От школьного зала до «Вечернего Урганта». Как Дора стала звездой женского гитарного попа?

— Я смотрел выпуск «Узнать за 10 секунд»: ты там рассказывала, что твоя мама очень прошаренная в музыке и что она постоянно следит за чартами.

— Она не всегда такая была: наверное, последние года три она стала такой, когда заметила, что я тоже занимаюсь музыкой, и она стала отслеживать все это. Появилось много стриминговых площадок типа Boom, которые, в принципе, каждый новичок может открыть, посмотреть плейлисты, познакомиться с новой музыкой. Она примерно этим и занимается.

— В детстве, когда ты росла, какую музыку слушали дома?

— В принципе, когда я росла, мы слушали поп-музыку, всегда играло какое‑то радио, и там было очень много русской попсы. Поэтому и моя музыка немножко похожа на такой переработанный новый русский поп с элементами рок-музыки. Но в какой‑то момент мы перестали слушать русский поп, потому что я уже переросла.

— Какая твоя самая первая любимая песня?

— Я смотрела какие‑то музыкальные каналы — с Аврил Лавин, Бейонсе, со всеми этими звездами американскими. Больше всего мне запомнилась Аврил Лавин. И моя самая любимая песня — это не «Girlfriend», которая играла отовсюду, а песня «When You’re Gone». Там был такой клип грустный… Тематика понятна: когда тебя покидает любимый человек, ты по нему скучаешь. Но мне она почему‑то всегда казалась такой загадочной, при этом она всегда была такая бойкая, с характером, хотя по ее песням видно, что они про любовь, такие меланхолично-романтичные. Наверное, всегда меня это очень сильно и притягивало.

Еще из женского — песня, которая сильно на меня повлияла, — это песня Бейонсе «If I Were a Boy». Она очень классная по тексту, и почему вообще мне очень нравится Бейонсе: это певица с незабываемым тембром голоса, очень сильная женщина.

— А было такое, что ты увидела какого‑то артиста и послушала его песню — и все, ты решила: вот с этого момента я буду заниматься музыкой?

— Да. Я вообще как начала заниматься музыкой: я начала записывать каверы, и на это меня вдохновила группа The Retuses. У них на тот момент было очень много песен на стихи Есенина, я слушала, и мне казалось: вау, как поэтично и при этом музыкально, красиво. Еще смотрела всякие видосы с концерта Миши Родионова, это солист этой группы, и думала: «Блин, он такой классный, как он круто выступает». Когда я училась в 9-м классе, я выиграла билеты на его концерт в конкурсе на лучший кавер. Мне дали две випки, я сходила с подружкой, и я так удивилась, что он там поет лучше, чем на записи. Он меня очень сильно вдохновлял, я после этого начала записывать каверы на него — на «Шаганэ», на «Заметался пожар голубой», очень много всяких песен.

— А твой самый первый концерт — это был концерт The Retuses или что‑то было до этого?

— Да, это был их концерт.

— Как ты написала свою первую песню?

— А я даже не помню. Потому что она была настолько плохой, что, я думаю, лучше ее не вспоминать (смеется). Мне просто хотелось попробовать, я ее записала, потом подумала: «Че-то я не особо в этом талантлива, буду дальше каверы записывать».

— А когда наступил тот момент, когда ты решила записать и выложить в сеть не кавер, а именно свою песню?

— Каверы я начала записывать в пятнадцать, когда я была в 9-м классе, а спустя месяцев шесть я попробовала выложить свою первую песню, она еще была под другим псевдонимом. Конечно, большого фидбэка не было. Мои друзья сказали: «Прикольно, попробуй еще, может, у тебя получится лучше».

— Это тебя вдохновило или наоборот?

— Когда я написала и выложила, я поняла, что от каверов было больше отдачи. Ты поешь саму по себе крутую песню, которую и так все любят, в какой‑то своей стилистике, и люди радуются, что она прикольно звучит по-новому. А когда ты пишешь свое… Ну, написать крутую песню — это сложно. Я писала одно время не суперкрутые песни, и мои друзья говорили: «Ну молодец, старайся». Конечно, я трудилась, и в итоге у меня получилась классная песня (смеется).

— Есть ли какая‑то любимая песня из детства, которую ты слушаешь до сих пор?

— Когда мне было лет десять, я занималась в Пушкинском музее. Меня крестная туда засунула, чтобы я развивалась, изучала искусство, — она вообще хотела, чтобы я рисовала, но я не прошла туда отбор, сказали, что у меня нет к этому способностей, и засунули меня в класс, где готовили детей к тому, что, возможно, в будущем они станут искусствоведами. И когда она меня туда везла, мы ехали на машине, она решила показать мне Oasis «Wonderwall». Я тогда вообще ничего не поняла, но она мне понравилась, и крестная сказала: «Даша, слушай хорошую музыку». (Смеется.) Это вот то, что у меня сильно отложилось в памяти. Я периодически возвращаюсь к этой песне, слушаю и думаю: «Блин, вечная песня, кажется, я буду всегда ее любить».

— Ну она вечная, это правда. А тебе нравилось ходить в кружок искусствоведения?

— Да, в принципе, нравилось. Когда мне было лет семь, я особо не понимала и ходила туда, потому что мне в буфете могли купить какую‑то шоколадку, и я думала: «О, клево!» Потом, когда я стала постарше, мне стало нравиться, что мне рассказывают.

— А в музыкальную школу не захотелось пойти?

— Всегда очень хотелось, я просила родителей, но как‑то не сложилось. Они не знали, кто меня будет водить туда, как‑то не до этого всегда было, и не сложилось. Кто‑то моей маме однажды сказал: «Не отдавай ребенка в музыкальную школу, там из нее сделают типичную вокалистку, она будет петь как куча других детей и не найдет какой‑то свой стиль». Поэтому она говорила: пробуй сама, если тебе это нужно — то развивайся. Поэтому всякие вокальные приемы, которые я якобы делаю, — я никогда этому не училась, просто со временем сама пришла к этому.

— Ты и на гитаре сама научилась играть?

— С гитарой вообще была интересная история. Когда мне родители подарили гитару, я очень долго пыталась научиться на ней играть. В первый раз я решила сходить к преподавателю, который учил играть именно на испанской гитаре и преподавал всю эту культуру. Когда мы делали эти дурацкие упражнения, я не понимала, зачем это мне. Было скучно, неинтересно, я пришла домой и сказала: нет, родители, я не буду играть на гитаре, мне это не надо. Вот, мне нравится петь дома в караоке, и больше мне не нужно.

А потом я пришла в другую школу — как раз в 9-м классе я начала заниматься музыкой, — и мне хотелось всех своих одноклассников покорить на одном выступлении. Я понимала, что я не хочу выходить под минусовку, потому что это очень тупо, и я подумала: вот у меня лежит пылится гитара, я возьму, выучу песню — это была песня Imagine Dragons «Radioactive» (смеется). Думала: вот выучу я ее, спою и все офигеют. Я ее выучила, это была моя первая песня на гитаре.

Я в школе до этого тоже выступала, наверное, класса с 3-го. Моя учительница музыки заметила, что у меня есть потенциал, и мы периодически какие‑то песенки разучивали, чтобы я выступала на праздниках, учителей радовала.

— Стрессово?

— С одной стороны, да, я переживала, а потом как‑то перестала. Это уже было в осознанном возрасте. Но вот как раз таки в 9-м классе я очень сильно нервничала, потому что там сидели не только учителя, но и все мои одноклассники, я не хотела позориться (смеется). Я первый раз играла песню на гитаре, еще и перебором. Помню, как стояла на сцене, смотрела на гитару и думала, как бы не облажаться (смеется). Но когда я уже спела, я помню, как сильно вдохновилась. В тот момент ко мне все одноклассники подошли и сказали: вау, ты крутая, у тебя талант, молодец, Даша. Это было здорово. После этого подумала: почему бы мне не выучить еще одну песню? (Смеется.)

— Когда я уже повзрослела, класса с 9-го, я стала слушать очень много эмо-рэпа. Как раз в 2017-м вышел альбом XXXTentacion «Seventeen» — до сих пор самый любимый его альбом. Я тогда впервые услышала гитарное звучание вместе с рэпом. Сразу начала гуглить, что же это за парень поет в каждом треке. Самый любимый трек с альбома — это «Jocelyn Flores»: там в начале поет мальчик, и как оказалось, он очень популярен на SoundCloud и во многих треках можно его услышать. Эта песня для меня очень важна, ведь в моменты, когда мне было очень грустно, я слушала и плакала под нее.

— А были поводы плакать?

— Ну конечно, я была грустным подростком в школе (смеется).

— Почему? Что тебя заставляло грустить?

— Я сама по себе очень веселая и энергичная.

— К чему спрашиваю: сначала ты слушаешь инди-рок, а потом резко начинаешь слушать эмо-рэп…

— У меня был какой‑то жесткий переход в подростковом возрасте. Когда я перешла в среднюю школу, меня стали травить одноклассники, это очень сильно сказалось.

— Это их ты хотела покорить тогда с гитарой?

— Нет, я тогда уже ушла из той школы. Она на мне оставила большое темное пятно, я много замыкалась в себе, мне казалось, что я какая‑то отстойная, — а когда я перешла в новую школу, оказалось, что это зависело от ребят. В другой школе, наоборот, как‑то потянулись ко мне, пытались узнать, что я из себя представляю, задавали мне вопросы, и я подумала: «Ого, я могу быть для кого‑то интересной».

— Расскажи, как прошел твой первый концерт?

— Был такой паблик «Вечно XVII». В 2015–2016-м там было тысяч 50 человек, но для меня тогда он казался просто суперсообществом, которое обозревало артистов. Я очень хотела быть редактором там, писать всякие обзоры. Я написала админу этого паблика, а он меня продинамил жестко. Когда я начала заниматься музыкой, он заметил какой‑то мой видос и предложил выступить на его первом гиге «Вечно XVII».

Когда я посмотрела лайнап, там были одни подольские рэперы! (Смеется.) А я была четырнадцатилетней девочкой с гитарой, которая пригласила всех своих друзей на концерт (смеется). Еще помню свои первые впечатления от клуба «Смена»: тогда я была зашуганным подростком, который пришел в какое‑то непонятное место (смеется). Там была куча девочек, которые будто сбежали от мамы наркотиков попробовать там, покурить, напиться… В общем, какой‑то притон.

Но мне было просто прикольно выступить, я говорила: «Мам, вот, мое первое выступление!» — но что там потом было, конечно же, не говорила (смеется). Только сейчас, спустя много лет, я рассказала маме, в каких гадюшниках я выступала, это ведь был мой не последний раз (смеется).

Я, как Ханна Монтана, жила две жизни (смеется). Ребята, которые там выступали, были взрослее, лет по семнадцать-девятнадцать, они шутили свои локальные рэперские шутки, а я сильно выделялась со своей гитарой — и так каждый раз. Помню, меня очень сильно обидело, когда они сказали админу этого паблика: мол, что это за девочка, зачем вы ее привели. А я не должна была этого услышать — мне стало так обидно. В тот день у меня еще струна порвалась, а запасной не было, и я так переживала, а они там все бухают. Админ мне говорит: «Ну пойди там поищи» — и я бегала по этому несчастному клубу в поисках струны, все на меня смотрели как на дурочку. В итоге я нашла струну, выступила, но мне никто ничего не платил тогда. Мне просто было прикольно выступать, и это меня сильно прокачало.

Конечно, когда ты выходишь после уверенного в себе рэпера, у которого весь зал пляшет, а у тебя репертуар из грустных песен, под которые надо плакать, отдачи я не чувствовала. Я там и «Заметался пожар голубой» пела, и «Сплина» постоянно пела, «Выхода нет». Люди сначала не выкупали, думали, наверное: «Кто ты вообще», а потом, из‑за того что я исполняла популярные песни, все начали подпевать и говорить: здорово, прикольно, нам нравится!

Меня всю жизнь окружает эта рэперская тусовка. Мы даже обсуждали с Эмелевской, что я пою музыку, очень далекую от рэпа — но почему меня с подросткового возраста этот рэперский круг не отпускает? Смеялись, забавно это.

— Ты поняла, что эта компания — не твой уровень. Что дальше?

— Ну так получилось — я думаю, что к счастью: чувак, который это все организовывал, был немного не в себе.

Рассказал мне об этом как раз чувак, который с ним работал. Он спалился, спросил как‑то: «Ну че, тебе заплатили?» И оказалось, что я раза четыре выступала просто так, а все остальные получали тысяч по пятнадцать, точно не помню, в общем, какие‑то деньги.

И я написала админу: мол, почему так? Просто хотелось получить какой‑то адекватный ответ, но я его не получила. Он говорил, что не позволит мне стать популярной, что ни один паблик больше не будет обозревать мою музыку. Жестко как‑то на меня наехал из‑за моего вопроса. И мне стало так страшно после его слов, что ни одно СМИ про меня не напишет.

— Ты ему даже поверила?

— (Смеется.) Ну для меня тот чувак был тогда авторитетным, это же паблик «Вечно XVII», он делает обзоры на артистов! Я настолько испугалась, что заблокировала его, удалила свою старую страницу в VK и создала новую (смеется). Это был реально страх, мне же было лет пятнадцать! И я действительно очень долго боялась выпускать что‑то новое, мне казалось, что что‑то страшное произойдет в этот момент (смеется).

Конечно, когда уже прошло месяца три, я подумала: «Да ладно, пофиг» — и в итоге он опять мне написал, предложил выступить, но я тогда сказала, что участвовать не буду. Мне было сильно обидно.

— Ты долго переживала из‑за этого?

— Да я просто сама по себе очень чувствительный человек, переживаю постоянно. Сейчас в меньшей мере, мне стало все равно, а тогда да, я даже рассказала своим друзьям, они говорили: «Да ладно, забей» А я: «Ой нет, вы не понимаете, это же такая фигура!» (Смеется.) Но вообще, конечно, прошло время, прежде чем я перестала переживать.

— А что произошло потом?

— Я начала записывать свои песни в акустике на айфон с эффектом реверберации. Когда я была в 10-м классе, я подружилась с одним битмейкером, и мы сделали кавер на «Аукцыон». Я поняла, что хочу еще пробовать писать на биты, что так я смогу сделать что‑то на порядок круче.

Позже я познакомилась с одним битмейкером, и мы начали делать мои песни. Впоследствии некоторые из них стали заглавными на моем альбоме «Младшая сестра». Это был переход к какому‑то осознанному творчеству.

— А та аудитория, которая полюбила тебя за каверы, она благосклонно приняла твой переход от каверов к своему материалу?

— Да. Спустя четыре года многие пишут, что круто, что я почти не изменилась, осталась такой же, как и раньше, моя музыка по-прежнему мелодичная, клевая. Но автотюн они, конечно, не приняли. Мне-то казалось: вау, прикольно. Когда я только попробовала его, мне это показалось интересным, а потом поняла, что я звучу не очень, можно было и лучше сделать. Но сейчас, когда я нашла свой стиль, они это приняли и считают классным.

— А когда у тебя возникло ощущение, что твои песни начинают стрелять, на тебя начали подписываться люди, слушать твою музыку?

— У меня есть песня, за которую мне очень стыдно, она называется «Рецидив». Мальчик скинул мне стихотворение, очень грустное, про то, как он режет вены, как его не принимает отец. А я тоже тогда была супердепрессивная, как раз тогда был 8-й класс, там были строчки типа «Люди нужны мне, а я им не нужен», все такое суицидальное.

Я решила записать песню. Она стала чуть ли не моей визитной карточкой на тот момент (с моим прошлым никнеймом [mental affection]), и вот от нее мне пришли тысячи 4, наверное, в паблик. Я тогда думала: «Как здорово!» Но сейчас я совсем ее не принимаю, если мне ее скидывают, я говорю, что она не моя (смеется).

— Тебе стыдно за нее?

— Да, в какой‑то степени.

А вот значительный рост произошел, когда я выпустила свою первую заавтотюненную песню «Не ругаюсь матом». Мне казалось, что она какая‑то для меня революционная, что я просто нашла свой стиль. Помню, когда я ее написала, она мне настолько сильно нравилась, что делала меня счастливой — у меня бывают такие моменты, когда музыка делает меня счастливой настолько, как никто не может.

И вот на тот момент у меня все было как‑то тяжело в жизни, потому что мне не нравилось место, где я учусь, я хотела заниматься музыкой, как‑то не ладилось с друзьями, мы постоянно ссорились.

До этого типичные комментаторы говорили, мол, «девка дефолтная». А тут я впервые нашла свой образ такой милой девочки, хотя это не образ, я и в жизни такая. Я вышла из‑за картинок в интернете — раньше я скрывала себя за ними, а тут я показала, как я выгляжу, стала придумывать какую‑то свою стратегию для паблика, как посты делать такими, чтобы охваты становились хорошими.

Я тогда выпустила EP «Я не коммерция», и мне хотелось, чтобы это было очень броское, вульгарное название (смеется). Я уже тогда сменила псевдоним и думала, что вот нужно показать свое творчество — тогда, кстати, оно было еще акустическим, — но я подумала, что не хочу докручивать эти песни, пусть они будут такими. И с обложкой что париться — я взяла свою фотку с клеточками и в эти клеточки забила «Я — не коммерция», типа концептуально, необычно, ярко и броско. Тогда ко мне стало приходить много людей в паблик, и мне дали огонек «Прометея». Это был какой‑то страшный сон, потому что каждый день нужно было выкладывать кучу постов, чтобы они набирали охват, но это принесло мне тысяч 10 человек в паблик. До этого я набирала 10 тысяч года три, а тут всего лишь за семь дней.

— Первая песня, которую я у тебя услышал, это вроде и была «Я не ругаюсь матом», и, по-моему, ее «Рифмы и панчи» запостили. Ты с ними в этот момент уже сотрудничать начала, я правильно понимаю?

— Да.

— Что было дальше?

— Вот после «Я не ругаюсь матом» у меня наступил такой тупик небольшой. Я набрала в паблике 40–50 тысяч и задумалась: а что мне делать дальше? Какое направление в музыке мне искать? Люди мое заавтотюненное творчество не особо ценят — что я хочу для себя делать? Я тогда уже писала свой альбом больше года, некоторые демки очень сильно перелопачивала.

В какой‑то момент я как раз познакомилась с Вовой Галатом (рэпер и основатель группы «Френдзона». — Прим. ред.). Он говорит: «Давай я тебе помогу, сделаем лучше». В итоге родилась песня, которая сделала меня популярной, это «Дорадура». Я тогда шла по Арбату, и мне пришло сообщение: «Даша, знаешь, а твой никнейм отлично сочетается с «дурой». Ты, наверное, подумаешь, что я псих, но это настолько прилипчиво — «Дорадура». А я ему: «Нет, я серьезный артист, я такие песни исполнять не буду». Он сказал, что может меня понять, а я уже стою на эскалаторе, и в этот момент у меня рождается припев: «Потому что Дора дура…» И тут я понимаю, что это реально прикольно.

Я пришла домой, написала первую демку, где был просто куплет и припев, но еще не решалась ему скидывать, не понимала, нравится мне это или нет. Поняла, что мне она нравится, скинула Вове, он докрутил, и потом уже мы с сделали бит — и я поняла, что это очень странная тема, но это очень круто звучит.

Так мы и написали с нуля нашу первую совместную песню. И я даже не думала, что это станет моей самой популярной песней. Конечно, когда я послушала уже весь альбом «Младшая сестра», для меня она входила в топ фокус-треков, но чтобы она стала прямо настолько популярной — я не думала, конечно.

— Но вот песня вышла и стала популярной. Какова твоя реакция на то, что стало происходить?

— У меня не было какой‑то прям реакции. Постараюсь объяснить, как это все работает.

Когда я записывала песни, я видела, как стреляют Гречка, Монеточка, я все это наблюдала, была лично знакома и с Настей — и думала: «Да что ж во мне не так, почему у меня не получается?»

У меня не было какого‑то такого суперудивления, что я стрельнула, потому что я понимала, что я к этому очень долго шла и когда‑то это должно было произойти, если не с этой песней, то со следующей. Но конечно, я была безумно рада.

— У тебя в тот момент не было желания написать админу паблика «вечно XVII»? Сказать: «Чувак, привет»?

— (Смеется.) У нас с этим чуваком очень странные отношения, он постоянно возвращался ко мне на протяжении моего взросления, периодически говорил: «Даша, ты не так двигаешься, ты делаешь не то, это не зайдет» Он предлагал мне какое‑то продюсирование. Но я в тот момент была очень категоричным подростком, и мне казалось, что если это творчество, то оно должно быть только от одного человека, никто не должен влезать в него.

Я даже была против битмейкеров, чтобы вообще кто‑то помогал — настолько я тогда была категорична. Я говорила: «Нет! Я не дам тебе копаться в моем творчестве! Пускай они плохие, но это мое, не трогай!» (Смеется.)

Сейчас я понимаю: хорошо, что я в тот момент была такой, потому что, если бы я сказала: «Да делай со мной что хочешь», я не пришла бы к тому, что есть у меня сейчас, не научилась бы тому, что умею на данный момент. Но я все равно очень благодарна, что Вова помог мне докрутить альбом, и мы с ним сейчас очень классно работаем.

Я всегда знала свои недостатки. Я знала, что я талантлива в написании мелодий, могу придумать какую‑то интересную тему, но текстовик я такой себе. Я всегда знала, что у меня бывают прикольные строчки, но когда мы с Вовой эти строчки [редактируем], это превращается во что‑то реально крутое.

Я первое время думала: «Блин, наверное это так странно, что я кому‑то разрешаю редактировать свои песни», но потом я поняла, что ничего такого в этом нет. И это нормально, что для той же Бейонсе пишут песни, и она их исполняет.

— Когда стало известно, что песну «Дорадура» тебе помог написать Вова Галат, много было негативных реакций типа «Вот, написала не сама» и так далее?

— Когда мы начали задумываться над тем, чтобы рассказать, мы очень переживали. Ну у нас такой народ. Они это так воспринимают, что вот если ты артист, ты должен все делать сам. Я постоянно писала Вове, что «вот все сейчас меня раскритикуют, что баттл-рэпер пишет «Дорадура» (смеется). Я боялась, что моя аудитория меня начнет жестко хейтить за это, но я не увидела ни одного [негативного] комментария в свою сторону. Видимо, я за эти годы наработала свою аудиторию, лояльную к себе. Я всегда очень искренне с ними общалась, всегда отвечала всем, пыталась вести диалог. Они всегда знали, кто я такая, что я за личность.

Единственное, на концерте в Самаре, перед тем как спеть свою старую песню, я начала рассказывать про нее — и мне кто‑то закричал: «Так это ж тоже Галат!» (Смеется.) Я ответила, что нет, это, вообще-то, мое старое творчество (смеется), потом было еще пара шуток про «Галат — талант».

Я понимаю, что они это по-доброму говорят, что, так или иначе, они купили билет на мой концерт. Они слушают мою музыку, подпевают. Одна девочка стояла с телефоном и крикнула:«Дора, скажи «Галат — талант», и я отправлю это в фан-паблики!» Но негатива не было.

— А для тебя важно мнение других артистов?

— В какой‑то момент было важным, когда я еще не обрела свой стиль и на кого‑то все равно ориентировалась, следила за другими артистами. А сейчас я нашла свое уникальное звучание, нашла себя в музыке

Что мне может сказать артист, который ничего не понимает в кьют-роке? Ну вот почему я должна слушать его мнение? Я же не лезу в его дело, вот и все. Сейчас мне абсолютно все равно. Потому что я хочу делать музыку, которая мне нравится и которую я вижу в данный момент.

— «Я не коммерция» и «Младшая сестра» очень отличаются по звучанию. Как эта метаморфоза со звуком произошла?

— Я попросила помощи у Вовы, он меня познакомил с ХХ, который делал сведение, и с XWinner, битмейкером, — мы втроем записывали этот альбом три дня на студии. Я помню, как мы выходили после очередного дня, шли в «Додо-пиццу», кушали додстеры, говорили: «Вот мы молодцы, записали сегодня три песни!» Очень классное было время, это было летом, и мы прямо хотели поскорее записать этот альбом.

За этот качественный звук я в первую очередь благодарна Вове, который мне помог с нужными людьми, и мы все круто сделали. Это был для меня первый опыт, и тогда я офигела, что мы на студии записываемся, тебе помогают находить какие‑то терции, и появляется ощущение «Вау, здорово, вот это я могу так звучать!»

Например, трек «Младшая сестра» — мне очень хотелось, чтобы напоминал альбом White Punk, который «Вампиръ» называется. Там очень мрачная гитарная музыка, мне он сильно нравился. Потому что, во-первых, я не видела альтернативы в России, чтобы кто‑то делал такую музыку. Мне нравился у него трек «Мертв внутри» — там, в принципе, текста не так много, наверное, минуту он там поет, а дальше инструментал. Я прям помню, что я приводила в пример White Punk с его релизом, как он классно передает настроение через саунд.

— Но у White Punk же очень темная энергетика, а у тебя, наоборот, светлая.

— «Младшая сестра» ведь сама по себе довольно мрачная. Там гитары настолько мрачные, темные и история грустная. Хотелось, чтобы был прям лютый мрак, мне казалось, что это прикольно. Особенно в сочетании со светлым высоким голосом.

— Про Галата еще спрошу: когда он был баттл-рэпером, ты смотрела его баттлы?

— Честно — нет! У меня тогда был молодой человек, я помню, он мне показывал в 11-м классе его клип, который был как инстаграмная трансляция (сейчас этот клип уже удален. — Прим. ред.), и говорил: «Cмотри! Какой классный клип!» А я смотрела и думала: «Мм, понятно». Он мне что‑то рассказывал про баттл-рэпера Галата, но песен я не слушала никогда. Даже если бы мне сказали тогда, что я буду с Галатом что‑то делать, я бы не поверила.

— Расскажи, пожалуйста, о людях на твоих концертах. Я просто видел фотографии с твоего концерта в Барнауле, там такие взрослые суровые люди за тридцать…

— Да, я видела этот твит у [редактора The Flow Николая] Редькина (смеется). В этом и прикол, что аудитория на моих концертах разная. Все ожидают, что на моем концерте будут только одиннадцатилетние девочки, но это вообще не так. Очень большой процент мальчиков приходит, подростков и вот как раз таких тридцатилетних мужиков (смеется).

— И их реально много приходит?

— От города зависит.

В Барнауле просто была какая‑то особая концентрация, я не знаю, как это объяснить (смеется). Но разные истории бывают. И подростки абсолютно разные бывают. Я рада, что основная часть мужского контингента — это пацаны, которые слэмятся под мои песни (смеется). Я такой экстаз каждый раз испытываю, когда пою какую‑нибудь «Младшую сестру» и под нее начинается этот круг! Даже мой менеджер Дина пошла однажды с пацанами в этот круг, и ее там чуть не убили (смеется). Она выходит и говорит: «Мне не понравилось!» Ну а что ты хотела? Это же слэм! (Смеется.)

— Ты в «Узнать за 10 секунд» угадывала всяких бедрум-поп-артистов типа Frankie Cosmos. Вообще, много такой музыки слушаешь? И когда начала слушать?

— Я Лану Дель Рей, конечно, много слушала, а потом уже появились Clairo и много кто еще. Из последнего мне прям очень сильно нравится Beabadoobee. Даже в какой‑то момент казалось, что мне скажут, что я ее плагиачу, потому что у нас немного похожий образ, хотя музыка я не сказала бы что похожа. Но если посмотреть, как она выглядит, как она себя ведет, — довольно-таки похожа. У меня даже была обложка на трек «Мне пусто», там, где я лежу в игрушках, а у нее есть клип, где она в таком же стиле. Ну то есть у нас концепции сходятся.

— Что у тебя сейчас в плеере?

— Последнее, что на меня сильно повлияло, — мне понравился альбом Кевина Абстракта «Arizona Baby» и первый трек, который я там услышала, — «Georgia». Я вообще не была знакома с ним, мне просто скинула моя подружка, я послушала, и он мне сильно запомнился. В тот момент у меня был какой‑то перелом в жизни.

Мне было тяжело принять это решение, потому что чувствовала, что в душе я ребенок, а сейчас мне придется жить как взрослая. Я помню, ехала в электричке, была весна, такой красивый закат, — тогда я и услышала эту песню. А там эта строчка «Все будет хорошо». И я подумала: сделаю как я хочу — и в итоге не прогадала. Поэтому эта песня очень сильно отразилась. Я люблю слушать этот альбом, он очень классный.

— И как живется взрослой жизнью?

— (Смеется.) Да ничего на самом деле не изменилось. Я думала, что я как‑то поменяюсь, но нет, я такая же осталась. Просто сейчас я занимаюсь музыкой, а не учу древнегреческий.