В данном интервью нет вопросов, посвященных здоровью певицы. Оно было взято за три дня до того, как она оказалась в больнице. Мы не выпускали его до момента, когда она будет в состоянии ознакомиться с вышедшим текстом.
— Альбом «Трудный возраст». Как вы его начинали записывать?
— Все началось с песни «Трудный возраст» (2003 год. — Прим. ред.). Было написано столько текстов, что не все из них вошли в этот альбом. Тогда я рассчитывала на успех: это не было простым выбросом эмоций — я была гастролирующим артистом и хотела зарабатывать себе на хлеб.
— Вы тогда еще жили в Казани?
— Да, все правильно.
— Ваши ранние песни были заводными и энергичными. Как произошел переход к балладам?
— Мне кажется, даже самая заводная и энергичная песня в моем исполнении звучит так, как будто ее поет Бэмби. Вообще, у меня всегда есть цель: в каждой веселой композиции создавать кусочек драмы, а в каждой романтической истории — солнце. Я думаю, самые меланхоличные песни у меня были как раз на первом альбоме — потом уже стали повеселее.
Вообще, свою первую песню я написала в семь лет (то есть в 1990–1991 году — уже после окончания советской кампании в Афганистане. — Прим. ред.): она была о войне. В то время многие пели про Афганистан — на этой теме я решила написать песню про войну.
— Ваш путь к успеху был довольно трудным. Был момент, когда вы были близки к отчаянию?
— У меня был другой момент. Я очень долго выступала как малобюджетный артист и не рвалась на сцену — мне было важно, помимо создания чистой музыки, еще и зарабатывать себе на жизнь. Исполнять на сцене свои тексты было сложно — они были до боли интимными и личными. Но я понимала, что по-другому было нельзя.
Переход [к успеху] произошел очень быстро. Я была малобюджетным артистом и вдруг стала популярной — песни передавались из рук в руки, с кассеты на кассету под какими‑то пиратскими названиями — я была и певицей Светой, и «Тату», потому что никто не знал, как меня зовут, как меня найти.
Концерты в то время у меня прекратились, потому что никто не верил, что певица МакSим может выступать даже за двести долларов, а я думала, что нужно выбирать себе другую профессию. Позже я стала сотрудничать с компанией Warner Music — и мы поехали в тур уже на других условиях.
— Когда все начало меняться?
— В моем случае это произошло быстро. Я была далека от шоу-бизнеса, меня очень сильно охраняли и оберегали от лишних знакомств — меня не знакомили ни с какими редакторами, не заставляли ни с кем дружить. Я занималась музыкой, компания [Warner] занималась бизнесом.
— Когда вы поняли, что достигли успеха общероссийского масштаба?
— Я не успела этого понять. Я была на гастролях, мы не успевали слушать радиостанции, мы не знали, на каких местах [в чартах] мы находимся — ездили по своим стадионам и собирали их.
— Но людей ведь заметно больше становилось на концертах?
— В моем случае это произошло резко: сначала я работала по ресторанам, маленьким заведениям, потом думала, что мой этап уже прошел, но люди, наоборот, ждали меня и хотели увидеть мое лицо — в этот момент я поехала на стадионы.
— Как прошел для вас переход от ресторанов к стадионам?
— Я до этого много работала на стадионах как разогревающий артист к уже состоявшимся звездам, так что я прекрасно представляла, что такое большие площадки. Я знала, как заставить не интересующегося музыкой человека обратить внимание на себя.
Было даже веселее и увлекательнее: сейчас ты выходишь на сцену и понимаешь, что все ждут именно тебя, а тогда тебе было интересно как начинающему артисту «поднять» стадион и сделать так, чтобы людям стало интересно. Разогревы — это очень хороший опыт.
— Популярность, которая на вас свалилась, — это было приятно или тяжело?
— Я этого не чувствовала. Честно говоря, я так и не прониклась шоу-бизнесом и людьми оттуда. Я до сих пор остаюсь таким «своячком»: у нас есть свой коллектив, закрытая компания, втиснуться в нее невозможно.
— Как вы тогда объясняли для себя успех ваших песен на фоне гламуризировавшейся эстрады?
— Я не слушала ее и не знала, что там происходит. Я пела свои песни, как будто бы я одна на планете.
— Вы наблюдали за тем, как меняется публика на ваших концертах по мере того, как людей становилось больше?
— А она не менялась! И сейчас не меняется. Говорят, что в Москве обычно какая‑то другая публика. Но я считаю, что любого человека можно вывести на эмоции — а это главная задача музыки: чтобы тебя качало либо трогало, каким‑то образом задевало чувства.
— Что вы почувствовали, когда услышали «Знаешь ли ты» в исполнении футбольных фанатов?
— Было особенно весело наблюдать, когда был матч между ЦСКА и «Спартаком» и две разные трибуны хором пели песню, каждая — в поддержку своей команды.
На самом деле меня это так умиляло всегда! Мне кажется, что это стеб такой, а люблю это дело!
— Мне всегда казалось, что секрет успеха «Трудного возраста» в том, что за этими песнями чувствовались вы, а не расчетливая продюсерская рука и они были антитезой тогдашней эстраде. Согласны?
— Конечно. Это очень личные тексты.
— Какой был самым личным?
— Они все такие! Другое дело, что некоторые моменты я не могу себе позволить исполнить: все-таки я мать и взрослый человек! (Смеется.) Тем не менее те эмоции, которые у меня появляются, я стараюсь излить в песнях.
В разговорном жанре не всегда успеваешь в течение речи поделиться тем, о чем хотелось бы, подобрать то самое слово. Русский язык настолько богат: часто разные слова имеют одно и то же значение, например «танцы» и «пляски», но оттенок все равно другой. Проблема в том, что в ходе разговора ты не всегда успеваешь подобрать то самое слово.
— У вас в энергичных или просто светлых песнях можно услышать мрачный подтекст, если прислушаться, — например, в моей любимой «Ветром стать». Это намеренно?
— Нет, не специально. Просто в безудержном веселье нет ничего глубокого — это очень поверхностно. Для того чтобы придать песне глубины, в веселье должна быть какая‑то драматургия.
— Какая песня из «Трудного возраста» для вас самая любимая?
— Все.
— Вы часто переслушиваете этот альбом?
— Дети переслушивают!
— Вы часто ловите респекты от людей младшего поколения?
— В моем случае часто! Их в животе носила мама, когда ходила на мои концерты, — так что я думаю, что эти песни у них в подкорке.
— А как вы относитесь к молодым артисткам вроде Доры, в музыке которых чувствуется ваше влияние?
— Не слышала! Интересно, послушаю.
— Не могу не задать вопрос: как в треклисте «Трудного возраста» умудрилась очутиться песня «Пам-парам»?
— Ой, это вообще неподходящая песня для альбома: по-моему, мы ее вообще не включили в треклист винилового диска. Просто это был какой‑то мой отрыв, и захотелось записать такую песню — тупу-у-ю, ни о чем.
— Во время записи альбома было какое‑то давление со стороны лейбла? Сделайте вот так, запишите вот так…
— Вот я за это очень благодарна компании [Warner Music Russia] — в мой творческий процесс вообще не вмешивались: я им давала продукт, а они занимались его дистрибуцией.
— Вы когда‑нибудь пытались осознать, сколько копий альбома было продано, если считать пиратские?
— Это, конечно, больше вопрос к компании — тем более пиратские диски было невозможно подсчитать. Но я помню, что мы несколько раз выпускали один и тот же тираж и снова распродавали.
— Как слушается альбом 15 лет спустя?
— Он меня улыбает! (Смеется.) Такое умиление…
— Исполнять эти песни сейчас — кайф?
— Конечно, с удовольствием! Это часть моей жизни — это не чье-то творчество, а мое. Моя жизнь.