Из Мозеса Самни пытались сделать поп-звезду еще в начале 2010-х, когда он был начинающим музыкантом, выкладывавшим песни на ютьюбе через запятую со словами «Я пою, я пишу, я живу в Лос-Анджелесе, у меня все получится». Родившись в Калифорнии, в семье выходцев из Ганы, в возрасте 10 лет Мозес переехал с родителями на их историческую родину, где рос робким, женственным аутсайдером, от души ненавидя школу и внеклассные ритуалы сверстников. Лишь вернувшись в Америку и поступив в Калифорнийский университет, Самни понял, что ему — высокому, красивому, темнокожему юноше — никак не светит стать невидимым.
«В одночасье я решил: мы будем представляться певцом», — рассказал Мозес в недавнем интервью журналу Q. Трансцендентный фальцет и сочинительский талант Самни заинтересовали его именитых коллег в диапазоне от Бека до Соланж, а также представителей рекорд-лейблов — тех самых, что попробовали было продать новичка как восходящую поп-звезду. Мозес этой идее воспротивился. Он подписал контракт с лейблом Jagjaguwar, где издавались Bon Iver и Энджел Олсен, и записал замечательный дебютный альбом «Aromanticism» — нарвавшийся, впрочем, на еще один чуждый музыканту ярлык.
«Aromanticism» — это чуть больше получаса красивой и камерной музыки, в равной степени обязанной фолку и соулу и напоминающей многих, оставаясь уникальной. Грубо говоря, Нину Симон она заставляла вспоминать не реже, чем Принса. Однако исполнял эту музыку афроамериканец с голосом ангела, поэтому ее без промедления прописали по ведомству R’n’B. «Моим фундаментом были соул и фолк, и я всегда к этому возвращаюсь, — рассказывает Самни уже в интервью Rolling Stone. — И было здорово, отыграв на Coachella и Bonnaroo, приехать на фолк-фестиваль в Ньюпорте с гитарой. Для меня очень важно. И тут запись моего сета сопровождают словами «R’n’B-артист Мозес Самни исполняет…».
Не став поп-звездой и заработав репутацию артиста с принципами, Мозес задержался на виду. Пару лет назад он оказался причастен к одному из самых сюрреалистичных моментов в истории оскаровских церемоний, разделив сцену с St. Vincent и номинированным в категории «Лучшая песня» Суфьяном Стивенсом. В одном только прошлом году отметился в новых альбомах The Cinematic Orchestra (впрочем, сингл с песней вышел пораньше), Джеймса Блейка и того же Bon Iver. Дружественных инди-идолов хватает и в «græ», в записи которого поучаствовали и Блейк, и джазовый виртуоз Thundercat, и — особенно активно — Дэниел Лопатин, также известный как Oneohtrix Point Never.
Но все они остаются в массивной тени Самни, который тут смелее, резче, сильнее, чем на «Aromanticism» (и чем подавляющее большинство его братьев по оружию, исключая разве что Фрэнка Оушена). На это с ходу намекает обложка: дебютный альбом украшала его голая спина, для этого Мозес сфотографировался нагишом. Это подтверждает музыка — задающая собственную систему координат и заставляющая по-новому взглянуть на многие стили и жанры. Об этом говорит и концепция «græ» — амбициозного двойного альбома о серых зонах, размытых гранях и прочей неоднозначности всего на свете: от сексуальности до гендерной и расовой идентичности.
«Любая категория для меня скучна, — признается Самни. — Мужчина, черный, американец, африканец, симпатичный, страшный — мы делим вещи на категории, потому что так мы создаем связь между тем, что знаем, и тем, что нет. Но нас так смущает неведомое, что мы срезаем части себя и других людей. Я понимаю, что представителям меньшинств важно присваивать и возвращать себе некоторые из этих категорий. Но, как человек, проведший всю жизнь на их обочине и теперь живущий в самоизоляции, должен сказать: большинство форм категоризации меня угнетают». Мозес выбрал самоизоляцию до того, как это стало нормой. И да, вольный перевод названия «græ» — это «долой бинарность».
Высказываниям Самни вторят его новые песни. Это песни-деконструкции — штампов, музыкальных жанров, песенных структур, категоризации вообще. «græ», особенно его обнародованная еще в феврале первая половина, на порядок громче и наглее «Aromanticism», хотя ДНК у двух пластинок формально общий. В «Cut Me» Мозес, по его признанию, понемногу занимает у корневого госпела, блюза и Ареты Франклин, а в «Neither/Nor» напоминает, что аппалачский фолк был бы невозможен без африканских струнных. В ней же Самни сообщает прямым текстом, что еще мальчиком он навсегда «влюбился в то, что между» (привет, Земфира!).
Еще один альбомный пик, песня «Conveyor» — сногсшибательный калейдоскоп пронзительных вокализов и пережеванных гитар, который сделал бы честь самым прославленным из поп-хамелеонов. По соседству — пульсирующая эйфория сингла «Virile» и электронно-джазовый, в лучших традициях Flying Lotus, опус под названием «Gagarin». Даже когда голос Мозеса ненадолго утихает, его пластинка вдохновенно повторяет пройденное, изобилуя интерлюдиями, в одной из которых писательница Тайе Селаси и актер Эзра Миллер «настаивают на праве быть многочисленными». Если «Aromanticism» звучит как полуночная исповедь, то первая половина «græ» — как программное заявление.
Ну а вторая в таком случае — затишье после бури, менее щедрый на стилистические изощрения и лирические откровения постскриптум, где проще узнать Самни образца дебютного альбома или (тоже, кстати, вполне выдающегося) EP «Lamentations». Здесь больше баллад и личных местоимений первого лица: вряд ли случайно, что лучшие моменты LP2 носят названия «Lucky Me», «Bless Me» и «Me in 20 Years». Первая половина «græ» по идее могла озадачить поклонников Мозеса с четырехлетним стажем, на второй все тише и нежнее, но если они в чем‑то убеждают вместе, то это в том, что поклонников у Самни должно быть не в пример больше, чем четыре года — или четыре месяца — назад.
Позапрошлым летом Мозес должен был выступить на джазовом фестивале в Монреале, но отменил свой концерт из‑за упрямства его организаторов, слишком долго защищавших еще один пункт фестивальной программы — поставленный белым режиссером мюзикл, где преимущественно белые актеры собирали хлопок, исполняя песни рабов. Обоснованно обвиненное в культурной апроприации шоу в итоге закрыли, а принципиальный Самни отыграл пару DIY-концертов в монреальском инди-клубе. Мозес шутил, перепевал «Come to Me» Бьорк и приятно удивлял сценическим кокетством, вроде бы никак не вязавшимся с его томным образом. Поп-звездой он так и не стал, но есть подозрение, что после выхода «græ» повод приятно удивиться будет у многих.
