— Расскажи о себе, откуда ты?
— Я из Беларуси, небольшого города Борисова. Если быть точнее, у нас есть небольшой военный городок Печи: я здесь родился, рос, начал первые свои шаги в музыке, пробовал себя в разном.
В детстве я очень много думал насчет того, кем хочу стать, очень много метался и всегда возвращался к музыке. Но мог пойти по стопам брата, стать лыжником: меня очень сильно тянуло к спорту, в один момент меня перекашивало, я хотел даже военным стать.
Но все пришло к тому, что музыка — это наибольшее выражение своих чувств, это то, к чему ты постоянно приходишь и без чего не можешь существовать. Ежедневно занимаешься на каком‑то инструменте, поешь — без этого не получается!
— Печи — это военный городок, да? У тебя кто‑то из родителей военный?
— Нет, папа служил, но не связал свою жизнь с армией.
— Каково было родиться, вырасти и жить в военном городке? Чем он отличается от остальных городов?
— Мне кажется, ничем. Ты видишь вокруг много просто военных, видишь военные части, больше мемориалов, памятников. А так — нет, все такие же обычные люди, все такая же обстановка, как в любом маленьком городе.
— Чем ты увлекался в детстве?
— Занимался спортом! У меня брат — биатлонист, лыжник, старше меня на шесть лет. Мы ходили с ним к одному тренеру: брат уже учился в училище олимпийского резерва, а я ходил в школу на занятия по лыжам и очень сильно хотел стать лыжником, потому что брат — это все-таки главный пример в детстве, ты смотришь на него, хочешь стремиться к его заслугам, наградам, первым местам.
Потом меня переклинило, я год занимался дзюдо, но не получилось пройти дальше.
Но, возможно, это к лучшему, потому что в музыке я нашел для себя все-таки больше реализации.
— Твой любимый герой из «Кадетства»?
— Саша Головин, наверное. Я не помню, как его по сериалу звали, но вроде Саша.
— Макаров!
— А, Макаров! Максим Макаров. Я думаю, его много кто любил очень сильно: все-таки это главный герой был. Наверное, поэтому и любимый персонаж.
— По поводу лыж, чего было больше в стремлении подражать брату — твоего искреннего желания или наставлений родителей: посмотри на брата, будь таким же?
— Родители мне никогда не мешали и не вставляли свое мнение, что вот «ты должен, тебе надо, посмотри, возьми». В данном случае я смотрел на брата, постоянно за ним бегал все детство, видел, как он завоевывает первые места, и понимал: блин, я хочу так же, как он!
— Сейчас брат продолжает заниматься биатлоном?
— Нет, лет 5 назад он отучился в университете физкультуры: там был выбор — пойти дальше работать физруком либо тренером. Но он, кажется, перестал ездить на соревнования. Я не помню точно, какая у него была история окончания карьеры, однако все сошлось к тому, что он перестал заниматься. Но он до сих пор занимается спортом, любит бегать и так далее, продолжает это, вот. Но именно с лыжами, с биатлоном он почему‑то завязал. Кстати, надо с ним поговорить по поводу этого, почему он так решил.
— Ты не расстроился, когда он ушел из спорта?
— Было непонятное чувство. Это был человек, в которого я искренне верил, и я хотел, чтобы он добивался дальше результатов, хотел смотреть его по телевизору. Конечно, есть кусочек такой грусти, что брат мог стать чемпионом, представлять страну, но у каждого — свой выбор. В любом случае его уважаю за это.
— Как ты начал заниматься музыкой?
— В школе я сначала занимался фольклорным пением. Мы исполняли всякие народные белорусские песни, выступали пару раз. После этого преподаватель по фольклорному пению спросила: ты хочешь петь и играть на инструменте? Я ответил, что очень хочу. Она спрашивает: на чем? Может, хочешь на фортепиано, на аккордеоне, на гитаре? Как только она сказала «гитара», я понял, что очень хочу!
У нас в школе до сих пор работает преподаватель Александр Иванович, человек, который в меня вложил очень много музыки. Я ходил по школе, смотрел, как он занимается со своими учениками, и думал, что к нему только избранные могут подобраться. Я очень боялся к нему подойти, потому что он такой солидный мужчина! Но в итоге преподавательница меня отвела в соседний кабинет и сказала ему: «Это Никита, он к вам хочет записаться». После этого я бросил фольклор и начал заниматься просто гитарой. Педагог мне начал показывать очень много классной музыки и прививать классный музыкальный вкус.
— С какой музыкой он тебя познакомил?
— Первоначально это были обычные легкие песенки, которые можно давать первоклассникам. Но затем мы начали подходить к более серьезным вещам, интересным произведениям: это было что‑то наподобие джаза, smooth-джаза, западные исполнители, которые играют «фирму», как он любил говорить. Он показывал всяких фирмачей, которые играли шикарнейшие произведения, мелодичные, в то же время и техничные. Меня это очень сильно поразило, что можно настолько круто чувствовать музыку и классно сочинять.
Но сначала я хотел стать просто гитаристом, не петь.
— Какую музыку ты тогда слушал и что звучало у тебя дома?
— Дома звучала разная музыка: родители — меломаны, вообще слушали все! Мама очень любит включать радио: то есть все, что на радио звучало, мы слушали. Но я тусовался в компании ребят, которые были меня старше на 4 года, и постоянно слушал то же, что и они, — тяжелый метал, хардкор, хард-рок. Меня тогда очень сильно затянуло в эту степь, и я до сих пор иногда включаю песни в таком стиле.
— Слушай, по тебе не скажешь, что ты увлекаешься тяжелой музыкой.
— (Смеется.) Почему?
— У тебя песни очень легкие, светлые, как будто вся эта рок- и метал-история ну совсем не про тебя.
— Ну, может быть, да, в песнях влияния не слышно. Но в тяжелой музыке есть также много мелодичности, которую ты тоже переносишь на свою музыку. Тот же самый постхардкор: у них очень классные мелодичные вокальные линии — это тоже определенный опыт. Понятно, что тяжелый метал я сейчас писать не буду, хотя в голове были мысли создать сайд-проект и писать с ребятами постхардкор, где кто‑то будет скримить, гроулить, а я буду петь чистый вокал. Я кайфую от такой музыки, потому что под нее можно реально оторваться на тех же самых концертах — ты просто выдаешь всего себя!
Соответственно, поэтому я на концертах хочу выступать с живым бендом — чтобы со мной были обязательно барабанщик и электро-гитарист — и как‑то утяжелять музыку, делать ее немного более качевой, чтобы прямо со сцены тянулась эта энергетика и люди чувствовали дикий кач, который ты передаешь.
— Назови три любимые тяжелые группы!
— Bring Me the Horizon, Slipknot и Issues, есть такая группа, может, ты знаешь. Классная группа, очень тащусь по их песням.
— Сейчас многие рэп-артисты делают живые сеты под рок. Получается, рок в какой‑то степени возвращается?
— Я думаю, 100%! Мне кажется, в какой‑то момент вообще возможно возвращение рока. Думаю, много кто будет пытаться влезть в это, будет много новых имен появляться.
А по поводу концертов, то, что даже рэперы делают с живыми бендами, мне кажется, пошло от Запада. Ребята на Западе выступают именно с живыми инструментами, потому что это другая энергетика.
— Ты говорил, что записывал каверы в старших классах. Какая реакция была на них?
— Сначала я каверил рок-музыку, мы с другом даже сами пытались что‑то свое сочинять, но не очень хорошо получалось. Каверы на поп-музыку начались на 1-м курсе. Мой друг, музыкант, показал альбом Джастина Бибера «Purpose» и сказал: «Послушай обязательно». А я — чувак, который слушал все детство тяжелую музыку и особо не был причастен к попу. Я послушал этот альбом буквально пару раз, мне не зашло, но уже через неделю он стал моим любимым.
Я понял, что в поп-музыке есть очень много классных фишек, есть куда разгуляться, есть столько вещей, которые ты тоже можешь делать.
— Когда ты расслушал Джастина Бибера, тебе не показалось, что фанаты тяжелой музыки зачастую бывают слишком зашоренными в своих взглядах? Что в их головах есть только тяжелая музыка, она тру, а вот попса — коммерция, это не тру и вообще плохо?
— Да. Это было такое время: если ты пытаешься куда‑то в другую сторону отойти, то ты уже какой‑то странный, не свой чувак. В любом случае к тебе отношение останется таким же, но споры на тусовках будут появляться 100%.
Но у меня есть достаточно много знакомых, которые слушают тяжелую музыку с детства, играют ее, но так же спокойно слушают другую музыку и не осуждают никого. Я считаю, это круто: у тебя есть любимая музыка, ты ее слушаешь. Но не осуждай других! Пусть каждый слушает свое, и из‑за этого сраться не стоит.
— Мне вообще кажется, что время сегментации субкультур безвозвратно ушло, потому что сейчас на тусовках можно услышать Slipknot вперемешку с OG Buda.
— Да, ребята поняли, что с этим никак не будешь бороться. Врывается другая музыка, и ты уже ничего с не сделаешь: либо ты вливаешься в течение и плывешь вместе со всеми, либо станешь таким чуваком, который сидит один на тусовках, и тебя никто слушать не будет.
— Расскажи, как ты сам начал сочинять песни?
— В 9–10-м классе мы с другом-барабанщиком собирались в школе и играли какую‑то музыку: сначала были инструментальные наброски, а потом я на ломаном английском начал переводить в переводчике какие‑то банальные тексты, начал это все записывать в тетрадку и на диктофон, приносить другу, но это как‑то ни к чему не привело.
А после этого в колледже мы с чувачком, с которым учились на вокале, сделали дуэт: я играл на гитаре и иногда подпевал, а он пел. Мы исполняли песни на английском, сочиняли песни, пели каверы, но тоже не срослось у нас. Мы пели тогда на английском языке, потому что у меня был внутренний барьер: я думал, что не смогу сочинять на русском, получится очень банально.
Когда я ушел из колледжа, я попробовал написать первую песню на русском: она зашла моей маме, я очень этому обрадовался и показал ее другу. Правда, он сказал, что это не совсем чартовый материал: нужен прям жестяк, трэпчик. Мы начали с ним работать, около месяца делали песню — и выпустили в 2018 году.
— Ты упомянул, что учился в колледже! Давай восстановим хронологию событий, получается, ты окончил 10 классов, а потом после этого ушел в колледж, так?
— Да, в Минский государственный колледж искусств, отделение народного творчества и инструментальной музыки. Сначала хотел поступать в престижный колледж имени Глинки, но я не знал сольфеджио, очень плохо шарил в нотах и не пошел. А в колледже искусств уже учились наши знакомые, друзья.
Я помню, мы с другом сидели в подъезде, разговаривали. Была зима, холодно, мы грелись, и я сказал: слушай, на самом деле все равно, куда мы пойдем, университет, ПТУ, не знаю, что угодно, самое главное — мы будем держаться вместе и делать классную музыку. В итоге нас взяли в колледж, мы были такими самыми крутыми музыкантами, потому что там никто особо не шарил за современный стиль, там больше народного творчества.
— Тебе музыкальное образование помогло с точки зрения написания песен?
— На меня очень сильно повлияли именно школьные годы, потому что там был прямой коннект с моим педагогом по гитаре. Там я понял, какую музыку я хочу делать.
— Как ты попал в проект «ПХБ» (тикток-хаус, который Nikitata создал вместе с друзьями. — Прим. ред.)?
— Мы с другом, с которым сделали первую песню на русском, в один момент поняли, что с музыкой не все клеится. Хотелось новых эмоций. Нам очень много говорили про TikTok, что за ним будущее. Но мы скептично относились к этому: мол, это пройдет, это для малолеток.
Конечно, в итоге мы понимали: музыку надо двигать через тикток, но не понимали, как именно. У меня прикольная песня — людям нравится, людям заходит, но в тиктоке вообще не идет! Мы пробовали, тестировали, но ничего не шло. В один момент мы просто начали снимать какие‑то мемчики, приколы. Потом я говорю ребятам: слушайте, а как насчет того, чтобы сделать свой хаус, первый в Беларуси? Пускай у нас нет продюсера, но мы своими силами попробуем сделать свой тикток-хаус, он будет с музыкальным направлением.
Так мы начали пилить видосы, снимать тренды. Естественно, просмотры пошли, потому что мы начали делать видеовизитки про то, что мы первый хаус в Беларуси. Но это долго не протянулось, потому что чувствовалась какая‑то внутренняя, что ли, фальшь: ну мы же вообще не блогеры, мы музыканты, нас тянет к сцене, мы хотели заниматься только музыкой. Когда ты каждый видос начинаешь с фразы «Привет, ребята, как дела? Мы — первый хаус в Беларуси!», пытаешься быть энергичным, ну фальшивым таким чуваком, который пытается привлечь свою аудиторию, — понимаешь, что это вообще не наше. В этом нет нас, нет души.
Да, это нравится кому‑то, но это нравится аудитории 11-16 лет. А я сильно горел тем, чтобы моя аудитория была ближе к 30 годам, более осознанная, взрослая, чтобы мою музыку слушали. Тогда мы немножко прекратили снимать видосы: в марте этого года я решил съехать из нашего хауса. Ну как хауса, мы жили в доме тети друга: она нам как бы разрешала снимать там видосы, спокойно ходить везде и так далее.
Я съехал домой и понял, что устрою себе челлендж — буду снимать в только музыкальные видосы и пихать свои треки, и вот тогда все более-менее пошло! Конечно, хаус дал какой‑то определенный опыт, чтобы больше понимать тикток: как цеплять внимание, как идут просмотры, как понять алгоритмы, которые там залетают. Многие говорили: у меня супертворчество, но просто тикток меня забанил, меня никто не слушает, потому что это тикток. Нет, на самом деле все зависит от того, насколько хорошо ты умеешь завлекать аудиторию и насколько у тебя классный, качественный контент.
— Сейчас молодой музыкант может дочитать до этого момента и очень сильно загрустить, поняв, что без тиктока вообще никуда, а он в нем ничего не смыслит. Что ты скажешь этому музыканту?
— Я тоже рассуждал с ребятами на тему: «Если не тикток, то что?» Мы пришли к выводу, что все-таки тикток — это очень важно. Даже очень популярные артисты, у которых по факту уже все есть, все равно приходят, снимают видосы, светят своим лицом. Это нормальная тема, потому что им нужно поддерживать свою популярность.
Конечно, можно вливать хорошие деньги в рекламу в VK, ютьюб, инстаграм, но, опять же, это деньги.
Ты сделал классный прикольный трек, который понравился миллионам, — и ты уже понимаешь, что это бесплатно.
Ничего страшного нет, если ты не любишь тикток: тебе не обязательно там сидеть, ты можешь просто сделать классный видос, подписать его, выкинуть, и все, не заходить туда до следующего дня, проверить просмотры. Не зашло? Окей, попробую потом.
— Я так понимаю, ты сейчас описал путь успеха песни «Полюби меня сильней».
— Да, но перед этим у меня был первый видос на песню «Мама, я музыкант». Не скажу, что он залетел, но с этого трека меня более-менее узнали в тиктоке. После этого я выпустил еще одну песню, «Последнее лето детства», она тоже многим пришлась по душе, но не стрельнула. И потом я выпускаю «Полюби меня сильней» и буквально через пару часов смотрю: ну, залетело там на полторы тысячи просмотров — вообще ничего по факту, посмотрели, полайкали, ладно.
На следующий день мы пошли на футбол с родителями, и я захожу в тикток и вижу, что там уже 25 тысяч, просто резко стрельнул видос. На следующий день он уже набрал 100 тысяч, под этот звук начали снимать видео большие блогеры.
— Давай отойдем от тиктока. Песня «Последнее лето детства» — показалось, что она про какое‑то конкретное лето.
— На самом деле там не было конкретной привязки. Это очень ностальгическая песня. У нее есть небольшая история: нам рассказывали в колледже всякие разные вещи про инструменты — как рассаживать оркестр, кто где должен сидеть. Пара была в 8.30 утра: все заспанные, кто‑то спит вообще, кто‑то сидит в телефоне. А мне было интересно — я помню, что он рассказал про одного белорусского композитора и произнес фразу: «И вот у него есть композиция „Последнее лето детства“».
В этот момент у меня произошел щелчок в голове, я понял, насколько это сильная фраза, как много в ней всего скрыто. Последнее лето детства! У меня в душе ностальгия пошла, приятное волнение. А когда было мое последнее лето детства? Представил, насколько сильно эта фраза может сыграть у людей, которым больше 30, — они вспоминают свое детство и действительно не помнят, когда было его последнее лето. Эта фраза о том, что в один момент все может закончиться, и ты уже не будешь тем ребенком. Я понял, что я запишу себе в заметки, и мне два года хотелось ее куда‑то вписать, но не получалось.
Когда я выпустил песню «Мама, я музыкант», я понял, что следующим нужно делать что‑то про лето. Я вспоминаю это «последнее лето детства» и понимаю: все, твой выход, твой выход!
— Что ты можешь рассказать про белорусскую сцену прямо сейчас: она на подъеме, спуске или в стагнации?
— Я не уверен, что у нас есть все условия, чтобы развивать нашу сцену: нет больших возможностей, нет даже своей тусовки музыкальной, где все могут собраться и что‑то сделать. Из‑за этого многие и пытаются как‑то рвануть в Россию, на Украину, еще куда‑то, потому что там больше возможностей, это 100%.
Но музыка в Беларуси живет и развивается, есть очень много талантливых исполнителей. Естественно, хотелось бы делать какую‑то движуху с артистами, находить общие тусовки, делать сходки.
Потому что нужно объединять белорусских музыкантов! Очень много появляется новых имен, которые достойны быть на большой сцене. Так что музыка в Беларуси растет, просто не с такой скоростью, как в других странах.
— Расскажи, как ты попал в программу Radar от Spotify.
— Ну, скорее всего, все из‑за трека «Полюби меня сильней». Когда он стрельнул и я получил свой первый хороший охват, нам пришло предложение от Spotify. Я был вообще дико рад тому, что меня выделили: там достаточно много артистов появляется и стреляет.
— Какой буст тебе дала программа Spotify и чем она крута для молодых артистов?
— Это программа поддержки молодых артистов, именно тех, кто начинает. Для них это очень классная возможность: тебя поддерживают в плейлисте Radar, вообще в разных плейлистах, соответственно, к тебе больше внимания! Это очень крутая поддержка, одна из самых топовых — сотрудничество с ними в любом случае приводит к тому, что тебя будут пиарить, помогать тебе развиваться и твою музыку услышат еще больше людей!
