, — конечно, без ссылок на эти „вражеские“ голоса».

Первые разговоры о джазе на радио начались еще в 1960-х, а в 1970-х стараниями все того же Котельникова, на государственном радио запустилась регулярная передача о джазе, у которой вышло более тридцати выпусков. Джазу в Новосибирске везло на благосклонность людей, занимавших важные должности в государственных (других, впрочем, тогда и не было) СМИ. Котельников вспоминает добрым словом главного музыкального редактора новосибирского радио по фамилии Иванов, который молча одобрял все идеи авторского коллектива для передач о джазе. Беличенко рассказывает, какую неоценимую роль для развития и продвижения джазовой сцены сыграл Ким Долгин, музыкальный редактор новосибирского телевидения.

Именно его стараниями джаз попал в эфир городского ТВ — сначала только в виде записей выступлений гастролирующих артистов, а с 1975 года появилась регулярная передача «О джазе», пережившая 200 выпусков за двадцать лет существования. Фиксация выступлений для телевизионного или радиоэфира помогала музыкантам не только продвигать свое искусство для зрителей и слушателей, но и расширять собственный архив — запись живого (или студийного в случае радио) выступления для передачи в итоге могла использоваться в качестве готового собственного альбома.

Еще один важнейший пункт, сыгравший на руку джазовой сцене, — конечно, наличие сразу двух учебных заведений для музыкантов: музыкального училища, где эстрадно-джазовое отделение появилось в 1974-м, и консерватории. Многие деятели джазовой сцены могли не только получить там образование, но и заниматься преподаванием.

Преподавателями консерватории в разное время были Сергей Беличенко, Виктор Бударин, Юрий Юкечев, Владимир Толкачев преподает там с 1981 года. Такие наставники, вовлеченные в деятельность открытой к экспериментам джазовой сцены, могли помогать студентам, разделявшим слишком радикальные, по мнению консервативного учебного заведения идеи, и готовить из них своих будущих соратников.

Пианист Роман Столяр, получавший музыкальное образование и в училище, и в консерватории, рассказывал, что Юкечев пригласил его поступить в консерваторию, посмотрев на его участие в джазовых джемах на городских площадках: «Мне потом сказали, что по моему поводу была серьезная дискуссия, потому что остальные преподаватели не знали, что со мной делать, но Юкечев сказал: „Его я беру на себя, я знаю, как его вести“». Позже Столяр сам стал преподавателем в училище — его коллегами были саксофонист Владимир Тимофеев, контрабасист Олег Петриков, барабанщик Вячеслав Кокалин и другие музыканты.

Играть с экспериментально-ориентированными проектами вполне могли студенты и выпускники, необязательно получавшие образование именно в джазовом ключе. В конце 1980-х в составе группы «Снежные дети» играл 16-летний скрипач Антон Бараховский, сегодня — музыкант симфонического оркестра Баварского радио. В 2010-х в импровизационных составах, собранных под руководством Беличенко («Сибирская джазовая коммуна», «Отцы и дети»), регулярно играли кларнетист Дмитрий Смирнов, фаготист Олег Фещенко и вибрафонист Сергей Михайленко, музыканты вполне академической школы.

Вернемся к истории — конец 1980-х застал новосибирскую джазовую сцену на подъеме. На «Мелодии» на всю страну выходят пластинки «Сибирский джаз», в Новосибирске проходит второй симпозиум, в этот раз принявший форму фестиваля «Золотая долина-88», собравшего исполнителей не только из 25 городов СССР, но и из Польши, Германии, Франции и США, и приуроченная к нему конференция джазовых критиков.

В 1989 году в Цюрихе проходит масштабный фестиваль «Окно в Европу», двухмесячный смотр всего самого интересного, что может предложить русская культура. В фестивале, охватывающем все возможные виды искусства, участвуют Третьяковская галерея, Русский музей, Большой театр, Ленинградская филармония, Театр на Таганке и группа «Снежные дети» из Новосибирска, единственные сибирские исполнители в большой программе советского джаза.

В 1990-м на новосибирской радиостанции «Новая волна» запускается передача «Звуки джаза», под которую отдают целый вечер еженедельно, — музыканты могут прийти в эфир и вживую исполнить целую концертную программу. В общем, джазовое дело живет, бурлит и рвется вперед семимильными шагами.

В этом контексте интересно, что распад Советского Союза как будто бы должен был положить конец многим из озвученных начинаний, но сказать, что он как‑то заметно затормозил это движение, все же нельзя. Да, виниловая серия «Сибирский джаз» прервалась, и комсомол больше не мог спонсировать приезд артистов на фестивали, но эпоха первоначального накопления капитала предоставила джазу множество альтернативных возможностей.

Несколько фестивалей в начале 1990-х прошли под патронажем бердского завода «Вега» и вывеской «Джаз-Вега». (Бердск находится в Новосибирской области). В 1992 году запускается удивительный проект под названием «Радио Ермателль» — первая частная УКВ-радиостанция в Новосибирске, совместное детище Сергея Беличенко и Николая Банкула, швейцарского бизнесмена, осваивающего сибирский рынок. Название новой радиостанции должно было отражать ее сибирско-швейцарское происхождение — к имени покорителя Сибири Ермака приклеили фамилию швейцарского национального героя Вильгельма Телля.

По сути это был глубоко утопический проект. «Радио должно быть не коммерческим, не политическим, не пошлым, а просветительским и образовательным, а часть программ должна быть посвящена православию», — сказал своим сибирским партнерам Банкул на первой встрече. Православное содержание эфира обеспечивала миссионерская организация «Голос православия», базирующаяся в Париже, а остальное время занимали разговоры о классической музыке, истории, философии, а также о джазе, конечно, который единолично занимал в эфире новоиспеченного просветительского радио три целых вечера каждую неделю.

«Радио Ермателль» продержалось в эфире всего три года, но на его руинах возник новый, важнейший для истории новосибирского джаза проект — лейбл «Ермателль рекордс». За период с 1994 по 2007 год на лейбле вышло не менее 60 записей (найти один источник, в котором был бы собран полный список релизов, на сегодня довольно проблематично), фиксировавших новосибирских артистов в самых разных состояниях.

Здесь выходили и полноценные студийные сессии, и сольные альбомы солистов, собранные из накопившихся за годы архивных записей, и совместные живые выступления в разных составах, и программы концертов, сыгранных с приезжавшими в Новосибирск гастролерами, как отечественными (Бутман, Гаранян, Голощекин, Чекасин), так и зарубежными (Бенни Голсон, Джон Даунс, Стив Блейер), и сборники по итогам прошедших в городе фестивалей и так далее. Каталог лейбла, настоящая кладезь сибирского джаза, еще ждет своей кампании по масштабному переизданию, которая откроет эту очень разностороннюю музыку современному слушателю.

Запускается лейбл, работает «Радио Ермателль», передачи о джазе выходят в эфир на радиостанции «Слово», муниципальной радиостанции «Новосибирск» и городском телеканале с таким же названием. Продолжается и углубляется сотрудничество джазовых артистов с Новосибирской государственной филармонией — в 1994-м биг-бенд Владимира Толкачева становится коллективом филармонии, в 1996-м запускается специальный отдел джазовых программ, руководить которым приглашают, конечно же, Сергея Беличенко.

За 1990-е на сцене филармонии проходят десятки фестивалей, иногда даже чаще чем раз в год — всесибирский фестиваль «Морозный блюз», состоявшийся дважды, огромный международный фестиваль «Сорос Интер Джаз», на который приезжают в общей сложности 150 музыкантов из восьми стран мира. Изобилие и плотность джазовых событий поражает воображение, но идиллия вскоре заканчивается — в 2004 году в Новосибирской филармонии меняется руководство, и джаз перестает быть приоритетным направлением ее деятельности.

В новом веке джаз в Новосибирске не то чтобы разом схлопнулся, нет. Появлялись новые, молодые артисты, такие как саксофонист Лучанский, начавший играть с новосибирскими метрами импровизации с начала 2010-х в свои двадцать с небольшим, или вибрафонист Михайленко, записавший свой первый альбом с джазменами в 2010 году в возрасте шестнадцати лет. Проходили новые фестивали (Беличенко особенно гордится первым из четырех выпусков фестиваля «Сибирские джазовые игрища», собравшем мощный состав приглашенных зарубежных музыкантов). Приезжали именитые гости, некоторые даже играли с локальными музыкантами совместные программы — Глен Холл, Оливер Лейк, Мэттью Шипп, Абду Салим, Уильям Паркер, Ди Ди Бриджуотер.

Но в то же время джаз в Новосибирске все это время медленно, но неотвратимо уходил с позиций искусства, регулярно производившего события общегородского масштаба, понемногу спускался все глубже в андеграунд. По крайней мере, так происходило с экспериментальной его частью, в какой‑то момент отделившейся от традиционной, не без помощи фестиваля Новосибирской филармонии Sib Jazz Fest, проходящего под таким названием с 2010 года. Фестиваль, поначалу вполне допускавший в своей программе всевозможные экспериментальные безумства, в том числе и с участием своих же новосибирских музыкантов, чем дальше, тем отчетливей делал ставку на именитых приглашенных музыкантов и приятный уху мейнстрим. Среда постепенно стала беднеть, музыканты — уезжать.

В 2013-м в Петербург перебрался Лучанский, отмечавший в интервью, что «со временем людей приходило все меньше, и в один момент стало непонятно, зачем все это нужно». В 2018-м туда же уехал пианист Столяр. «Изменения произошли не резко, постепенно, — говорил он в интервью Jazzist. — Изменения во вкусах аудитории и в социальной жизни, конечно. Пошла мощнейшая ориентация на мейнстрим, организации стали стремиться делать что‑то такое, что было бы удобоваримо. В какой‑то момент стало просто не с кем играть музыку».

История новосибирского джаза насчитывает более 60 лет, но материалов, по которым эту историю можно изучить, сегодня обидно мало. Сергей Беличенко и Валерий Котельников воспели джазовую историю Новосибирска в книге «Синкопы на Оби», которая вышла тиражом в 1000 экземпляров в Новосибирске в 2005 году и с тех пор не переиздавалась. Недавно Беличенко объявил о планах написать продолжение — может быть, оно будет доступно большему количеству читателей в свете того, что последняя работа Беличенко, книга «Мега джаз», вышла в екатеринбургском издании «Кабинетный ученый», и ее можно купить в книжных магазинах разных городов страны.

Диски, вышедшие на «Ермателль», не переиздавались и отсутствуют на стримингах, а много записей и программ и вовсе никогда не выходили и все эти годы продолжают ждать своего часа в персональном архиве Сергея Беличенко, который он, почти анекдотически, хранит дома под диваном. «Неизвестно, будет ли эта музыка существовать, — говорит Сергей Андреевич. — Будет ли она? Это меня больше всего волновало и вводило в разные психологические ямы». С высоты сегодняшнего дня кажется, что момент для открытия новосибирской сцены заново сейчас вполне подходящий.

Среди навыков, либо вполне успешно осваиваемых, либо уже освоенных мировой культурой на сегодняшний день, есть такие — ставить под сомнение сложившиеся иерархии, задавать вопросы центростремительной логике организации процессов, внимательно изучать архивы в поисках незаслуженно обойденных вниманием артистов и записей, отказываться от ярлыков вроде «центра» и «периферии». Все они вполне бы нам пригодились, тем более что эта музыка абсолютно точно стоит того.

Один из самых деятельных контрабасистов за Уралом. Переехал в Новосибирск из Иркутска. Постоянный участник большинства проектов пианистов Игоря Дмитриева и Алексея Подымкина, переиграл с большинством заметных сибирских музыкантов, а также именитых гостей на сибирских фестивалях.

Барабанщик, один их ключевых деятелей новосибирской сцены, неутомимый организатор всех основных процессов и событий. Участник огромного количества музыкальных проектов — «Джамин», «Музыкальное импровизационное трио», Homo Liber, «Золотые годы джаза», «Снежные дети», «Новое поколение» и так далее. Организовал лейбл Ermatell, вел передачи о джазе на радио и телевидении, автор множества книг об истории джаза, как мирового, так и сибирского.

Пианист, выпускник Новосибирской консерватории. Постоянный и ключевой участник ансамблей «Золотые годы джаза» и «Джазовое старое трио», ориентированных в первую очередь на исполнение классики джаза.

Контрабасист, участник большинства фри-джазовых проектов Сергея Беличенко еще со времен проекта «Джамин», организованного в 1971-м. Параллельно с этим играл в джаз-оркестре Новосибирского госцирка, ансамбле «Золотые годы джаза» и «Сибирском диксиленде».

Пианист, один из самых активных последователей и проповедников идей свободной импровизации в современной российской музыке. Впервые вышел на новосибирскую сцену в 1988-м, с тех пор участвовал в огромном количестве проектов практически по всему миру. Дискография насчитывает около полутора десятков альбомов. Преподает, выступает с лекциями и мастер-классами, участвует в инклюзивных проектах, пишет музыку для перформансов и театральных постановок, автор учебных пособий по импровизации и книг по истории импровизации в мировой музыке.

Саксофонист, одинаково активный и в свободном, и в традиционном джазе. Был солистом оркестра Владимира Толкачева, играл с Игорем Дмитриевым и в группах «Снежные дети» и «Новое поколение». Выступал практически на всех сибирских джазовых фестивалях, что проходили. Выпустил сольный альбом «Натали», выдержанный в романтически-мейнстримовом ключе.

Саксофонист, участник множества музыкальных проектов, организатор и руководитель Биг-бенда Владимира Толкачева. Преподает в Новосибирской государственной консерватории с 1981 года.

Пианист из Томска. Придерживался фри-джазовой школы, выступал на фестивалях в Новосибирске с начала 1980-х, на многих занимал призовые места. Играл в составе группы «Снежные дети» на фестивале в Цюрихе. Скончался в 2003 году. В архиве Сергея Беличенко хранится материал студийной сессии в формате трио (Ерилов, Панасенко, Беличенко), которая до сих пор ни разу не издавалась, кроме одного трека, представленного на антологии «Сибирский джаз», выпущенной лейблом «Ермателль» в 1996-м.

Пианист, один из лучших выпускников Новосибирской консерватории. Еще в 1970-е стал исполнять на концертах произведения Ксенакиса, Штокхаузена, Булеза и Мессиана, став практически единственным исполнителем подобной музыки за Уралом в тот период. Увлекся фри-джазом, все 1980-е и 1990-е играл на фестивалях фри-джазовые программы, в основном дуэтом с барабанщиком Владимиром Высотиным. К началу 2000-х полностью отошел от музыки и уехал из Новосибирска, дальше его следы теряются. Из зафиксированных записей — только альбом «Игры нигилистов», собранный из записей разных лет.

Пианист из Абакана, участник сибирских фестивалей, организатор джазовых фестивалей в Абакане в 1980-е и начале 1990-х. Был увлечен идеей соединения фри-джаза с музыкой коренных народов Сибири, сочинял программы в этом ключе вместе с собранным им в Абакане оркестром, сумел представить их живые исполнения в Новосибирске на «Золотой долине-88» и Ленинграде на фестивале «Осенние ритмы». Реализовать свои творческие планы не успел, так как скончался в 1992 году. Живые записи выступлений в Новосибирске и Ленинграде ждут своего часа в архивах.

Еще один пианист-экспериментатор, на этот раз из Красноярска. Разрабатывал собственное направление игры, построенное на пересечении додекафонии, свободной импровизации и ладов, свойственных народной музыке. Скончался во второй половине 1990-х; из зафиксированного творческого наследия осталось лишь несколько композиций Квартета Бориса Толстобокова, представленных на втором выпуске сборника «Сибирский джаз».