«Информация — это как кармический путь»: интервью с артистом Недры

— Как получился клип на песню «Едало»?

— Его делал Кирилл Зотов, друг мой, режиссер, руки и ум с камерой, мы уже десять лет дружим. Мы хотели сделать что‑то грандиозное, но потом подумали: «Так! Это же только начало!» Поэтому решили собрать ту реальность, которая вокруг меня. Большую часть клипа мы сняли у меня дома.

Мне все понравилось, но я всегда в процессе аранжировки, а значит трек меняется. И мы подумали, что надо ехать в Питер и снимать баскет на площадке с пацанами. А потом я добавил еще немного развития в треке. И мы сделали третий съемочный акт в музее современного искусства, куда мы прошли по знакомству.

— Почему там такие яркие фиолетовый и зеленый цвета?

— Хотелось немножечко супергеройского. Это бэнгер, драйв, движение.

— Получился такой репрезент.

— Да. Начало пути к победе.

— Почему только сейчас начало, если первый EP уже вышел у вас год назад?

— Я решил, что этот год будет таким началом для меня. Я собираюсь порядка 20 песен выпустить. Сейчас EP, потом в апреле–мае, потом осенью — альбом на 10 песен. Они уже написаны. Концепты уже все есть. Я что‑то доделываю, докручиваю в процессе. Производство треков такая вещь: ты придумал концепцию, жил с ней, следующий шаг — ее преображение. Такая работа делает продукт интересным. Ты пожил с таким, модернизировал, переделал, что‑то убрал, что‑то отшлифовал. И трек можно слушать не один раз, там что‑то мелкое.

— Если посмотреть на первый EP «Бивни», у вас есть ощущение, что что‑то надо переделать?

— Я просто делал много разного, и везде есть свой почерк. Я выпускаю материал, когда он от меня отторгается, и понимаю, что в нем ничего нельзя сделать. Я его не слушаю долго, чтобы потом поставить и сказать: «Не, все нормально».

— С таким отношением к материалу не пропадает ли у вас желание его играть?
— На сцене видно, как материал живет. Ты понимаешь, какие песни и где ты будешь исполнять. Все зависит от ее энергетики. Есть треки, с которыми надо вылетать на сцену, есть треки, которые можно играть только на сольных концертах. Новый EP будет такой — на подпрыжке.

— Вы говорили в интервью The Flow, что храните песни в голове. Как?

— Так звезды сложились. Это странно, даже как‑то мистически. Когда с тобой это происходит ты такой: «Ок, это получается». Потом тебе кто‑то тебе советует приложение Human Design, а у тебя там написано «Квантовый колодец памяти» — и ты понимаешь, что ты можешь!

— Часто себя приходилось переделывать?

— Я с десяти лет пишу прозу и стараюсь жить в информационном обществе. Я получаю информацию о том, как нужно делать, и сразу начинаю это делать. То есть когда‑то я получил информацию о том, что курить плохо, а мой батя курит, но я никогда не курил, потому что знал, что это плохо. Мне нужно здоровье, мне нельзя его губить.

— Про прозу еще хочу спросить. Вы в интервью The Flow говорили, что писали книги в детстве, но потом их мать уничтожила. Что это было вообще? Знаю, что одна про мифы, а остальные?

— Да, мифы такие самовыдуманные. Потом была книга про космос, о том, как люди живут на другой планете. Я еще рисовал картинки, потому что думал: «Черт, я описываю словами то, чего не существует, — а как люди это представляют?» Все воспринимали по-своему, и я стал делать зарисовочки к книжкам. А третья книга — про чувака в настоящем времени, и еще там была магия. Меня интересовало что‑то фантастическое. Книги исчезли безвозвратно, ревизия в учительском столе. Это чисто память, но есть большой потенциал, который можно развить на основе этого. Например, в кино. Много кто из моей команды хочет заняться вещами, где совмещен визуал, музыка. Мы хотим расти и двигаться туда.

— Обложка первого сингла с кадром из клипа. Там телефоны, на которые вас снимают. Была там какая‑то метафора?

— Кадр немного стянут, и мы сделали больше телефонов, чем в кадре.

Много людей, в том числе звезды, пишут мне, предлагают саппорты, сотрудничество, хотят как‑то поучаствовать.

— От кого был самый важный респект? Самый желанный.

— Да я не жду ни от кого респектов. Мне приятно, что мои родители, которые раньше не понимали моего увлечения, мне респектуют. Моя мама работает в школе, и ей ученики говорят: «Я приценил вашего сына». Это ее воодушевляет. Всем моим близким и друзьям это важно. У нас там такая крепкая дружба — мы десять лет знакомы, вместе двигаемся в искусстве, в моде. Этот круг когда приценивает — приятно. А от кого еще респект — не важно, главное, что он есть. Искусство должно преобразовывать мир в лучшую сторону.

— С вашей точки зрения, как ваши песни преобразовывают мир?

— Не знаю. Ну вот люди пишут, что они им дают какую‑то энергию. Или они идут на тренировку и получают толчок, заряд уверенности. Я делаю песни и жду, что люди будут им подпевать не от моего лица, а от своего.

— А что отец говорит про ваши песни? Он к вам, мягко говоря, был очень строг, когда вы были еще подростком.

— Потом оказалось, что он в свое время помогал первую гитару Монеточке выбирать. Оказывается, наши родители типа друзья. Отец классный. Если раньше что‑то было, то сейчас все поменялось. Я вырос, стал человеком, показал, что я не промах. Теперь только супервзаимопонимание: созвоны по видеосвязи, приколы про музыку, отец приценивает кроссовки Канье Уэста.

— Кищук говорила, что вы работали вместе.

— Да, у нас менеджер общий. Поэтому мы знакомы, что‑то сделали, что‑то было с моим участием. Было несколько песен. Мне интересно сопродюсирование, курирование процесса создания музыки. Это в профессиональном плане мое.

— И в итоге станете продюсером и не будете песни выпускать?

— Нет, такого не будет. Это как на тренировке: сегодня — спину, завтра — плечи и грудь, сегодня — аранжировки, завтра — вокал.

— Мы много пишем про застой в рэпе. Вы редкий приличный новичок прошлого года. Что думаете об этом?

— Пять лет назад в России было грустно, а потом — бам! — появились новые площадки, новые артисты. Все попели о том, что пел весь мир, научились делать крутые биты, тренд прошел. А сейчас все замерли и думают, что дальше будет. Но если посмотреть на музыкальную историю, то дальше должна быть большая идея. Кто будет с ней, тот и двинет музыку дальше.

Мне кажется, что все идет циклами. Вот как настроение по поводу музыки. То захотелось Linkin Park и Джея Зи послушать из ностальгии, то хочется маткор послушать, чтобы понять, как они сбивки делают. Я изучил много музыки, чтобы понимать. Некоторые песни я добавляю к себе из‑за пяти секунд, какая‑то сбивка мне приглянулась. Мне нравится, когда я слушаю музыку и получаю с ходу образование, когда песня меня удивляет. Люди просто слушают музыку — это как есть топором кашу.

— Но музыки стало очень много, непонятно, как слушать.

— У меня есть предложение.

Ты не успел что‑то узнать? Узнаешь, когда будет время. Я не слежу за новинками, не смотрю витрину стриминговых сервисов. Я песни слушаю отдельно. Люди слушают разное, кто‑то говорит: «Вот, чувак, такое послушал. Послушай и ты», — и скидывает мне три песни какие‑нибудь. И они помогают мне узнать новую музыку.

— Я знаю, что вы были уличным музыкантом в Питере.

— Да, два года подряд на зеленой ветке. Нас в итоге стали узнавать. Мы заходили в вагон, говорили: «Добрый вечер», и нам начинали хлопать.

— Удивительно, потому что часто музыканты в метро вызывают раздражение.

— Ну мы были благородные пираты. Нас даже ждали, нам писали в «ВКонтакте», меня узнавали в кафе. И еще важно, я заходил в вагон и говорил: «Добрый вечер, дамы и господа. Сейчас с вашего позволения мы немножечко поиграем. Если есть тот, кому плохо или не может это выносить, вы скажите». Кто‑то говорил — мы не играли и уходили, чтобы не уничтожать людей. Музыка — это энергия, ты можешь напугать человека. Зачем в личное пространство влезать?

— А у вас бывают моменты, когда вы сами не хотите, чтобы музыка вторгалась в ваше личное пространство?

— Да нет. Обычно в такие моменты я пою. Я занимаюсь вокалом. Бывает такое, что я сплю ночью и в тишине. Такое бывает (смеется). Вокал я преподаю, но и учусь ему постоянно. Я вот ходил на «Качевников», это проект Сана из SunSay и 5'nizza. И спрашиваю его: «Андрюха, а ты занимаешься еще вокалом?» А он: «Я вообще последние два года стал активно им заниматься». А я-то думаю, что бархатный низ у него такой появился невероятный. Это же как тренироваться. Либо ты пытаешься к лету качаться и сдуваешься, либо ты постоянно как профессионал.

— Сейчас вы зарабатываете музыкой?

— Да, конечно. Это зависит от того, хотят ли люди вас видеть на концертах. Это главный заработок. У нас фидбэк виден. Ну и стримы есть, инфоповоды, издания пишут. Информация делает все возможным.

Это круто! Я ведь родился, когда не было интернета. А теперь все такое — та-дам!

— Вы, несмотря на то что вертелись в около-хип-хоповой тусовке, сохранили здоровый образ жизни. Как?

— С девяти лет, как я пишу прозу… Просто случилось так, что ко мне во сне пришел Бог и сказал, что я избранный. Ну то есть избран для своего пути, и если я буду ныть и заниматься хренью, это будет невозможно. И я понял: окей, буду молча ходить, и мне вот этого всего не надо. И никаких ограничений. Если я бегу и не могу пробежать два километра, мне становится странно. Так что я беру и пробегаю их. И на двадцаточку могу подтянуться.

— Ого.

— Да. Даже на двадцать пять. Я каждый день тренируюсь. Мой день — это студия, тренировка и вокал. Каждый день. То я пишу музыку, то на аранжировке.

— Офигенная самодисциплина. Это от отца?

— В том числе. При этом мой отец и курил, и выпивал. Но он был строгим, и дома не курил никогда. А теперь я ему говорю: «Прикинь, общаюсь с человеком, а он меня не слышит». Он такой: «Кто?» Я ему: «Ты!» (Смеется.) Я говорю: «Ты не слышишь меня, брось курить, е-мое»

Сначала ты растешь, и, будучи подростком, ты думаешь: «Все классно, но у кого‑то что‑то не так» И ты думаешь: «Ну ладно». А потом оказывается по прошествии времени, что все остается таким же. И ты начинаешь злиться на это. Ты устаешь от этого, борешься с этим. И в конце концов, что есть трезвый взгляд на вещи? Значит, надо уметь уходить от неправильных ситуаций.

Это чисто сленговый трек, совершенно непонятный тому, кто не варится в чем‑то. Это песня про то, что происходит вокруг меня, но максимально зашифрованная. Такой прикольчик. Под нее хочется двигаться.

Это реализм — и хайтек-наворот в конце, чтобы с ума сойти.

Это какое‑то заявление о чем‑то, а с другой стороны что‑то бытовое про суету. Мне кажется, у меня все песни разные, но заряжают меня как аккумулятор.