Быть Борисом Гребенщиковым, скорее всего, нелегко, а в 2020 году так особенно: каждый журналист не только пытается в очередной раз спросить, о чем его песни, но и хочет связать новый альбом «Знак огня» (то есть «🔥») с актуальной повесткой.
Коллег, безусловно, можно понять: после альбома «Соль», который был как будто бы про здесь и сейчас, сатирических песен вроде «Вечерний М» и других творческих высказываний можно было бы ожидать и от новых работ попадания в цайтгайст.
Хорошие творцы, впрочем, никогда не стараются попасть в дух времени. Они его скорее угадывают и пишут о вневременном будто бы о нынешнем. Так вышло с «Солью», в которой Гребенщиков отбросил привычное для себя иносказание (в рамках, безусловно, своих возможностей), сделав вышедший в 2011-м «Архангельск» робким и не таким уж и реакционным. Технически БГ не ставил никаких маркеров времени: «мертвые журналисты» из песни «Губернатор» могли быть и в нулевых, и в девяностых. Но выбирая вещи, которые не меняются с годами, он сумел точно отразить настроение смутного, мрачного времени, в котором мы оказались. При этом альбом мог бы выйти и в 2012, и в 2016 году — и его актуальность нисколько бы не исчезла.
Следующий, «Время N» выглядел на фоне того повторением пройденного. На уровне слов альбом можно было противопоставить «Соли» таким же образом, как «Навигатор» — «Русскому альбому»: Гребенщиков снова вводил в текст восточную эзотерику и сёгунов, из‑за чего альбом все сильнее отдалялся от российских реалий в сторону условного мира БГ. Из‑за заглавной песни и «Пришел пить воду» «Время N» казался продолжением «Соли» — они продолжали линию жесткого рок-звука, начатого именно там. Временами музыка заходила в совсем уже пародию — например, запилы в «На ржавом ветру» в духе рока старой школы сложно воспринимать всерьез.
Впрочем, нарочито абстрактная и выделяющаяся по музыке песня «Ножи Бодхисаттвы» намекала на то, что Гребенщиков пробует впервые за долгое время зайти на поле электроники (где он успешно проявлял себя и в восьмидесятых, добавляя синтезаторы в песни вроде «Сестры») — и еще сильнее раскрылся в девяностых на совместном альбоме с дуэтом «Deadушки».
И вот «Знак огня». Первая же песня, «Вон Вавилон», потерявший слово «пошел» в названии простоватый дэнсхолл (да-да, дэнсхолл) с типичным для современного БГ детским хором, показывает новое пространство для экспериментов музыканта.
Вот слегка переделанная, очень грязная версия песни «Баста раста», одновременно напоминающая об индастриале и альбоме Тайлера «Cherry Bomb». Вот «Мое имя Пыль», впервые выпущенная на мини-альбоме «Песни нелюбимых», которая может похвастаться, наоборот, более чистым звуком и неожиданным битом, напоминающим уже скорее о реггетоне, чем о кубинской музыке.
Но на этом, в общем-то, все. Можете не обольщаться: в остальном вас ждет классический поздний БГ/«Аквариум» с обязательным регги-сегментом (тут он, впрочем, даже у скептиков не вызывает былой неприязни), с балладами о смысле жизни, вселенной и всем таком прочем, а также неожиданная коротулечка «Хиханьки да хаханьки», спетая под гитару, — возможно, навеянная акустическими исполнениями песен в цикле «Подношение интересному времени».
Безусловно, в песне «Масала доса» неожиданно появляющиеся клавишные заставляют вспомнить саундтрек к «Черной розе — эмблеме печали», а вкрадчивые синтезаторы в треке «Мой ясный свет» явно украшают песню и удивляют вниманием к деталям. Но неожиданных моментов, начиная с песни «Вечное возвращение», положа руку на сердце, не так уж и много. Так, значит, на самом деле нас не ждет ничего интересного — и это просто еще один альбом БГ?
От «Знака огня» действительно легко отмахнуться. Гребенщиков заканчивает длившуюся шесть лет трилогию альбомов (так он ее сам аттестует). Но новый альбом от предыдущих все же отличается разительно — и дело вовсе не в электронике.
Можно долго думать о том, насколько эстетические решения «Аквариума» с середины девяностых и до начала десятых шли вразрез с общественным вкусом — и насколько это делало честь самому БГ. Тут эта эстетика не то чтобы возвращается полностью, но да, именно на «Знаке огня» у него получается полностью признать ее китчевость, нелепость, неправильность — кто‑то из фанатов уже подсказывает: «юродивость». Нелепость отдельных моментов на «Времени N» компенсировалась серьезными песнями в духе «Соли» — не будет преувеличением назвать второй альбом трилогии не самым удачным переходом между ее началом и концом. Здесь все кажется осознанным решением — и даже сделанное на полном серьезе кажется несуразным: например, испанская гитара в композиции «Не судьба» — вдумчивой песне о преодолении преград, которые тебе ставит окружающий мир, — сбавляет пафос эмоционального пика альбома.
Гребенщиков всегда учил слушателя, что песни не обязательно должны быть о чем‑то. Здесь возвращение вороха отсылок и цитат, которых была лишена та же «Соль», дает немного подступиться к пониманию корпуса его текстов.
И так абстрактные тексты здесь переходят все границы приличия. Символы наслаиваются друг на друга, иногда рождая чистую бессмыслицу, в которой, однако, и кроется настоящая поэзия — как, например, в строчке «В облаках живет севрюга, мы не можем друг без друга». Но чаще всего цель этих слов кроется вовсе не в показе возможностей русского языка, они скорее призваны скрыть от слушателя истинный смысл строк.
Взаимозаменяемость некоторых слов — так, в песне «Вон Вавилон», по сравнению с клипом, «собор» был заменен на «лагерь», а «патриарх» на «рабочего» — лишь подсказывает, что замененные слова не имеют сильной ценности и копать нужно совсем не туда. Точно так же песни БГ наполняются словами, которые либо слишком современны, как «подкаст», либо принадлежат какой‑то другой эпохе, как «провайдер». Вневременности он добивается при помощи жонглирования приметами самых разных времен.
Чаще всего Гребенщиков поет на альбоме о солидарности, о важности преодоления трудностей, о том, что один в поле вполне себе воин, — наконец о необходимости противостоянию власти любого рода. Однако эта простая, надо признать, мысль настолько оказалась скрыта за отсылками и цитатами, в том числе к самому себе, что ее поиск среди Пятачков и софта как будто бы делает ее сложнее, чем она есть на самом деле. А классические для БГ и «Аквариума» музыкальные решения настолько затмевают эксперименты, что все это поначалу кажется невероятным компромиссом. Он словно застревает между тем, как ему хотелось бы делать и тем, как он делать привык — и пусть даже в блоке «привычного» есть хорошие песни, но после бодрого, полного новых опытов начала альбома и они кажутся отступлением от заданного самому себе вектора.
Так и китч, о котором я упоминал ранее, совсем не кажется движением вперед, а лишь развивает то, что занимало Гребенщикова еще с начала нулевых. Вышеупомянутая юродивость тут тоже может быть к месту — именно юродивые на Руси не стеснялись говорить правду в глаза, но их мало кто воспринимал всерьез. В наши дни эта новая маска музыканта кажется несколько лишней. Однако, стоит напомнить, что из любимых писателей Гребенщикова, Довлатов, написал об искусстве компромисса целую книгу, заканчивающуюся хлесткими словами: «Я всего лишь убил человека, — говорит мой брат, — и пытался сжечь его труп. А ты?!» Но сложно представить, что компромисс на альбоме «Знак Огня» для БГ был намеренным (хотя его биография не была лишена и таких). В отличие от остальных решений на альбоме это небольшое пораженчество лишь угадывается, постепенно проявляется при прослушивании.
Однако за этим поражением, проскальзывающим и в интервью, где Гребенщиков говорит о том, что уже не может смотреть на мир через призму трагедии, кроется и что‑то еще. Ощущение надежды, веры в спасение через объединение, которое и правда можно найти на альбоме, — все это заставляет слушать новые песни и дальше. Да, в «Знаке огня» нет цельности «Соли», он осознанно разнообразный, не дающий целую картину. Однако, таким образом, он становится ближе к «Аквариуму», в котором тяга к светлому всегда преобладала над тяготами жизни. БГ, возможно, и находится в некоем пространстве между экспериментами и классикой, будущим и ностальгией. Но его песни сейчас дают необходимую веру в лучшее. Они снова интересны и непредсказуемы (хотя без песни «Поутру в поле», строго говоря, можно было бы и обойтись»).
Вера здесь становится куда важнее правдорубства. В конце концов, группа «Аквариум» и сайт «Медиазона» — это довольно разные вещи.
«Идите *** [к черту], а я еще спою» — благодаря строчке из «Изумрудной песни», в которой непечатность хоть и стыдливо убрана, но отчетливо угадывается, становится понятна основная мысль альбома. Мир может говорить тебе что угодно, но главное — быть верным себе, гнуть свою линию и дальше (и исправляться, если в какие‑то моменты у тебя не выходит).
При всех погрешностях выходит так: Гребенщиков — явно не тот человек, которому стоило бы сказать «нет». Однако он в очередной раз напоминает о том, что «нет» всегда можно сказать Вавилону, из‑за которого мы обсуждаем дела Юлии Цветковой, «Седьмой студии» и «Сети», «московское дело», арест Петра Верзилова, все то, о чем он на альбоме не говорит, но о чем, безусловно, знает. Тихий протест, внутренний протест — это, надо помнить, тоже протест.
