— Изначально у вас была идея не про видео, а про альбом с другими музыкантами?
— Нет, это было именно про видео. Наступили пандемийные времена, резко перестали проводиться концерты. «Руки вверх!» — одна из самых кассовых групп, которая собирает 5–10 тысяч человек на своих концертах, мы не работаем в маленьких залах и поэтому пострадали больше других.
Я просидел месяц, два без гастролей, начал понимать, что я скоро начну сходить с ума и мне нужно творчески реализовываться и не позволить себе впасть в депрессию. Я подумал, что кризис, как говорят великие, — время перемен, возможностей. Поэтому я решил попробовать то, что я давно хотел: заняться режиссурой и провести ютьюб-шоу с приглашенными звездами и каким‑то креативом. Эта идея стала потихонечку реализовываться.
— В одном из интервью к сериалу вы сказали, что прообразом Евгенича, главного героя, стал Александр Крашенинников, который помогал делать записи группе «Руки вверх!» в девяностые. Можете немного о нем поподробнее рассказать, в чем его крутость была?
— Я очень не люблю эти ярлыки: «прототип» или нет, похож или нет. В интервью я сказал о нем, потому что [журналисты] прямо настаивали: был [прообраз у Евгенича] или нет. Гений этого человека в том, что он всю сознательную жизнь посвятил работе со звуком. Кто‑то копит на отдых, кто‑то — на автомобиль, кто‑то — на шмотки. А все деньги, которые Крашенинников зарабатывал, он тратил на аппаратуру: новые шнуры, бобины, пленку. Он только этим и жил.
Человек, который всего себя отдает профессии, — это круто. И страшно. Страшно, потому что такие люди, как правило, одиноки. Им сложно найти единомышленников. Они выбирают профессию, а не семью в качестве главного в жизни. Он уже в сознательном возрасте — ему было за 40 — из радостей жизни имел только рыбалку. Он сам вязал мушки, делал нахлысты, ездил на реку. Только это приводило его в чувство.
Что касается музыки, то тут все он [Крашенинников] делал гениально. Именно поэтому все первые альбомы группы «Руки вверх!» звучат так. Включи старую фонограмму, например 1996 года, — она звучит на любой аппаратуре, хоть во дворце спорта, хоть где угодно, идеально. Даже сейчас мы так свести не можем. Я безумно ему благодарен и, если честно, был бы рад его увидеть. Мы писались у него в маленькой двухкомнатной квартире на «Текстильщиках». Я не знаю, живет ли он там сейчас. Ребята тоже давно о нем не слышали. Но мне кажется, если бы он посмотрел сериал, то улыбнулся бы.
— Те самые ранние альбомы группы «Руки вверх!» стали еще базой для новой поп-музыки. Что вы вообще думаете про жуков-поп?
— Мне самому нравится то, что происходит. Но я говорю так с ухмылкой. Смотрите почему. Мы в свое время очень старались. И мне кажется, что старание выпилилось у молодежи из сознания, его как будто не существует. Пропадают такие слова, как «терпение», «старание», «самореализация». Когда я слышу нынешние хиты в стилистике старых «Рук»… Понимаете, я сознательно уходил от этого 20 лет в надежде на то, что перестану когда‑нибудь слышать: «А, эти колхозные „Руки вверх!“». Мы старались, пробовали, искали. А сейчас можно нажать кнопку и получить песню — пропадает старание. Мол, зачем лучше?
Непонятно тогда, зачем профессиональные музыканты учатся, стараются. Мне говорят: «Серега, напиши снова на три ноты что‑то типа „Студента“». Я говорю, что меня перестанут уважать фанаты, потому что подумают: «Все, Жуков словил старческий маразм, как в девяностые». Так нельзя! Но для них так можно.
— Но это же еще часть ностальгии всеобщей.
— Да, ностальгируют те, кто слушает. Но я сомневаюсь, что Хабиб ностальгирует: в девяностые его родители даже не задумывали его. Я буквально сегодня был на «Песне года» с Ваней Дмитриенко. Я такой: «Уже в 1995–1996 году принимал участие». А он: «Серьезно? Я только через девять лет рожусь». Ему 16! Вообще, это гениально. Они не задумываясь стали делать такие простые песни, а народ в них услышал родные нотки.
— Это, кстати, отдельно удивительно. По факту же лет 10–15 назад «Руки вверх!» не воспринимались как поп-группа, которая на кого‑то сильно повлияла. Их ругали, критиковали, а потом прошло время, и все такие: «Вау!» Вам самому не обидно, что пришлось подождать признания?
— Мне не обидно. Так было всегда. И про The Beatles говорили, что это кошмар. И про хиппи, и про панков. Так было во все времена. Единственное, что обидно, — мы же писали музыку абсолютно искренне. Это сейчас: «На чем хайпанем? Давай напишем песню про инстаграм. Или про тикток». А мы хайповали на теме любви, расставания, первых слез, первых поцелуев. И вот когда в ответ на твою честность тебе говорят: «Кошмар, я бы расстрелял этих колхозников», было обидно. Мы делали попсу. Хорошую, качественную, танцевальную. Такая была во всем мире. И только в нашей стране находились люди, которые считали ее низкопробным продуктом. Я до сих пор считаю, что это продукт достаточно колхозный с точки зрения профессионализма. Это не симфонический оркестр. Но при всем при этом мы делали музыку честно, и хотя бы за эту честность можно было группу «Руки вверх!» уважать.
— А сейчас поп-музыка стала более не то чтобы востребованной — менее порицаемой. Нет стеснения.
— Вы абсолютно правы. Я поймал себя на мысли, что люди не стесняются, люди могут просто мяукать, писать треки с одним словом. Приятно, что молодежь стала позволять себе творить как угодно, плохо, что это все идет в ущерб музыке.
— А что хорошего из последнего вы слушали?
— Ой-ой-ой… Хороший вопрос. Но мне понравилась «Ты Москва, я Питер» того же Вани, мне понравились Dabro, песня «Птичка» хорошая… Опять же, те песни, где есть гармония. Ты их слушаешь и все понимаешь. Мне это близко. Понятно, что победит музыка коммерческая.
— Что ж вы такой пессимист?
— Я реалист, все окей.
— По поводу любимых артистов — давайте вернемся к фильму. Кто выбирал героев в картину? Чья была инициатива? Ваша или Вадима Бокунева.
— Ну, мы с Вадимом — неразлучная креативная команда. Плюс у нас крутая авторская группа, из школы старого КВН. Естественно, музыкальную часть закрывал я. По поводу артистов интересно вот что. Мы придумывали песни и думали: «Кому она может подойти?» А дальше шли говорить. Порядка 10 артистов отказались.
— А кто?
— Я ждал этого вопроса. Те же Моргенштерн и Марлоу. Но я абсолютно уверен, что если мы выйдем на второй сезон, то будут герои. У меня уже есть очередь из артистов. На «Песне года» уже десять человек спросили: «В смысле, ты снял их, а не меня?» В этом сезоне мы довольствовались нашими дружескими отношениями и старались захватить все аудитории: Акинфеев — это любители спорта, Лолита — гениальная актриса, Билан — для понятно какого зрителя, Милохин — для тусовки тиктока. Мы старались, чтобы это было интересно большему числу разных людей.
— Про Милохина хочу спросить: как он вам лично? Мне кажется, он сталкивается с таким же уровнем ненависти, с каким когда‑то сталкивались вы.
— Я это вижу невооруженным глазом. Это касается и его, и Оли Бузовой. В комментариях армагеддон, все пишут: «Кошмар, отписываюсь!» Такого много. Отвечу так: во-первых, очень не люблю тех, кто не смотрел и осуждает. Вы даже не поняли фишки, вы не увидели, зачем там Бузова или Милохин! Вы услышали кусочки песен и думаете: «Фу, ужас!» Дождитесь сериала, посмотрите, что мы имели в виду. Я абсолютно уверен, что после просмотра мнение публики изменится.
Что касается музыкальной части: у нас не было задачи записать топ крутых песен. Мы не хотели зайти в топ «Яндекса» или Apple Music.
И в рамках своих ролей артисты сыграли идеально.
— И при этом с самоиронией.
— Да. И это хорошо. Вы не представляете, чего нам стоило договориться с некоторыми людьми ради двух фраз. Это безумно приятно.
— Мы уже говорили про ностальгию. Сериал же тоже по факту про нее: цветокоррекция, оборудование это ламповое.
— Все верно. Это нам сыграло на руку и стало нашим основным козырем. Я сделал пилот за свои деньги и понес его на каналы. Мне было лично важно, чтобы была эта крафтовая картинка. Я пришел к [генеральному директору «Пятницы!»] Николаю Картозии, говорю: «Я снял сам, отдал в три места сразу». И он на следующее утро сказал: «Сереж, не знаю, как тебе удалось, но ты объединил несколько поколений в этом сериале. Я кайфовал от этого цвета, свитера, „кукуруки“, гриба чайного». Мы эти свитера будем выпускать, я абсолютно уверен, они быстро разлетятся.
Этого мы и добивались. Чтобы одни сказали: «Вау, у меня был такой же чайник в горошек», другие — «Вау, Милохин!», а третьи — «Смотри, Охлобыстин, профессиональные актеры». В общем, мы со всех сторон старались порадовать нашего зрителя.
