Где вы собирались быть четвертого июля этого года? Готовить барбекю на заднем дворе для ваших капризных родственников и спорить о том, кто запустит фейерверк, который ваш мутный двоюродный брат вез контрабандой из Южной Каролины? А может, плавать в Шенандоа с хот-догом в руке под песню «We’re an American Band» группы Grand Funk Railroad?
Я точно знаю, где я должен был быть: на фестивале, близ Вашингтона на стадионе FedEx Field, с моей группой Foo Fighters и примерно 80 000 наших ближайших друзей. Мы собирались праздновать 25-летие нашего дебютного альбома.
Но все изменилось.
К сожалению, из‑за пандемии коронавируса сегодняшняя живая музыка превратилась то ли в маленькие окошки, больше похожие на дверные глазки, то ли в искаженные версии передач Нила Армстронга с Луны. Не поймите меня неправильно. Я свыкся с тем, что жру на карантине одну лазанью. И мне грех жаловаться, ведь я не работаю в больнице и не доставляю посылки.
Нет ничего лучше атмосферы живой музыки. Это самый жизнеутверждающий опыт, когда вы видите своего любимого исполнителя на сцене во плоти, а не как одномерное изображение, которое пылает у вас на коленях, пока вы ночами скроллите ютьюб. На концертах даже наши личные супергерои становятся обычными людьми.
Как пожизненный любитель концертов, я хорошо знаю это чувство. Я был прижат к холодным передним перилам на рок-шоу. Я взмывал в воздух к самым стропилам под любимые песни, меня давили в толпе, я плясал под звук, который доходил до опасного уровня децибел и полностью растворялся в ритме. Однажды меня подняли и понесли на сцену совершенно незнакомые люди, чтобы я спрыгнул оттуда и вновь попал в их потные объятия. Взявшись за руки, я пел во всю глотку с людьми, которых я больше никогда не увижу. Все, чтобы отпраздновать и поделиться ощутимой общей силой музыки.
Я никогда не забуду ту ночь, когда я увидел концерт U2 в MCI Center (сейчас это Capital One Arena. — Прим. ред.). Это был их «Elevation Tour» 2001 года, масштаб нереальный. Я ждал, что, после того как погаснет свет, все погрузятся в великолепное, ультрасовременное рок-шоу. К моему удивлению, группа вышла на сцену без какого‑либо представления, в сопровождении будто домашних огней, и начала первую песню под их резким флуоресцентным свечением, без привычного потока лазеров и светодиодных экранов, к которым мы все привыкли. Блестящий ход ошеломил публику и начал незабываемый концерт на очень личной ноте. И это было не случайностью, а уроком близости.
Однажды вечером, перед концертом Foo Fighters в Ванкувере, мой тур-менеджер предупредил меня, что сам «босс», Брюс Спрингстин, присутствует в зале. Волнение парализовало нервы. Замерзший от страха, я подумал, как бы я мог выступить перед этим легендарным шоуменом, известным своими эпическими концертами, которые продолжаются четыре часа. Я, конечно, никогда не смогу оправдать его высоких ожиданий!
Оказывается, он был там, чтобы лишь увидеть разогрев (нервы умножились на унижение), и я успокоился. Но мы немного поболтали перед концертом, и его слова показали мне не только человека, который стоит за каждым супергероем, а причину, по которой миллионы людей отождествляют себя с ним: он настоящий. Три часа спустя, когда я сидел на скамейке в раздевалке, оправляясь от шоу, весь в поту, в дверь постучали. Брюс хотел поздороваться. На самом деле, пришел он именно на нас (челюсть рухнула на пол), очень щедро поблагодарил группу и прокомментировал выступление, в частности, наше взаимопонимание с аудиторией. А это он, очевидно, понимает. Когда его спросили, откуда он смотрел шоу, он сказал, что стоял в толпе, как и все остальные. Конечно, он был именно там! Брюс тоже искал эту связь.
Несколько дней спустя я получил от него письмо, написанное от руки на канцелярских принадлежностях отеля. Внутри мысль про связь объяснялась очень четко. «Когда вы смотрите на публику, — писал Брюс, — вы должны видеть себя в них так же, как они должны видеть себя в вас».
Люди помнят, для чего на самом деле музыка. Я не хвастаюсь, но у меня были лучшие места на моих концертах за 25 лет. Потому что я тебя вижу.
Я вижу, ты прижался к холодным передним перилам. Я вижу, как вы взмываете в воздух под ваши любимые песни, к самым стропилам. Я вижу, как вас подняли над толпой и понесли на сцену, чтобы потом снова принять вас в ее потные объятия. Я вижу твои самодельные значки и твои винтажные футболки. Я слышу твой смех и твои крики и вижу твои слезы. Я видел, как вы зеваете (да, вы), и я видел, как вы падали в обморок на своем месте. Я видел вас при ураганных ветрах, при 40-градусной жаре, при минусовых температурах. Я даже видел, как некоторые из вас стали старше и стали родителями.
В сегодняшнем мире страха, беспокойства и социального дистанцирования трудно представить, что когда‑нибудь я снова смогу делиться подобным опытом. Я не знаю, когда будет безопасно вернуться к пению рука об руку, на разрыв аорты, к биению сердца, движению тел, наполнению души жизненной энергией. Но я знаю, что мы сделаем это снова, потому что мы должны. Нам нужны моменты, когда мы убеждаемся, что мы не одиноки, несовершенны. И, самое главное, что мы нужны друг другу. Я поделился своей музыкой, своими словами, своей жизнью с людьми, которые приходят на наши концерты. И они поделились своими голосами со мной. Без этой аудитории — кричащей, потной аудитории — мои песни были бы только звуками. Вместе мы инструменты в звуковом соборе, который мы строим вместе каждый вечер. И который мы обязательно построим снова.
Текст является частью Uncharted — подборки статей о мире, который мы оставили позади из‑за пандемии. Мы ранее уже переводили текст о том, как закончится эпидемия.
