Гречка — о кризисе, Земфире и альбоме «Из доброго в злое»

31 января 2020 в 10:55
Фотография: предоставлено артистом
31 января у Гречки вышел новый альбом «Из доброго в злое», где она радикально сменила звук: вместо аскетичных баллад под гитару — поп-электроника. Виктория Давыдова поговорила с певицей о депрессии, кризисе, русской тоске и публичности.

Послание к новому альбому:

Со «Сборника малолетки» изменилось многое, я как минимум выросла. Эти записи были сделаны в 16–17 лет, и я даже не могу считать его полноценным альбомом. Сейчас мне 19, скоро 20, и я не могу в это поверить. Думаю, самое главное, что изменилось, — я стала сильнее как человек и намного добрее как личность и теперь могу отличить хорошее от плохого.

Я достаточно простой человек, главный посыл моих песен — это быть умным, развиваться, хоть я об этом и не пою. Тем, кто слушает мой альбом, я бы хотела посоветовать никогда не грустить и не опускать руки, а самое главное — отвечать за совершенные или будущие ошибки. Важно не потеряться в этом мире, потому что во всем есть смысл, просто его надо найти. Обычный посыл, самое простое, что может прийти на ум, но люди почему‑то забывают об этом. Я существую для того, чтобы напомнить.

О переменах

В 2019-м резко спал первый поток мнимой популярности, которая пришла в 2018 году, а после случая с Земфирой (Земфира в соцсетях раскритиковала Монеточку и Гречку. — Прим. ред.) я совсем закрылась в себе. В том возрасте, хотя разница всего в полтора года, я реально парилась. У меня не было друзей, людей рядом, которые меня бы поддержали, я снимала квартиру одна, сидела и накручивала себя. Перестала работать с Сашей Ионовым, потому что он не справлялся со своими обязанностями: не разбирался в программах на ютьюбе, куда меня зовут, или не знал, какой и куда поставить гонорар, куда мне стоит пойти и не стоит. Все эти факторы сыграли свою роль — я стала тревожной, боялась выходить на улицу, выкладывать фотографии.

Думала, каждый будет говорить мне, что я урод и мне не стоит показываться на людях.

Эти загоны были только в моей голове, потому что больше всего меня обидела не Земфира, а негативные комментарии хейтеров, и я даже не замечала людей, которые защищали меня в этой ситуации. Было тяжело. Я ни в чем не обвиняю Земфиру, потому что она очевидно ступила, как Володя XXL с высказыванием о геях — для меня это идентичная фигня.

На фоне у меня были постоянные проблемы с музыкантами, потому что я не находила тех самых, с кем могла бы играть и писать музыку. Я выпустила альбом «Мы будто персонажи», и он был странным. После него я потерялась, не хотелось ни в чем участвовать. Меня звали выступать, предлагали интервью, много чего еще, но я выбирала остаться дома и ничего не делать — это была своего рода депрессия. Я не грустный человек, никогда не позволю себе плакать и погрузиться в это состояние целиком, но что‑то меня не отпускало, а с другой стороны, дало силы меняться.

Сейчас все прекрасно. Я начала ходить на фотосессии, писать другие песни, чувствую себя намного сильнее, но до сих пор немного побаиваюсь людей из‑за того, что они скажут мне за внешку. Но это фигня, которую можно изменить, и я уже начинаю — каждый должен научиться справляться со своей жизнью, не загоняться, ведь всякое происходит, и у меня получилось сделать это без посторонней помощи. В один день я решила перекрасить волосы в белый, для девочки все начинается с этого. (Смеется.) Начала худеть, заниматься спортом, у меня сразу появились новые друзья, хобби, я начала хорошо общаться с мамой, чего раньше не было, — все изменилось в лучшую сторону.

О новом альбоме

Грусть, которую я испытывала, ушла от меня, как только мы закончили этот альбом, а работали мы над ним целый год. Я бы описала его как «все, что попадало в голову». Он о музыке, обо всем, что нравилось, и все строчки были написаны сразу из головы, и все мои чувства были смешанными, был невероятный поток, выплеск негативных эмоций через эту музыку — это круто, но я никогда не писала треки так долго.

С музыкой помогал Толя Симонов. Видимо, у него тоже был тяжелый период, потому что мы сразу поняли, что нам обоим нравятся построковые гитары, постоянное давление басом, чтобы в наушниках сидеть и чувствовать грусть. На барабанах играет Дмитрий Гущин, я никогда не встречала людей энергичнее его.

В любом случае весь этот альбом, каким бы он ни был грустным, — отпущение грусти.

Даже в песне «Героев» поется о том, что я хочу дышать и будущее есть, а заканчивается он треком «Будьте любимы». А еще мне захотелось переделать песню «Твои руки», чтобы повысить качество этой песни, мне она очень нравится, почему‑то она одна из моих любимых: легко поется и такая народная, поэтому она тоже вошла в альбом. Как только этот релиз был дописан, я сразу приступила к записи следующего, и там все песни угарные, а если покажется, что грустные, — это надуманное. Посмотрим, как пойдет с этим альбомом, поеду в тур, а после него выпущу, наверное, перед летом.

Об отношении к «Холодным звукам» и «Пост-барду»

Я читала материал на «Афише», и оказывается, ребята из «Холодных звуков» против «Пост-барда», который был до них и который [у меня] за время существования вызвал негативные эмоции. Мне он не нравился, потому что непонятные чуваки постоянно докапывались из‑за того, что я не вписываю их на свои концерты, ведь они пост-бард, как и я.

А вот ребята из «Холодных звуков» вообще молодцы, они развиваются. Я помню, как [будущий основатель лейбла] Ice Cold только стал администратором «Пост-барда», и мы позвали его к себе на квартиру. Он пришел, был очень странным, постоянно пел песни Святослава Свидригайлова, и мы такие: «Йоу, чувак, слушай другую музыку, других исполнителей, смотри, сколько крутых ребят, которые только начинают творить». И он начал слушать, развиваться, брать кучу людей и создал «Холодные звуки» — я очень им горжусь.

Алена Швец и все остальные — большие молодцы. Желаю никогда не останавливаться, даже если кто‑то их засрет или что‑то не так пойдет. Думаю, они и так это знают.

О русской тоске

Русская тоска — это жить в маленьком городе, иметь одного родителя, а не полноценную семью, чтобы один раз в месяц вы могли себе позволить сходить в ресторан, чтобы у твоего родителя была максимальная зарплата в 20 тысяч, чтобы несколько работ.

Ты смотришь в завтрашний день, ничего не происходит и, скорее всего, никогда не произойдет, если ты ничего не сделаешь, и даже если сделаешь — ничего. Это и есть русская тоска.

Русская тоска — это вбить на ютьюбе «русские мелодрамы» и увидеть там фильмы, которые набирают по 8 млн просмотров. Правда, странно, что в них бывает счастливый конец. Русская тоска — это когда я выходила на улицу и всегда замечала бабушек, которые стоят, разглядывают афишу, а там — театр. И она смотрит на нее, пожимает ручки, но не может сходить, даже если хочет. Это стремно. Таких ситуаций море.

Расскажите друзьям