Как группа Nothing But Thieves переживает самоизоляцию и готовится к релизу нового альбома

Фотография: пресс-материалы
Британская рок-группа Nothing But Thieves, которая умело продолжает дело Muse и Джеффа Бакли, готовится выпустить третий альбом, а пока сидит в самоизоляции. Николай Овчинников позвонил лидеру коллектива Конору Мейсону и поговорил с ним о том, как оставаться спокойным в тяжелые времена, о токсичной маскулинности и новом альбоме.

— Как вам сидится на карантине?

— Мы с начала года готовились к тому, чтобы отправиться в тур. Потом началась пандемия. И теперь будущее немного туманно. Теперь мы сидим дома. Вообще все сейчас проходят через одни и те же вещи: сидят дома и пытаются сохранить креативность на дистанции.

— Вы почти ежедневно выпускаете каверы на разные песни — от Джеффа Бакли до Джуди Гарленд, — а в роликах вид из вашего окна?

— Ага.

— По какому принципу вы выбираете треки?

— Когда я выбираю каверы [для ютьюб-канала], я думаю о концертах и о том, что люди бы еще хотели услышать. Ну и к тому же это такой шанс сыграть несколько моих любимых песен. Концерты — это очень важная часть моего ДНК как музыканта.

— Когда карантин начался, я сразу вспомнил о вашем клипе «Sorry», где тоже человечество оказалось в, мягко говоря, затруднительном положении…

— Видео на трек «Sorry» — это такой своеобразный интроспективный апокалипсис. Но оно, конечно, отличается от того, что мы в реальности переживаем на карантине, когда инфекция вокруг нас.

— Вы обещаете, что третий альбом будет «более экспериментальным». Что это значит в вашем случае?

— У нас, Nothing But Thieves, никогда не было четких инструкций[, что играть]. Мы делаем то, что нам кажется естественным в данный момент. В нашей новой записи будет много элементов танцевальной поп-музыки и даже хеви-метала, точнее, не хеви-метала даже, а такого тяжелого рока. Мы не хотим писать одни и те же песни, одни и те же альбомы, как это делают некоторые исполнители. И это замечательно.

Для нас каждая песня — это маленький ребенок, которого мы воспитываем, лелеем, который встанет на ноги и заживет своей жизнью. Для нас как творческих людей это очень важно. Наш творческий процесс похож на плавильный котел из музыки, из саунда. И это великолепно.

У сингла «Is Everybody Going Crazy?» есть официальный клип, но лучшая версия — вот эта, карантинная

Хип-хоп занимает важную часть в моей жизни. Мне кажется, что какие‑то мелодии и ритмы я беру оттуда, из R’n’B. Они являются для меня важным источником вдохновения. Я соглашусь, что наш последний сингл «Is Everybody Going Crazy?» имеет куда больше от хип-хопа и R’n’B, чем наши предыдущие работы. К тому же мне интересно учиться, становиться лучшим автором, чем раньше. Это очень круто, слушать и учиться разным видам музыки и становиться с каждым днем лучше и лучше.

Мы не размышляем в духе «Окей, сейчас мы сделаем вещь в стиле рок». Мы стараемся выпускать то, что действительно рождает в нас какие‑то эмоции. Отсюда такая эклектика. Но при этом мне кажется, что новый альбом в целом будет чуть более роковым, чем раньше.

— Вы вообще чувствуете давление со стороны? Это же довольно тяжело — после двух альбомов, хорошо воспринятых и публикой, и прессой, приступать к новому.

— Со стороны слушателей — нет. Мы сами к себе довольно требовательны. В этом смысле мне все равно, что думают критики и рекорд-лейблы [по поводу нашей музыки]. Нам нравится то, что мы делаем, мы получаем от этого удовольствие, и, кажется, фанаты тоже в восторге от двух наших альбомов.

— Пресса часто критикует и вас, и некоторых ваших коллег, скажем так, по рок-сцене, за излишнюю ностальгию и ориентацию на девяностые.

— В нашем круге общения среди дружественных коллективов действительно есть те, кто работает с музыкой девяностых. Но, повторюсь, для нас нет четких жанровых или временных рамок. У нас равным образом есть элементы музыки шестидесятых, семидесятых, девяностых — Radiohead, гранж, шугейз. Но мы не пытаемся — ненавижу эту фразу, но все же — быть в авангарде.

Клип на песню «Sorry» c предапокалиптическим сюжетом снимался в Деснянском районе Киева

— Как ваш опыт музыканта повлиял на сочинительский процесс? И как это сочетается с вашим музыкальным бэкграундом?

— Для меня он оказался довольно необычным. Все же я получил более классическое образование по вокалу. Я играл на трубе, и долгое время мои занятия музыкой были связаны с джазом и блюзом. И получился такой странный микс классической вокальной манеры и мышления трубача — как играть, как дышать. Но другой вопрос — творчество. Здесь я свое образование оставляю за порогом. Я не думаю, что все выученное мною в прошлом — гаммы, теории, техника — помогает мне во время сочинения песен. Я просто пробую, пишу, и то, что я делаю, прежде всего, должно задевать меня эмоционально.

Мы с Nothing But Thieves [после выпуска предыдущего альбома] пережили творческий кризис. И нам было тяжело находиться друг с другом целыми днями. Нам нужно было как‑то освежиться, обновиться. Два года я писал самые разные вещи, писал просто для себя, не важно, покажу ли я их когда‑нибудь публике или нет. И это очень расширило мою креативность. Я понял, что лучший способ сохранять ее — делать что‑то каждый день, не переживая по поводу того, зачем ты это пишешь. Это мой новый нормальный ритм.

— А нет опасения, что вот этот творческий поток в итоге приведет к новому кризису? Вы, по сути, пишете песню за песней, это очень тяжело.

— Я все-таки пишу не потому что я должен, но потому что хочу этого. И у меня бывают периоды по четыре-пять недель, когда я не делаю этого. Бывают моменты, когда мне не хочется писать песни, а бывает наоборот — я беру и пишу, пишу, пишу и стараюсь быть максимально креативным. Вообще, если вы постоянно безостановочно чему-то учитесь, учитесь, учитесь, вы совершаете большую ошибку. Вы выгорите. Это же и случилось с нами в последние годы. Дело не только в создании песен, были еще концерты, туры. В итоге мы уперлись в стену. И для нас хорошим упражнением было поменьше работать. «Меньше — больше».

Один из главных хитов с дебютного альбома Nothing But Thieves

— Несколько лет назад вы написали колонку для The Independent в рамках кампании по борьбе со стигматизацией ментальных расстройств, где говорили о том, как круто быть некрутым, и рассуждали об образе рок-звезды, навязанной медиа. Вообще, интересно, как сейчас меняется этот самый образ.

— Я против всего этого типичного токсичного мужского дерьма. Сейчас у нас в стране до сих пор много токсичной маскулинности, много бравады. Я все меньше понимаю, зачем нужно быть высокомерным по отношению к другим людям из‑за своего происхождения. И при этом я вижу разных исполнителей и не нахожу во многих высокомерия, наоборот — коллективизм, доброту. Я очень рад, что есть движение #IAMWHOLE и что я смог написать текст об этой теме.

Я хотел подчеркнуть, что вот этот образ жизни эгоистичного рок-фронтмена ведущего соответствующий образ жизни… Человек, который его ведет, должен отдавать себе отчет в том, к чему это может привести. Не поймите меня превратно. Я не хочу сказать, что подобным образом жизни нельзя наслаждаться. Я им могу наслаждаться. Но я очень хорошо осведомлен о своем ментальном здоровье.

И я очень рад тому, что токсичная маскулинность, которой до сих пор очень много в маленьких городах по всей стране, уходит, что люди больше знают о ментальных проблемах, что о них стали больше говорить. Так и должно быть.

— Я знаю, что в одной из британских школ психолог использовала ваши песни для терапии…

— О да! Удивительно. Ну, мне кажется, что если ты пытаешься при помощи творчества помочь сам себе, это помогает и другим. Вот и все.

— Что вы сделаете первым делом после карантина?

— Не буду врать. Мы обязательно соберемся с парнями и хорошенько выпьем. Ну а затем уже полетим в тур.

Новый альбом Nothing But Thieves должен выйти в этом году на лейбле Sony. Даты европейского тура группы, который был отменен из‑за пандемии, пока неизвестны.

Расскажите друзьям