К моменту записи «Songs from the Big Chair» группа Курта Смита и Роланда Орзабала уже имела в багаже альбом «The Hurting». Там звучал эффектный и восторженный синтипоп на два голоса. На нем были три больших хита — «Mad World», «Pale Shelter» и «Change», первые два потом обретут новую жизнь в нулевые: в фильме «Донни Дарко» и игре GTA Vice City соответственно. Tears For Fears уже выступали перед большими залами. При этом критики не жаловали группу, считая их просто еще одной группой новой волны, которой повезло оказаться в чартах.
Орзабала и Смита это, естественно, не радовало. Они хотели доказать, что не являются очередной однодневкой новой волны и изначально стремились к тому, чтобы выйти за привычные стилистические рамки и к непростому звуку прибавлять интересную концепцию.
Большой стул из названия альбома — это единственное место, где чувствует себя в покое героиня фильма «Сибил» про девушку с 16 личностями, которая в детстве страдала от физического и эмоционального насилия.
На обложке дебюта Tears for Fears — плачущий ребенок, внутри — песни о страдании, депривации ощущений, больном и безумном мире. Все это — из книги психолога Артура Янова «Первородный крик» о том, как детские травмы влияют на нашу дальнейшую жизнь. Оттуда же и название группы.
Но амбиции Орзабала, который был главным автором песен и мозговым центром группы, простирались намного дальше нью-вейв-альбома о душевных травмах. Он хотел сделать запись на века. Вместе с коллегами он заперся на студии клавишника Tears for Fears Йена Стэнли в Сомерсете и стал пытаться переизобрести звук группы.
Орзабал впоследствии рассказывал, что план был — не записывать песни с ходу, а экспериментировать. «Songs from the Big Chair» вырос из отдельных кусков, которые группа придумывала в студии. Первым наброском будущего большого стиля стал вышедший между альбомами сингл «The Way You Are»: в нем еще была жива романтическая восторженность, но звук при этом был куда интереснее, особенно за счет полифоничных ударных. Хоть сингл и не стал большим хитом — да и участники группы потом признавались, что он воспринимается как собранный из разных лоскутов, — Орзабал понял, что выбранный творческий метод правильный и его надо развивать.
Куда лучший пример работы этого метода — песня «Shout», первый трек на альбоме, тревожное послание граду и миру. Сперва Орзабал, по его словам, своровал рисунок ударных у Talking Heads и придумал минималистичную линию баса, и уже потом совместными усилиями группа стала наносить дополнительные штрихи и лоскуты.
Послушайте, как это наслоение работает: сперва — минималистичный рисунок ударных, потом — бас, затем — синтезаторная флейта, затем приходят индустриальные барабаны в духе недавних записей Depeche Mode, а под конец звучит лихое гитарное соло.
Подобную многослойную и многочастную структуру можно услышать и на других песнях с «Songs from the Big Chair». На «The Working Hour» музыкальная драма выстраивается вокруг саксофонного соло и тревожной мелодии клавишных, на «Mothers Talk» — на сухом скелете ударных, на финальной «Listen» — на умиротворяющих синтезаторных аккордах.
Важно не только как, но и что звучало на «Songs from the Big Chair». Группа перед записью внимательно слушала Talking Heads и Питера Гэбриела, позабытых ветеранов новой волны The Blue Nile (они лучше многих умели придумывать печальные диско-хиты на шесть минут) и Роберта Уайатта: последнему была посвящена песня «I Believe».
При этом, по словам Орзабала, Tears for Fears слушали и только что вышедший «Born in the USA» Брюса Спрингстина, где исполненная гражданского пафоса лирика сочеталась с мощью синтезатора Fairlight. Он оказался куда более важным ориентиром для Tears For Fears, чем эксперименты Гэбриела и Дэвида Бирна. «Songs from the Big Chair» — это такая версия «Born in the USA», только в исполнении британских интровертов.
С музыкой изменилась и лирика группы. Вместо сеанса саморазоблачения — простые и доходчивые тексты о надеждах и тревогах поколения. Где‑то тексты инспирированы определенными событиями: Орзабал смотрел, как американцы привозят ядерное оружие в Великобританию — и писал «Mothers Talk» о недобром ветре перемен. Он переживал из‑за очередного витка холодной войны — и придумывал «Shout». Он размышлял о том, как звукозаписывающие компании выжимают все соки из артистов, — и писал «The Working Hour».
На другом полюсе — песня о неуверенности и жертве ради любви «Head Over Heels» и интимная баллада «I Believe» о том, что все пройдет: и печаль, и радость. При этом Tears For Fears умудрялись умещать большие идеи в короткий формат: их лирика была скупой на слова и не самой разнообразной, но безумно доходчивой.
Вершиной альбома и с музыкальной, и с лирической точки зрения является «Everybody Wants to Rule the World». По саунду — мажорный прогрессивный нью-вейв, будто выросший из звукового коллажа: гитарная партия, ритм шаффл, мажорная синтетика, несколько соло, умиротворяющий бридж и умиротворяющий голос Смита.
Под стать и текст, который рассказывает обо всем сразу за короткий промежуток времени (Tears for Fears вообще крайне немногословны на альбоме): тут и предчувствие перемен в мире («стены рухнут»), и отношение к природе («отвернись от матери-природы»), а в центре — фатализм («Добро пожаловать в твою жизнь, нет пути назад»). Эта песня — про смирение перед большим миром, бесконечную гонку за успехом и то, что никакого смысла в ней нет («Ничто не вечно», — будто по слогам произносит Смит).
Самая мажорная и светлая песня альбома стала отповедью гедонизму и индивидуализму восьмидесятых. Через четыре года Орзабал, став фактически единоличным автором, начнет атаку на главных героев этого индивидуализма — консевраторов, Тетчер и ее наследников. От этого гражданского пафоса будет немного неловко, а пока Tears For Fears не изменяет чувство меры и вкуса.
Вышедший в феврале 1985 года «Songs from the Big Chair» попал в топ-3 чартов и Великобритании, и США, «Shout», «Everybody Wants to Rule the World» и «Head Over Heels» оказались в топ-10 синглов по обе стороны океана. Tears for Fears выступили на Live Aid и устроили тур по большим площадкам, все более напоминавшим стадионы. Простой, но не примитивный, пафос альбома вкупе с скрупулезным продакшеном и удивительными мелодиями сделал Tears for Fears одной из главных групп новой волны.
Там есть все, за что эпоху любят и ненавидят. Ухающие барабаны, синтезаторы Fairlight, заливистый звук саксофона, мрачный вокал, мечтательный вокал, залихватские соло. То, что впоследствии превратилось в штамп и в пошлость, Tears for Fears превратили в большое искусство для масс. В них, как в той девочке, уживались десятки сущностей. Они не стеснялись стадионного пафоса — и при том оставались интровертами, они делали цепкие мелодии — и применяли к ним методы прогрессивного рока. В конце концов, один из главных хитов с альбома был одновременно и императивом для толпы, и обращением к тебе лично. «Я говорю с тобой, камон!». Камон, конечно!