— Я заметила довольно неоднозначную реакцию в сети на твой альбом. Я видела и слышала разные комментарии в духе «я переслушал альбом шесть раз, суперкруто», ну или «все мелодии похожи». Еще говорят, что это более танцевальная пластинка, чем предыдущие. Расскажи о своих собственных впечатлениях?
— Я хотел бы начать с ремарки и сказать, что меня дико раздражает, что и в «ВКонтакте», и везде пишут, что альбом вдохновлен книгой, которую я прочитал как будто бы только что. Но этот альбом не посвящен моему опыту первого прочтения фэнтези-книги, потому что эта книга была прочитана в 12 лет. Я просто использовал в материале описание термина.
— Ты взял из книги Перумова только расшифровку того, что такое rollback (в переводе с англ. — откат. — Прим. ред.), я так понимаю.
— Да, просто источник образа этого слова. А про танцевальный альбом… Каждый раз хочется записать все более органичный танцевальный альбом. И я, в принципе, могу понять людей, которые говорят, что все мелодии одинаковые. Вообще, если они внимательно послушают, у меня в 90 процентах треков мелодии одинаковые — я не то чтобы гениальный мелодист в этом смысле. И треки похожи — это правда, в этом и был смысл, чтобы в сети они звучали единым куском, одно большое полотно.
— Расскажи про твой подход к лайвам? Что ты делаешь, чтобы они получались драйвовыми?
— С лайвами история такая: я долгое время думал, что надо как условный [британский музыкант и диджей] Джеймс Холден все делать вживую. У меня бывали выступления, когда не было ни секунды, чтобы мне не надо было что‑то подправить. Я так поиграл пару раз, нервов на это уходила куча, а удовольствия никакого — как за маршрутизатором следить, не успеваешь ничего почувствовать, занимаешься техническими вещами. Сейчас у меня в этом смысле простая программа — я не про какие‑то ситуации с [композитором-минималистом Владимиром] Мартыновым, например, или импровизационные эмбиент-лайвы.
— Простая для игры?
— Да. И это намеренный шаг, потому что в какой‑то момент я понял, что для меня на выступлениях главное — поймать волну и транслировать ее. И плевать, сто кнопок я нажму — или две и буду поверх что‑то подделывать. В какой‑то момент я начал играть много диджей-сетов и понял, что в них я больше удовлетворен и получаю больше удовольствия. Захотелось перенести это и в лайв. И мне кажется, что людям как будто важнее, что ты транслируешь, а не как. Я не за всех, конечно, говорю.
— Я думаю, бывает по-разному. Я вот, например, в лайве люблю послушать Long Arm именно потому, что мне интересно наблюдать за процессом, а дома я его не слушаю. Но в некоторых случаях можно удовлетвориться и общей энергетикой, без наблюдения за процессом.
— Я на днях был на Eartheater (американская исполнительница и перформанс-артистка — Прим. ред.). И был на ней, когда ее первый раз привозили. Там было еще три калеки. Тогда [на первом концерте] у нее там был суперперформанс, и поэтому я знаю, что она может круто выступать. А сейчас она пела под плюс, такое классическое рэп-выступление. Но и при этом меня за концерт два раза промурашило. А через два дня я видел, как она с классической гитарой играет в классической постановке и что‑то еще красиво поет. И ты понимаешь, что она может и так и так.
— Ага. И раз уж мы заговорили про восприятие разных артистов, я вспомнила другую известную девушку-музыканта, с который у вас получился своего рода сетевой фолловинг-саппортинг. Я про Холли Херндон (американская исполнительница из Берлина, Германия — Прим. Ред.). Я совсем недавно была на ее лайве в Голландии, где немного разочаровалась выступлением. Притом что последние треки очень зашли, например, композиция с Jlin, где еще безумный вижуал и их лица соединяются в одно. В общем, показалось, что позиционирования больше, чем выступления. Еще видела, как один знакомый емко подметил, что это было похоже на «Евровидение».
— Я вот, кстати, не видел ее выступления с новым материалом. Ну так‑то у меня есть ее альбом, купленный на виниле, который, правда, я еще не послушал, ха-ха. Два трека с него мне очень нравятся. Когда ты наслушался [американскую композиторку] Мередит Монк, ты наверняка хочешь сделать что‑то с хорами — и именно вот так и получается. Для меня это суперпонятная музыка, этот релиз мне близок по духу. Это очень понятный код, классно, и я не могу это адекватно как‑то оценивать.
— Ну, у меня просто возникло такое ощущение, что это музыка приема, но как будто композиционно треки не были раскрыты. При этом в записи они мне зашли.
— Ну, живое выступление — это сложно, особенно когда ты хочешь сделать его максимально живым. Помню, я был вдохновлен Джеймсом Холденом, я слушал его альбом и думал: боже мой, это самый потрясающий звук, который я слышал. А потом я начал смотреть его лайвы и просто не понял, где это все: максимально примитивно звучит.
— Согласна. По поводу живых выступлений — этим летом, к сожалению, не состоялось твое совместное выступление с Владимиром Мартыновым, но тем не менее у вас был опыт совместной игры. Вы играли с ним в «Доме» вместе со Стасом Шарифуллиным (Hmot) (красноярский электронный исполнитель, основатель лейбла Gimme5 — Прим. ред.) и Zurkas Tepla (музыкальным художником из Москвы — Прим. ред.). Я слышала, что с тобой ему вроде как больше всего понравилось играть. Как вы нашли коннект?
— Ну, это все Саша (Zurkas Tepla) со Стасом говорили. Я уж не знаю, насколько больше. Я думаю, ему понравилось, потому что я использовал хоральные голоса, а он тоже все это любит. А коннект — как‑то это спонтанно было. Мы встретились два раза, обсудили, что он будет играть такие-то произведения, нам надо что‑то сделать, и там уже каждый был во что горазд. У нас не было с ним плотной работы.
— То есть полуимпровизация?
— Да, это была даже больше чем полуимпровизация. [Она была] подготовленная, но не то чтобы я сильно знал, что буду играть. Там как все происходило: он играет свою композицию, я делаю ее захват и начинаю на это настраивать что‑то свое — он в этот момент уже не играет. То есть он посолировал, теперь солирую я, потом отдаю ему тональность, и он снова солирует. Это классно работало — особенно в конце, когда Саша играл. Владимир прям сломал свое произведение и начал играть нотки из Сашиного трека — суперпростые две ноты, но это было так драматично, там женщины прям плакали.
— Ты выпускался на Full of Nothing (ныне несуществующий лейбл, основанный Иваном Афанасьевым из группы Love Cult — Прим. ред.) и в какой‑то момент сказал, что если выкладывать записи самостоятельно, то эффекта особо не будет. Последний релиз ты выпустил самостоятельно на своем новом лейбле «ПИР». По факту это первый релиз.
— Да, это, считай, я [его] наполовину запустил. Потому что издать самого себя — это немного другое, чем кого‑то.
— Но у тебя поменялась позиция за эти годы?
— Наверное, да. На этом в теории можно зарабатывать. Ну, я не тешу себя надеждами, что на моей музыке можно так зарабатывать, чтобы выпустить альбом и хотя бы полгода больше ничем не заниматься. Но да, конечно, это как будто бы стало лучше работать — или появилось больше людей, которые стали понимать, как это работает.
— Скажи, на каких артистов ты сейчас ориентируешься?
— Ну, когда я писал «Humanity», это был Джеймс Холден.
— Я поэтому и спросила, что помню, что раньше у тебя были своего рода кумиры.
— Сейчас нет никакого конкретного артиста. Я слушаю музыку потоком — очень редко слушаю альбомами, как и все, наверное.
— Поэтому у премии Jager Vibes нет номинации «Лучший альбом», но есть сингл.
— Ну, это странно. Я все-таки за то, чтобы альбомы были. Когда слушаешь классный трек, потом хочется и альбом послушать. Но просто ты на работе пробыл с музыкой, свою пописал, а слушать еще и вникать — редко когда бывает случай. Я и не знаю, когда — год, полтора или два назад — только послушал Oneohtrix Point Never 2015 года. Ехал из Лебедяни в Москву, и у меня ничего не было, кроме этого альбома, и слава богу. Альбом года реально, подтверждаю!
— А я вот поняла, что не могу слушать музыку фоном.
— Я прекрасно понимаю. И плейлисты [которые я составляю] — это фикция. Музыка для бега — ну, это ладно еще, но вот плейлисты, которые я составляю, это все фикция, потому что я не слушаю музыку фоном вообще.
— А чтобы с собакой погулять?
— Ну, это поэтическая история. И когда я гуляю с собакой, я счастлив не слушать музыку в эти моменты. Но при этом есть время, когда особенно много слушаешь — это когда готовишься к диджей-сетам и начинаешь потреблять-потреблять.
— Расскажи, как ты воспринимаешь текущий российский музыкальный контекст? Что сейчас происходит?
— Как будто все больше индивидуальных музыкантов появляется, которые не занимаются дублированием. Не могу сказать, что есть какое‑то российское звучание, но, может, потому, что не так много рекламы. Хорошо, если у нас музыканты станут педалировать тем, что они из России.
— Хотелось бы еще спросить про твой преподавательский опыт (Федор Переверзев является преподавателем курса музыкального продакшена в Moscow Music School. — Прим. ред.). Современное музыкальное образование в России только начинает запускаться. Расскажи, как вы составляли программу?
— Когда мы составляли программу и начали курс, все казалось суперинтересным. Но чем ближе к старту, тем больше появлялось мыслей: зачем люди тратят деньги, зачем этому учиться — есть интернет, форумы, видеоролики, и чтобы научиться, не нужно никуда ходить. Потом стало ясно: кому‑то нужны ориентиры, а кому‑то надо попасть в правильную атмосферу, третьим важно знать, что они платят деньги — тогда они будут учиться.
В итоге постепенно все вопросы отпали, и остался один: а будет ли у меня получаться? У нас возрастная группа в среднем — это 25–26 лет, есть ребята, которым за 30, и я понимаю, что я не могу зайти с позиции «директор-профессор» и выстраивать иерархические отношения. В итоге у нас выстроились дружеские отношения и нет стандартного преподавательского процесса. И мы стали встречаться не только по субботам, [когда у нас занятия]. Ч очень доволен тем, что у меня на лейбле будет как минимум три-четыре релиза от моих студентов.
— Вот как раз хотела спросить, была ли идея запустить лейбл для этого?
— Конечно. Это ребята, которых я тут выращиваю два года, — жалко их отдавать кому‑то.
Moa Pillar выступит 29 ноября в московском «Мутаборе»
