Большое интервью с Pyrokinesis — об онлайн-баттлах, видеоиграх и постструктурализме

— Почему ты решил подать заявку на 17-й независимый баттл hip-hop.ru?

— Потому что я начинал с баттлов. Мои первые песни были на онлайн-баттлах, мой первый текст был на текстовый баттл. Фактически это моя история. Раньше те же текстовые баттлы были серьезным подспорьем для тех, кто не мог записываться, но хотел реализовать себя. Я начал писать лет в 14, но ничего не исполнял по целому ряду причин.

Например, потому что меня не устраивал мой голос. Голос у меня, кстати, так и не сломался, но я к нему привык. Чтоб ты понимал: я играл в компьютерные игры на почти полупрофессиональном уровне, но всем врал, что у меня нет микрофона — настолько я стеснялся своего голоса. У меня еще и жесткая боязнь сцены — до сих пор выхожу на свой же концерт и коленки трясутся.

Не скажу, что я прям собираюсь участвовать в 17-м независимом и побеждать. Но это действительно эпохальное и важное событие. Хочется оставить свой след и поучаствовать в таком.

— Твою заявку многие критикуют и говорят, что она сделана лениво.

— Конечно. Я ж просто сидел дома за компом, оставалось три или четыре часа до поезда в Москву. Играл в World of Warcraft, потом что‑то надоело сидеть — за двадцать минут написал текст и записал все на диктофон. У меня дома студия стоит, но было в падлу разворачивать. Поэтому просто записал на диктофон, скинул на MacBook, который мне подарил The Flow, свел все примитивно и уехал в Москву. Но если дойду до третьего раунда, то уже постараюсь там.

— Во второй раунд ты прошел последним, через зрительское голосование. Поэтому в этот раз так постарался с треком?

— Ну я бы не сказал, что прям супер постарался, но отнесся уже не так ************* [наплевательски], как в первом раунде. На самом деле в первом раунде не знал, о чем писать, и просто накидал набор фраз, а во втором раунде было желание что‑то сказать. Понятно, из‑за ситуации со зрительским голосованием, потому трек проще было писать и он кажется более качественным. По правде говоря, я считаю, что не должен был проходить, да и вообще зрительское голосование вещь очень спорная. Но раз прошел, то что уж там. Взорву пару пуканов, как завещал мастер.

— Но давай честно: ты, как и большинство, подал заявку из‑за Оксимирона?

— Нет, я же еще с июня собирался. Меня судить звали, но я отказался: для этого нужно иметь время и подход должен быть качественным, а не как у тех деревянных людей, что меня судили. После я долго думал, подавать или нет. В итоге решил сам, не из‑за Оксимирона. Но, безусловно, я согласен, что Мирон Янович дал огромный толчок.

— Ты добился определенных успехов в онлайн-баттлах. Как решил после этого перейти к музыке?

— Да, я класса с десятого участвовал в онлайнах. Сначала по приколу, а затем уже влился в тусовку, дошел до финала «Левого баттла», который абсолютно несправедливо проиграл.

После этого решил уйти из баттлов и записать свою первую ипишку «5». Песни с нее я до сих пор пою на концертах. На втором курсе уже встал выбор: заниматься музыкой или наукой. Хотя сейчас я понимаю, что на самом деле такого выбора даже не стояло. Думал, что если ты хорош в одном, то плох в другом. Но, естественно, нужно было заниматься всем. Универ я закончил, получил диплом, но все научные проекты я загасил.

— Ты же вроде бы какой‑то грант даже выигрывал.

— Не выигрывал, но участвовал. Мы подали проект на «Умник». Жюри все понравилось, но они сказали, что мы подали заявку не в ту область, нужно было доработать проект. Проект связан с электроникой и восстановительной медициной. Нам предложили прийти на следующий год, принести модель и пообещали без конкурса сразу же дать грант.

Но это был как раз тот момент, когда я словил жесткий экзистенциальный кризис и сделал окончательный выбор в пользу музыки. Предпринял попытку записать второй полноценный альбом Eclipse. Ставка сыграла — как видишь, я все сделал правильно.

— Мне показалось, что ты все свое творчество выстраиваешь по принципу ризомы.

— Да, я прямо постил в группу в «ВКонтакте» перед альбомом картинку с кузнечиком и лекцию [историка философии] Дмитрия Хаустова по ризоме, чтобы слегка подтолкнуть людей в нужном направлении. Если обратить внимание, на обложке альбома под кучей сколопендр есть маленький кузнечик — это важный символ.

Вот, а по принципу ризомы я всегда выстраивал свое творчество, только раньше не совсем это понимал. В последние года два начал углубляться в современную философию и наткнулся на эту концепцию, когда познакомился с творчеством [французского философа Жиля] Делеза. Увидел и понял — это как раз то, что я делаю. Если обратить внимание, то абсолютно любую песню с моего нового альбома можно связать с прошлыми.

У меня даже выходит отдельно текстовый цикл «Final Fantasy», который тоже связан с треками.

Мне нравится двигаться именно таким образом в творчестве. Творчество должно приносить удовольствие, прежде всего тебе самому. И оно приносит мне удовольствие именно в таком виде.

— Но это еще и хороший маркетинг, таким образом ты заставляешь переслушивать свои старые треки и постоянно следить за обновлениями в группе.

— Да, конечно. Но это не первопричина. Даже мой прикол, когда я затизерил, что в альбоме будет сложный панч про инцест, был с другой целью. Ответ уже нашли, но я не хочу его говорить — как раз потому, что люди в своих поисках заходят так далеко, что постоянно открывают новые смыслы, которые я даже не закладывал. Это же замечательно!

— Ты связываешь все свое творчество через определенные теги-символы: луна, полумесяц, роза и так далее.

— Да, это смысловые якоря. Возможно, не самые оригинальные темы, но я стараюсь раскрывать их нетривиальным образом. У меня еще будет такой же прикол с клубникой, который я раскрою в следующей песне.

— Насчет «Final Fantasy»: ты же намеренно пишешь и выкладываешь фрагменты книги хаотично и не по порядку?

— Именно. В этом и смысл. «Final Fantasy» — это книга, которая никогда не закончится. Это целый мир с разными сюжетными линиями, как MMORPG. Отдельные истории и нарративы, конечно, будут иметь свой финал, но общий мир этой вселенной бесконечно зацикленный. Но зацикленный — только если смотреть на нее двумерно. Я бы смотрел под другим углом — и тогда это будет спираль. Она зациклена с разных сторон, но все это движется в плоскости одной идеи.

— Почему ты делаешь именно концептуальные альбомы? Чем они лично для тебя круче обычных?

— Не знаю, просто мне так нравится. Нет такой шкалы — круче они или нет, просто мне нравится именно так. Но не потому, что это удобнее, так работать точно сложнее. Просто мне не приносит удовольствия, когда я пытаюсь сделать обычный набор песен. И совсем другое дело, когда пытаешься связать все единым миром, историей и мифом.

— А кто еще из философов кроме Делеза повлиял на тебя?

— Раньше очень нравился [немецкий философ XIX века Артур] Шопенгауэр, но это уже пройденный этап. Перед последним альбомом очень вдохновлялся Делезом, [Жаком] Деррида, [Роланом] Бартом. Это люди, которые в основном работали с текстом. Вообще я считаю, что французская мысль — самая великая мысль XX-го века.

Постструктурализм покорил меня именно подходом к тексту. Как Барт говорил, что текст — это как плоть, ты его вкушаешь. Я стараюсь следовать этому. Мне кажется, что хорош не только слог, но и содержание. Нужно, чтобы он приобрел новую грань. Вот я и пытаюсь вкушать это все. Я не столько музыкант, сколько писатель. Искренне люблю писать, я обычно очень долго это делаю. «Клубнику» писал полгода, «Напрасное далеко» — целый год, переделывал постоянно. «Сигаретку без кнопки», которая сейчас стала главным хитом с альбома, написал самой первой, но записал последней, тоже постоянно переделывал.

Но я не совсем перфекционист. Наоборот, у меня много погрешностей. Иногда даже специально их оставляю.

— Как в песне «Цветами радуги» с «пропади пропадью»?

— Нет, это другое. Я намеренно так сделал — хочу бенефицировать язык. Звучит красивее, мелодичнее, и никто не потерял нить — смысл остался тот же. Я знаю, как правильно произносится слово. Но у меня появилась возможность изменить его форму так, чтобы оно не потеряло содержания.

— Но если ты так стараешься над текстами и держишь в уме постструктурализм, то должен понимать, что автор умер. Как это согласуется с твоим творчеством?

— Концепция смерти автора не утверждает, что автор умер. Сама попытка возвести автора в разряд метафизики слегка идиотизм. Она была создана не столько, чтобы утвердить, что автор умер, а чтобы отразить некоторые тенденции в художественной культуре того времени. Но автор жил, жив и будет жить. Тем более что в наше время все это возвращается. Это красивая концепция, очень мне нравится, но она фантомная. Автор сымитировал свою смерть, чтобы дать дорогу новым концепциям.

— Ты еще часто упоминаешь литературу в треках: Пелевина, Достоевского и так далее. Что любишь читать?

— Я безумный фанат Пелевина. Во многом потому, что его книги — то самое вкушание текста. Люблю его не столько за идеи, они в основном переработанные, сколько за то, как он фиксирует и подает их. Он тоже очень много берет у французских философов, у того же Фуко, которого мы еще не упомянули. Я как раз начинал читать Пелевина еще до того, как обо всем этом узнал.

У него есть замечательный рассказ «Македонская критика французской мысли», где он одновременно выражает любовь к ней и высмеивает. Концовка замечательная: герой пытается спасти Европу от потока человеко-душ, для чего он воровал людей, подвешивал и ставил перед ними экраны, где крутились цитаты Бодрийяра, Фуко и прочих французов. И там намек на то, что герой этих философов особенно не любит, потому что Фуко совершил с ним определенное сексуальное действие несколько лет назад (ну это как я понял). Так вот люди смотрели все эти цитаты и испражнялись в конвейер. Очень смешно.

Сейчас еще начитался [русского писателя и драматурга Анатолия] Мариенгофа и чувствую, что он начинает на меня влиять. Шекспир — один из моих любимейших писателей. Но художественную литературу я редко читаю, последние года два больше философию и научпоп изучаю.

— О, давай твой топ-3 книг из научпопа.

— «Вы, конечно, шутите, Мистер Фейнман!»Ироничная автобиография физика Ричарда Фейнмана. Потом «Ярче тысячи солнц»История создания атомной бомбы американцами, написанная австрийским журналистом и писателем Робертом Юнгом про [физика Роберта] Оппенгеймера. И еще Брайан Грин, «Элегантная Вселенная»Книга американского ученого и популяризатора науки, которая лучше всего объясняет теорию струн: там настолько хорошо все разжевывается про теорию относительности, что любой поймет.

А если вернуться к художественной [литературе], то я недавно перечитывал Берроуза. Все чаще возвращаюсь к битникам, раньше их очень много читал, даже несколько песен ранних на эту тему есть. Вообще без ума от американской культуры 60–70-х годов.

— Ты не раз говорил, что обожаешь компьютерные игры. Какие?

— Dota, Counter-Strike. Свои первые деньги я заработал, когда выиграл турнир по Counter-Strike 1.6. Участвовал часто в локальных турнирчиках с переменным успехом. Мой топ-3 игр примерно такой: Life Is Strange, Dark Souls и Dungeons & Dragons — это не компьютерная игра, но она повлияла на меня очень сильно.

«Не время для драконов» родилась, кстати, не благодаря ей, а во многом из‑за малоизвестной одноименной игры, которая связана с известной книгой Лукьяненко. Нашел дешевый диск в ужасной упаковке в магазине «Магнит», а потом в школе одноклассник мне рассказал о существовании книги — удивился, что русское фэнтези не мертво. Но песня ничем из этого не вдохновлена, мне просто безумно понравилось название.

Любимый жанр — RPG, в нем множество игр, которые оказали на меня большое влияние. RPG-игры занимают одну из камер моего сердечка — обожаю их за подход к повествованию, реализацию сложных механик и пространственное мышление. Поэтому я тоже свою вселенную выстраиваю по схожим принципам.

Я и сейчас очень часто залипаю. Моя жизнь в принципе состоит из компьютерных игр, музыки и самообразования.

— Но как ты все успеваешь?

— Не знаю, просто успеваю. Всегда казалось странным утверждение, что человек не успевает что‑то делать. Если хочешь чем‑то заниматься, то всегда найдешь на это время.

Люблю одну историю из моего прошлого приводить в пример — как раз из периода, когда встал выбор между музыкой и наукой. Так случилось, что мои первые концерты проходили в ноябре четвертого курса, когда утверждают дипломные работы. Я уехал ровно тогда, когда нужно было начинать работу и показывать половину написанного диплома. Я уехал, прошло все не очень удачно, что на мне тоже в итоге сказалось.

Приехал только за три месяца до защиты диплома. Преподы сразу сказали, что мне ***** [конец] и нужно писать заявление. Но я взял себя в руки и выкрутился. У меня был такой график: в 6 утра просыпался, шел на остановку к 7, с 8 утра до 9 вечера сидел в лаборатории и готовил диплом — делал эксперименты и полностью сам все писал. У меня до сих пор дипломная работа от зубов отскакивает — «Исследование химических процессов на поверхности пленок Ленгмюра — Блоджетт методом поверхностного плазмонного резонанса». Мне в страшных снах снится мой диплом.

Я проводил эксперименты с одной установкой. Были моменты, когда она сама работала, и в паузах я писал альбом прямо в лаборатории. А параллельно еще готовился к экзаменам. Повезло, что часть экзаменов до зачетов спустили, потому что я реально проводил эксперименты. Мне пошли навстречу в итоге и во многом помогали все закрывать.

В процессе я дописал альбом, который открыл мне дорогу в русский рэп, — «Терновый венец эволюции». А еще в то же время я выпустил партию мерча и заработал свои первые сто тысяч. Для меня тогда это были огромные деньги. Подумал, что батя не поверит. Сказал ему, что уезжаю в Петербург. Он усмехнулся и ответил, что я скоро вернусь. Прошло два-три-четыре месяца, а я не возвращаюсь. И вот я уже три года живу в Питере.

— У тебя крутая образность в песнях. Давно пишешь стихи?

— Начал их писать вместе с баттл-рэпом. А до этого я никогда не писал ничего. Меня никогда не вдохновляла поэзия, только проза. Я не копировал поэтов никогда. С Бродским у меня тяжелые отношения. Я терпеть его не могу, он у меня всегда комом в горле стоит, но постоянно к нему возвращаюсь. И только через время понял, что он действительно гениальный автор. Только гениальный автор может сделать так, что он стоит комом в горле, но все равно заставляет к нему возвращаться.

Со временем я начал вникать в его дискурс, в личную жизнь, биографию — стихи начали приобретать новые смыслы. И со временем я полюбил Бродского, несмотря на его сложный слог. Он не резонировал с моим видением поэзии, да и сейчас не резонирует. Но со временем я понял, почему он именно так писал, и нашел в этом красоту. Сейчас могу только снять перед ним шляпу и сказать, что это был великий человек.

— У тебя есть строчка: «Ненавижу стихи, но обожаю поэзию». Что для тебя стихи, а что поэзия?

— Стихи для меня это бесконечное желание человека обернуть все в зарифмованную форму. Очень это не люблю, это один из видов графомании. А поэзия — она же не только в стихах. Поэзия — это наполненность: есть же пустые слова, а есть наполненные.

— Помимо всего ранее упомянутого, заметно, что ты сильно вдохновляешься современным женским вокалом. Например, в «Моем прекрасном безумии» я четко услышал трек Эмики.

— Да, там семпл. Но я даже не знал об этом, пока люди не стали говорить. Музыка к этому треку писалась без моего участия. Но о существовании Эмики я, кстати, до этого даже не знал, но когда послушал, понравилась. А так просто битмарь вдохновлялся ей, поэтому так и написал. Но вообще, да, я большой любитель женского вокала. У Ланы просто замечательный последний альбом. Очень нравится, что она не изменяет своей аудиовизуальной эстетике, вот этой вот Америке времен 60–70-х. Раньше я ее вообще постоянно репитил, потом чуть реже, но последний альбом очень впечатлил, и я снова к ней возвращаюсь.

Иногда я сокрушаюсь, что сам не женщина, потому что безумно люблю женский вокал. Очень нравится вокалистка Pretty Reckless [Тейлор Момсен], Хейли [Уильямс]из Paramore, Тарья Турунен (бывшая вокалистка Nightwish. — Прим. ред.) — она же вообще оперная певица. Ее песнями тоже очень вдохновлялся, они отлично передают фэнтезийную атмосферу Средневековья. В сольном творчестве у нее невероятное сочетание нежного голоса и жестких таких рифов в духе дарк-фэнтези. У нее какой‑то прям эльфийский вокал. Еще есть замечательные группы Peach Kings и Wolf Alice, но это уже гранж и рок-н-ролл. А из местных, конечно же, [украинскую поп-певицу] Dakook’у безумно люблю.

— Вот, я к этому и веду. Ты говорил, что хотел с ней фит. Уже списались?

— Я уже написал свою часть, а Катя [Еременко, настоящее имя Dakook’и] мне скинула вариант со своими напевками. Я приходил к ней на концерт, познакомился, там обо всем и договорились. Концерт, кстати, был в филармонии, и все звучало просто замечательно. Поэтому фит уже скоро.

— Вы, кстати, очень похожи: делаете талантливую и оригинальную музыку, но при этом жесточайше недооценены.

— Причем у нас обратная ситуация. Катю постоянно зовут на фестивали, но на сольные концерты приходит мало людей. А у нас по всей стране солд-ауты, но на фесты вообще практически не зовут. Не знаю, с чем это связано. Возможно, с некомпетентностью российских музыкальных медиа. Отчасти и «Афиши» тоже.

На мой взгляд, так же сильно недооценена группа «Аигел» (вот, что мы писали об «Аигел» — Прим. ред.). Я считаю, что у них если не лучший, то один из лучших альбомов в 2019 году — безумно крутой, до мурашек, но о нем почти никто не говорит.

— А с кем бы еще хотел фит?

— С группой «Помни имя свое», очень люблю их вокалистку. С Thrill Pill хотел бы — *********** [офигительный] персонаж. У него есть отличная песня «Смерть комментатора». Марсель Дюшан говорил, что гениального художника от посредственного отличает то, что гениальный может взглянуть на себя одновременно глазами всех людей всех времен. Вот Thrill Pill такой, он просто чувствует эпоху. Без иронии и без шуток, он очень клевый.

Еще поставил себе цель фитануть со всеми участниками группы «Каста» по отдельности. С Влади уже договорился. Безумно люблю Влади, очень люблю «Касту» — вырос на их песнях. Альбом Хамиля «Феникс» — один из ключевых в моей жизни. Я даже на одном из баттлов делал кавер на «Искусственного человека» Влади.

— У вас крутые лайв-шоу. Вы заранее репетируете концертные перфомансы?

— Да, просто репетируем. Мы пытаемся планировать, но зачастую элементы шоу рождаются спонтанно, фристайлом каким‑то. Перформанс с розами, когда я придумал их раздарить всем, или когда я клубнику разбрасывал — все это рождалось в процессе. Все спонтанно происходит. Концерт — это очень много эмоций, поэтому тяжело сохранить все на уровне запланированного. Мы придумывали очень много крутых вещей, но ни одна из них не пошла в действие. Возможно, пойдет потом.

— Ты говорил, что на одном из концертов была машина скорой помощи. Расскажи подробнее.

— Это было в Москве в еще тогда существующем «Бруклине». По-моему, я исполнял «Керриган» и увидел, как в толпе чувак поднял руки и пытается позвать меня. Оказалось, что девочке стало плохо. Мы вытащили ее на сцену, а там за ней был прям огромный ангар, и на самой сцене открывалась дверь в него. Мы там ее откачивали. А потом, на том же концерте, кому‑то в слеме ногу сломали, и уже приехала скорая. На самом деле, к нам на концерты довольно часто скорая помощь приезжает. У нас песни грустные, но слемятся под них дай боже.

— Почему нет клипов? Дело в деньгах?

— Нет. Вот тут, наверное, дело в перфекционизме. Я очень боялся снимать видео. Но сейчас спокойнее к этому отношусь, потому что уже снял проморолик к альбому. Это первое. А второе — я летом снялся в кино. Меня позвали сняться в короткометражке крутой. Разглашать пока не могу, ее только досняли. Там второстепенная роль, но с репликами. А клип я сниму обязательно. Думаю, что после тура. На какую песню — пока не буду говорить.

— Ты говорил, что изучал историю искусств. Это было в университете каком‑то?

— Нет, самостоятельно. Просто было очень интересно. Очень много читал об этом. Начинал с научпопа — что‑то вроде «Непонятного искусства» и прочего. А затем переходил к более сложным вещам. Последнее, что мне понравилось, кстати, почтим его память, это не так давно умерший Умберто Эко — книги «История красоты» и «История уродства». Безумно понравилось! У него и художественная литература прекрасная — «Имя розы» чего только стоит! Благодаря Умберто Эко я проникся Питером Брейгелем, кстати.

— А кто еще впечатлил из художников?

— Импрессионисты. Они же как мученики от искусства. Им пришлось стукнуться лоб в лоб с классической школой, с академиками. Эдуарда Мане в этом смысле очень люблю.

Уорхол мне очень близок. Баския, безусловно. Они же дружили, и, говорят, Уорхол подкатывал к его заднице. А у Уорхола я обожаю идею бессмертия. В чем его особенность — в том, что он очень боялся смерти и хотел, чтобы его работы висели в каждом доме. А это трудно сделать, учитывая, что искусство по большому счету единично, это дискретная вещь. Уорхол переработал концепцию творческого бессмертия.

Как‑то читал [философа Эвальда] Ильенкова и наткнулся на такую мысль: «Постмодерн — это ритуальное самоубийство искусства». Ну да. Постмодерн намеренно обращает на себя внимание уродскими формами, странными концепциями, он как бы говорит: «Вот он я! Вот, я совершаю акт самоубийства!» Это все один большой перфоманс. А «самоубийство» Уорхола было самым ярким из всех художников. Из постмодернистов это была самая яркая фигура.

— А кто из художников повлиял именно на твое творчество?

— Про Мане я уже говорил. Еще очень большое влияние на меня оказал Франсиско Гойя.

— Это понятно по песне «Сатурн пожирает своих детей»У Гойя есть картина «Сатурн, пожирающий своего сына».

— Да, но я и в целом его работы очень люблю. Он замечательное олицетворение фразы, что гениальность есть не точка, а путь. Он же всю жизнь копировал Веласкеса, он был придворным художником и писал картины для уважаемых людей, скажем так. И только потом, во время войны, он переехал в свой домик во Франции, начал сходить с ума и терять слух — потом этот домик назвали «Дом глухого». Он заканчивает свою жизнь там и пишет такие картины, как «Сатурн, пожирающий своего сына», «Атропа», «Тонущая собака» и вот это все.

И вот я пришел к одной мысли, изучая его картины. Почему гениальность это путь? Ты можешь двадцать лет делать ***** [чушь], чтобы через двадцать лет тебе моча в голову ударила из‑за того, что ты делал ***** [чушь], и вот — ты написал две-три работы, которые обеспечили тебе бессмертие.

Еще одна картина Фрэнсиса Бэкона на меня повлияла очень сильно — «Портрет папы Иннокентия X». Это очень крутой ход. Ведь однажды Веласкес писал портрет папы римского в надежде, что ему за это дадут высокий пост. Поэтому он и вызывался написать максимально точный портрет папы. Ему удалось нарисовать его настолько точно, что папа римский отказался его вешать у себя, потому что он слишком реалистичный. Понятно, что Святой отец там что‑то увидал. И вот Бэкон нарисовал точно такой же портрет, только изобразил папу более абстрактно, в фиолетовых тонах и кричащим. Не скажу, что я фанат Бэкона, но именно этот его ход меня вдохновил.

— Я слышал, что раньше ты любил по вечерам в Краснодаре играть на улице. Вспомни интересные истории из того периода.

— Помню, мы пьяные ходили и угощали бухлом уличных музыкантов. А они в обмен делились гитарами — я сидел и играл свои песни. Денег особо не кидали — все было скромно довольно. Играл Летова, «Сплин», «Восьмиклассницу» Цоя — ее научился играть из‑за мамы. Она очень Цоя любила и просила выучить песню на гитаре. Она очень кайфовала, когда я играл, но пел, если честно, отвратно.

Еще была ситуация одна. У нас есть центральная улица, Красная. Однажды летом мы очень сильно напились, оторвали лавочку и поставили ее в центр улицы. Никого не было — время три утра. Я обернулся полотенцем и читал Шекспира вслух на всю улицу.

— Насколько я знаю, ты сова и говорил, что любишь работать ночью. Я такой же человек, и меня постоянно за это упрекают родственники и жена. А как твои близкие к такому режиму относятся?

— Ужасно (смеется). Мир принадлежит жаворонкам, к сожалению. Это устаревшая схема, на мой взгляд. Но она имеет место быть — все-таки это дисциплинирует людей. Но таким, как я, жить в таком режиме тяжело. Все документы и прочие деловые вещи — только днем. А мы привыкли жить ночью. С бюрократией у меня вообще отдельный разговор. Это устаревшая система, но она все равно будет жить и дальше. Просто работодатели должны научиться разделять дневные и ночные смены, подстраиваться под график.

Раньше я почти все свои песни писал утром — в 65-й маршрутке. Но сейчас, когда переехал и стал жить самостоятельно, то да, пишу только ночью. Я бы даже сказал утром-ночью — с трех до девяти.

— Ты не скрываешь, что любишь выпить. Вспомни самую дикую свою пьяную выходку.

— У меня есть одна безумная история, но я даже боюсь ее рассказывать. Короче, однажды я подрался с командой Димы Хаски в одном из городов (у нас выпали концерты в один день). И я абсолютно ничего не помню. Насколько мне известно по рассказам, я получил ***** [люлей], а потом мы помирились и пошли искать бар.

Я так думал, потому что зимой вышел на улицу в легкой летней курточке. А вместо полиции приехали чоповцы и уложили меня прикладом в землю, попутно угощая шокерами.

Потом меня передали полиции, много мотался по отделам, брали отпечатки ног в кедах, было очень много возни и в целом весело. На самом деле вся история еще более жесткая и панковая, но не хочу ее подробно рассказывать. Но там было прям панково-панково. Люди вокруг ничего не понимали.

— Насчет панковости. Твоя цитата: «В Петербург я перебрался год назад. За это время город пытался меня убить различными способами, но у него не получилось — проверку я прошел». О чем именно речь?

— Давайте не будем играть в детей, все мы понимаем, что речь о куда более тяжелых вещах, чем алкоголизм. Благо, я от этого уже ушел. Но на момент, когда я переезжал в Санкт-Петербург, в моем сердце была большая дырка из‑за женщины. Плюс навалившееся вот это все: рэп, какая‑то первая известность. Все это сыграло злую шутку, и я на какое‑то время очень сильно ушел в себя.
Но никакого творческого импульса никакие вещества не дают, это все бред и глупости. Никогда не нужно стимулировать творчество веществами и прочей ***** [ерундой] — творить можно и нужно на трезвую голову. Большинство треков я пишу на трезвую голову.

— Линия мерча «Художника посадят» — это выражение конкретной идеи или высказывание на актуальную тему?

— Однажды я сидел дома и пришел к интересной для себя мысли, что есть такое понятие, как герой нашего времени. И если раньше таким героем был модернист, который кричал об идеалах, то чуть позже им стал коммерс, который продавал эти идеалы. Это были две крайности. В наше время любая гениальная идея проходит промежуток между вспышкой и коммерциализацией.

Любая великая идея в определенный момент продается. «Из андеграунда на экран», как говорит Мирон Янович. И всегда канонизировались либо герои, которые создавали идею, либо которые продавали. Я подумал: а почему бы не канонизировать нечто среднее? Идея с момента создания быстро выходит в тираж. Герой тот, кто успеет ее продать. Но за каждую великую идею кто‑то должен сесть.

Это нарративная подоплека. А фактическая в том, что я действительно интересуюсь тем, что происходит у нас в стране, и не являюсь аполитичным. Я вообще считаю, что искусство не может быть аполитичным. Искусство — это отражение действительности. Даже у меня в моих метафорах сказочных можно найти какие‑то такие моменты.

Мерч — мое выражение поддержки людям, которые борются за свободу, за все хорошее и против всего плохого. Недавно мы еще раз запускали эту линию и сделали ровно 68 футболок — это отсылка на студенческие движения 68-го года во Франции. И 68% от продаж мы отослали в «ОВД-Инфо», «Правозащиту открытки» и в «Медиазону» как донаты.

— Недавно ты еще оказался среди подписавшихся в поддержку фигуранта «московского дела».

— Все очень прозаично. Мне в ЛС постучался Андрей Андреевич Замай и сказал, что намечается вот такая движуха, не хочу ли я вписаться. Я решил, что дело благое, и не могу остаться в стороне.

— Это круто. Но в конце не могу не уколоть тебя, подведя итог разговору. Тебя часто комментаторы критикуют за позерство. Замечал ли ты в себе такую черту?

— Я уже говорил, что делаю это все исключительно для себя. Я экспрессивный персонаж достаточно. Есть ли во мне позерство? Да, безусловно. Я считаю, что в любом творческом человеке есть позерство, и это нормально. Но это есть не в моем творчестве, а исключительно в моем поведении. Творчество я делаю только такое, которым искренне хочу заниматься.

— Это образ или ты правда такой?

— Нет, это часть характера.

Когда ты живешь образом, то постоянно меняешь эту ролевую модель и в какой‑то момент испытываешь конфликт личности. Однажды я пришел к выводу, что это не есть хорошо, и надо жить так, как мне велит мое сердечко.

Поэтому, собственно говоря, я выбиваю дверь магазина «Пятерочка» и пишу про говно в Twitter. Кто меня может упрекнуть в том, что я держу какой‑то образ, когда я в Twitter пишу про говно и мочу? Это ролевая модель, которая в меня вшилась — я стал своим образом. Когда‑то я придумал себе образ, а со временем просто стал им. Я это просто я. И нет другого «я». И никогда не было.