Потери

Биологический испытатель химических соединений: памяти Ирины Паперной

18 октября 2021 в 16:55
15 октября умерла Ирина Паперная — основательница «Китайского летчика Джао Да». Алексей Крижевский вспоминает женщину, без которой клубная и музыкальная Москва была бы совсем иной.

На входе в клуб «Китайский летчик Джао Да» у метро «Китай-город» висит небольшой, распечатанный на цветном принтере портрет с траурной лентой — без подписей и пояснений. Прежде эту потрясающе красивую женщину с грацией и внешностью королевы можно было видеть здесь примерно всегда — например, лавирующей в прыгающей толпе на вечернем концерте в поисках свободного стула для очередного гостя. И так все понятно: это создательница заведения Ирина Борисовна Паперная, самый большой друг всех молодых душой и телом людей в горизонте от 2 до 78 лет. Человек, действительно знакомый со всей Москвой. В отношении которого употреблять прошедшее время кажется страшной нелепицей, настолько тяжелой потерей кажется ее уход из жизни — 15 октября, через пять дней после юбилея, который она встретила уже в реанимации Первой Градской больницы.

Сложно поверить, что этой красавице с молодыми озорными глазами и всегдашней улыбкой, получившей в клубной Москве фамильярное прозвище Ирисовна, всего за несколько дней до кончины исполнилось 80 лет. Организацией концертов и мест, где их можно было бы проводить, она занялась совсем не в «Китайском летчике» в 2000-х и даже не в первом «Кризисе жанра», в 90-е прятавшегося в арбатских переулках, и уж тем более не в долгожительнице «Пропаганде», первые танцули в которой состоялись еще в 1997-м. А на творческих вечерах, которые в застойные годы устраивала в своем НИИ выпускница химфака Ирина Паперная, специалист по биологическим испытаниям химических соединений. Например, концерт Владимира Высоцкого.

Затем последовала работа в только народившемся Театре Олега Табакова и приглашение на должность завлита в студию «Наш дом» Марка Розовского, позже получившую название «Театр у Никитских ворот». В конце 80-х в театре дебютировал ее сын Алексей Паперный — он организовал группировку «ТАМ» — «Товарищество артистов и музыкантов», с которой поставил спектакль «Твербуль». Первоначально он должен был играться в театре у Розовского, но затем все «Товарищество» — и Ирина вместе с ним — перешло со своим спектаклем на сцену Театра им. Пушкина. Эту работу можно было назвать одним из первых сайт-специфик-представлений в истории отечественного театра: выходя из театра на Тверской бульвар, зрители немедленно оказывались снова как будто в обстановке спектакля; театр продолжался в жизни, а песня «Блондинка» («В кольце Бульварном наш бульвар — прямой, как финка…») привязывалась намертво на несколько дней. Спектакль этот имел ошеломительный успех: говорят, он дважды объехал весь мир. Ирина Борисовна была в спектакле продюсером, хотя такое слово в 1988 году было, прямо скажем, еще не в ходу. То есть была примерно всем. И все, что делали Паперные дальше, они делали вместе — будь то выросшая из спектакля группа «Паперный ТАМ», клубы с театральными представлениями и без, развеселые концерты на больших площадках или опен-эйры на городских площадях.

На клубах стоит остановиться поподробнее — хотя бы потому, как сильно они меняли городской пейзаж. Первым их опытом в клубном строительстве стал «Белый таракан» на Петровке, открытый в 1990-м и проработавший девять месяцев. Фактически, рассказывала Паперная, клуб был организован на месте репетиционной площадки «Твербуля», а саму идею первого в Москве закрытого ночного клуба мать и сын подсмотрели в Финляндии, где оказались со спектаклем на гастролях. Оформил пространство дизайнер Петр Пастернак, с которым Ирина Борисовна и Алексей будут работать до самого последнего времени. Среднего класса в России в тот момент не было, и потому в «Таракане» олигархи и бандиты смешивались с оперативниками с Петровки и музыкантами.

Вторым созданным им местом силы стал «Кризис жанра» в Большом Власьевском переулке, между Арбатом и Пречистенкой.

Спрятанное в подвале жилого дома малюсенькое заведение вызывало ненависть у жильцов, в связи с чем Ирина Борисовна лично, и зимой, и летом, выходила ласково просить курящую у входа молодежь отойти метров на 300. Тем не менее едва ли не каждый третий концерт заканчивался вызовом милиции. «Кризис жанра», в отличие от «Белого таракана», был местом музыкальным: днем кормил недорогой едой и поил дешевым пивом, а вечером приглашал на концерты, проходившие на крохотной сцене. Алексей находил молодые прекрасные группы, которые грезили о стадионах, и поднимал им самооценку неизменно полным залом, который вмещал от силы человек 50. Уже тогда открытием Паперной стал «человеческий маркетинг» — олигархов и бандитов в гости больше не ждали, а чая в кружку, если нет денег, студенту могли налить и бесплатно. Погубили «Кризис жанра» те самые курильщики у входа и их враги из подъезда над клубом: в какой‑то момент хозяев заведения вызвали в милицию и сказали, что больше терпеть их присутствие не намерены. Показателем того, насколько значимым и сильным было это место, может служить хотя бы тот факт, что в 2010 году на Хохловской площади открылось заведение под названием «Кафе, прежде известное как „Кризис жанра“». Его хозяева получили на это разрешение Паперных.

«Китайский летчик» Ирина Борисовна и Алексей открыли в 1999-м — и он, конечно, стал самым известным их детищем, существующим и поныне. В нем сошлось все: умение Ирины Борисовны и Алексея искать и находить места силы в городе, огромное количество новой музыки, которой было негде выплеснуться, и вскормленная бесплатным чаем из «Кризиса жанра» публика, которая наконец выросла и сформировалась. Сюда валом повалили музыканты — один из первых концертов в Москве тут сыграл «Ленинград» (что? именно так!), здесь постоянно гостил «Аукцыон» Федорова и Гаркуши, рождественские и пасхальные концерты устраивала еще не освоившаяся в амплуа телезвезды Пелагея, регулярно выступали Markscheider Kunst и Tequilajazzz.

В целом, тут были рады всем, кому было что сказать и спеть. Но одной из главных придумок Паперной и Паперного стала мифология заведения: Алексей написал целую музыкальную сказку о летчике, давшем имя клубу. Его прототипом стал инвестор клуба, старый друг и сосед Паперной Владимир Джао. В реальной жизни его основным активом была компания «Аэромар», кормящая нас на рейсах «Аэрофлота» и поставляющая питание еще в десяток авиакомпаний мира. В результате Паперные как‑то лихо снесли дверь между миром песен, сказок и образов — и реальностью, в которой Ирине Борисовне приходилось заниматься множеством рутинных дел. А потом в буквальном смысле снесли дверь в соседнее помещение: открыли в том же подвале небольшой ресторан «Дом Кукера» — по имени одного из персонажей сказки. Затемненный зал с винтажными столами, накрытыми матерчатыми скатертями и освещенные абажурами, — кажется, теплый и ламповый фирменный стиль (если не сказать предметный мир) Паперных был здесь доведен все тем же Петром Пастернаком до абсолюта.

А «Летчик» тем временем стал настоящей продюсерской структурой, не забывая открывать для Москвы новых музыкантов. Так, например, первый концерт суперзвезды-левака Ману Чао, переживавшего пик своей популярности, был организован именно Паперными. Следующим их детищем вне клуба стал фестиваль «Дудки», на который несколько лет Ирина и Алексей собирали этно-, фолк- и просто хорошие независимые группы.

При этом в самом «Летчике» Паперная была не просто управляющим партнером заведения: раза с третьего она начинала узнавать любого посетителя, раза с четвертого — называть по имени, а продержавшись в завсегдатаях пару месяцев, можно было рассчитывать на столик в самый пиковый день и на самом популярном концерте — даже если заранее его не бронировал.

Творческим завсегдатаям заводили специальные почтовые ящики — так, через них любой молодой молодой музыкант мог подкинуть демозапись Артемию Троицкому или Дмитрию Диброву или рукопись Дмитрию Быкову. «Летчиков» быстро стало несколько — свои «Джао Да» открылись в Ярославле и Петербурге, а также в черногорском Которе.

Еще одним важнейшим местом, созданным Ириной Борисовной, стала «Мастерская» в Театральном проезде, на задах «Детского мира». Паперным и их партнерше по «Мастерской» Варваре Туровой достался целый этаж старинного дворца: вдобавок к бальному залу, превращенному в бар со сценой, там обнаружился небольшой театр. «Мастерская» немедленно объявила себя театром-клубом, а Паперный снова взялся за старое — впервые со времен «Твербуля» написал и поставил пьесу «Река». Заодно сценой «Мастерской» охотно начали пользоваться все, кто делал в Москве новый и независимый театр, — например, нынешний худрук МХАТа им. Горького Эдуард Бояков.

В отличие от небольшого «Летчика», большущая «Мастерская» закрылась: как рассказывали сотрудники заведения, такое решение приняла Паперная, когда увидела, что заведение должно начать работать в долг. Оказавшись перед угрозой невыплаты своевременной зарплаты сотрудникам, мудрая Паперная предпочла расстаться с намоленным местом.

Со стороны могло показаться, что Ирина и Алексей расставались с созданными ими местами с теми же эмоциями, с которыми буддийские монахи разрушают свои месяцами создаваемые мандалы.

Возможно, как раз Ирине Борисовне это было свойственно. Журнал «Москвич Mag» приводит ее рассказ о пожаре, произошедшем в родном для нее доме. «Я прожила много лет на Русаковской улице, в своем отчем доме, и сын Леша Паперный со мной, а когда мне было 60 лет, в 2001 году, случился пожар, квартира наша сгорела. A вечером на концерте… в „Китайском летчике Джао Да“ я уже танцевала цыганочку. Переживала, конечно, но как‑то все наболело, давно хотелось сменить обстановку. И правда, после пожара началась совсем другая прекрасная жизнь».

Впрочем, этого не скажешь о ее посетителях — когда, например, закрылся очаровательный ресторанчик «Дети райка», открытый Паперными на Никитских воротах, внезапно оказалось, что студентам ГИТИСа и Консерватории, а также артистам близлежащих театров просто негде стало встречаться друг с другом. А во время вечеринки закрытия «Мастерской», выполнявшей ту же функцию для всей московской богемы, до синевы от огорчения напились даже те из постоянных гостей Паперной, которых никогда не видели даже подшофе.

Вообще, если принять за аксиому, что Москва — город бездушный и холодный, то именно Паперная занималась в нем строительством убежищ с теплыми окошками, отвечала за тепло, ламповость и вайб в монотонно гудящем мегаполисе, за праздники посреди будней. Перемещаясь между этими убежищами, можно было чувствовать себя не в фарватере асфальтового моря, в котором все только работают и спят, а внутри безопасного, размеченного и оснащенного сигнальными огнями пространства, которое само, как будто хорошая соцсеть, отбирает себе публику, а тебе — друзей.

Точнее, не само — этим ежедневно и совершенно сознательно занималась улыбчивая королева с фотографии: привозя никому не известных, но классных музыкантов с огромным внутренним зарядом, она не приглашала уже готовую и сформировавшуюся публику, а сама ее растила и придумывала. Открывая новые места, она не эксплуатировала свой хороший вкус — она сама формировала его критерии. Испытания происходящих между людьми химических соединений в благотворной биологической среде — так, кажется, можно переиначить название ее специальности по диплому.

На самом деле, кажется, для главного дела Ирины Борисовны Паперной есть одно слово, которым можно обозначить сразу все, чем она занималась: материнство. Будучи опорой и партнером своему сыну Алексею, она сумела спроецировать свет своей продюсерской по сути и родительской заботы на всех, кто оказывался рядом, в тех местах, которые она специально для этого строила и поддерживала. А для этого было, как в сказке про цветик-семицветик, достаточно одного желания.

Было достаточно. Да, бенефициарами ее деятельности стали нынешние сорокалетние, которым она, по меткому выражению бывшего арт-директора «Афиши» Дарьи Яржамбек, обеспечила самую лучшую на свете юность. Теперь они, следившие свое старение по закрытиям ее с Алексеем заведений, осиротели, остались одни. И боль от потери человека, умудрявшегося быть близким одновременно всем, связана не с уходом этого любимого и любящего человека — ее будут помнить еще долго, как помнят строителей городов или авторов великой музыки. А с тем, что придется жить дальше; с тем, что свет, которым светились открытые ею места, погас, и дальше придется жить с тем, что с согревавшим целый город человеком нельзя обняться и поздороваться. И, переиначивая афоризм Линор Горалик, беда не в том, что мы, эти самые сорокалетние, теперь взрослые, а в том, что взрослые — это теперь мы.

Расскажите друзьям