Очевидный факт: дорогие машины, люксовая одежда, сверхпотребление — уместно ли это все сейчас? Трудности, с которыми рурэп в одночасье столкнулся — как финансовые, так и этические, — легко подогнать под простой вывод: музыка про большие деньги и шикарную жизнь обязана уйти в прошлое. Надо думать, вслед за большими деньгами и шикарной жизнью.
Логика такого мышления кажется предельно стройной. Хип-хоп последних пяти лет достоверно иллюстрировал возможности, которые принесли артистам стриминг-революция и только сформировавшаяся в России музыкальная индустрия. Причем иллюстрировал на личных примерах артистов, которые смогли в одночасье разбогатеть и с удовольствием об этом рассказывали. По Instagram* и клипам рэперов стало понятно, что они смогли себе заработать на дорогие вещи, ювелирку, авто и жилье.
Теперь таких возможностей станет меньше. Мы попрощались с платным Spotify, Apple Pay, Visa, Mastercard: нет сомнений, что русский рэпер получит меньше денег со стримов, вопрос лишь в том — насколько? Допустим, деньги остались: ну пойдет он в ЦУМ — и на что он их потратит? Уедет за рубеж — кому будет давать концерты? Каждый из этих вопросов оставляет в целом мрачные ответы, сводящиеся к одному: читать рэп про большие деньги станет не очень убедительным и не совсем достоверным мероприятием.
Во всяком случае, флекс уж точно перестанет быть наглядным. Но мы уже привыкли к дорогим клипам, рарным айтемам и другим внешним признакам богатства — слишком ощутимым для слушателя покажется отказ рэперов от них.
Есть и другая проблема — этическая (насколько вообще можно говорить о рэпе в контексте этики). Эпикурейско-потребительский образ жизни, культивируемый русским фэнси-рэпом рубежа 2010–2020-х морально устаревает на фоне стремительно нищающего и теряющего надежды на будущее населения — ядерный электорат рурэпа, кстати, здесь не исключение. Дискурс бренд-рэпа и окружающий контекст неизбежно вступят в конфликт друг с другом.
Читатель возразит: русская провинция и раньше жила не то чтобы богато, и это не мешало местной молодежи слушать рэп про роскошь и деньги — что вы на это скажете? Читатель будет прав, но лишь отчасти. Взлет фэнси-рэпа во многом основан на базе реактивных социальных лифтов, построенных на деньги от стримингов: провинция жила небогато, но из нее можно было быстро выскочить в топы вслед за старшими товарищами. Важно помнить, что значительная часть русских рэперов — выходцы из небогатой нестоличной среды. О чем они, кстати, с удовольствием сообщают. Как пел рижанин Роберт Платина Плаудис: «Еще совсем недавно я спал на диване, не было кровати — я спал на матрасе, не было матраса — да, я спал на трапе». И вряд ли это фигура речи.
Во всей этой связи фанату русского рэпа было легко себя соотнести с кумиром. Достаточно посмотреть шоу «Вписка», где OG Buda возвращается в родную Тюмень, превращается из трэпстара в Гришу Ляхова, который пьет чай у мамы дома в панельке и смотрит детские фотографии. Слушатель сделает вывод: OG Buda такой же, как и я, — значит, и я так смогу!
Но текущие события, кажется, обрубили троссы этому лифту: историй формата started from bottom now we here/«пацан к успеху пришел», кажется, будет меньше — как и худричей-трэпстаров, залетающих на родной блок в шоу «Вписка».
Другое грустное следствие кризиса — рост социального неравенства. Раньше фанат русского рэпа мог купить в рассрочку «изики» и чуть-чуть почувствовать себя как кумир, то сейчас уже вряд ли. Так между рэпом и его слушателем может возникнуть пропасть, которая вряд ли будет мотивировать последнего следовать за артистом. На фоне почти закрытого мира сторисы условного Джигана из Дубая будут скорее раздражать, чем мотивировать, — слушатель поймет, насколько разные у него с кумиром вселенные и насколько невозможно ему даже притвориться, что он туда попал.
Впрочем, означает ли это, что фэнси-рэпу конец? Вовсе нет.
Во-первых, полезно не отрывать русский рэп (и всю нашу музыку) от глобальных процессов: русский рэп зависел от них в последние лет восемь более-менее всегда и точно не обрубит концы в одночасье. На Западе с рэпом, каким мы его привыкли видеть последние годы, все более чем хорошо — так что и здесь говорить о совсем уж радикальной перестройке преждевременно.
Во-вторых, не нужно забывать, что первая мощная высадка ньюскула прошла в стране, которую раздирали санкции после Крыма и падение цен на нефть. Индустрии, кстати, тоже никакой тогда не было — зато был Яникс, который так убедительно читал о том, чего у него нет, — что на это можно было закрыть глаза.
Но в любом случае жизнь рурэпа все-таки разделится на до и после. Весточки нового времени уже появились, «12» Моргенштерна — идеальный тому пример: главный герой поколения одновременно и напоминает о том, что он к успеху пришел, и при этом говорит о смерти. Русский рэп даже в самом его мейнстримовом изводе станет более серьезным и взывающим к справедливости, пусть и не в одночасье.
И вот это будет очень интересная история.
* Компания Meta, которой принадлежит Instagram, признана в России экстремистской и запрещена.