— Ты родился и вырос в Ростове. Каково это?
— Детство было разным, но стандартно-дружелюбным. Во двор все выходили, общались, играли в какие‑то игры. Как у всех нормальных детей.
— До сих пор там живешь?
— В Ростове? Да, но не на том районе. Раньше жил на окраине. Северный район — пятиэтажки, девятиэтажки. Не самый благоприятный: бывают маньяки, некоторые представители кавказской национальности, отличающиеся своей наглостью. Но, думаю, что такие рассуждения связаны лишь с моим личным опытом. Имеются ввиду лишь отдельные личности, которые, не смотря на свои, богатые традициями семьи, могли позволить вести себя абсолютно по-хамски вне дома.
— Были какие‑то истории про криминал?
— Слушай, ну были плохие ребята, конечно. Но я старался свое окружение как‑то фильтровать. У меня был свой круг общения со школы. Дружил с четырьмя людьми со своего класса.
— Ростов давно на рэп-карте России. Это чувствовалось, когда ты рос? Было ли трепетное отношение к рэпу и его легендам?
— Думаю, что было. Когда я открыл для себя «Касту» и Басту — Ноггано, брала гордость, что это твои земляки. Всегда подчеркивалось, что они из Ростова, наши.
— В детстве среди твоего окружения много ребят рэп слушали?
— Нет, абсолютно. Даже ребята, с которыми я общался, слушали совсем другую музыку, и я слушал с ними эту же музыку — самую разную, на разных этапах жизни знакомился с разными жанрами. Буквально вчера, кстати, вспомнил, что мне как‑то в руки попала кассета Луи Армстронга: мне даже он нравился какое‑то время.
— Насколько на старте было тяжело делать ньюскульный рэп и R’n’B на фоне авторитета старой школы?
— Слушай, долгое время, когда я делал мелодичную музыку, я ее не называл R’n’B. В принципе, я и сейчас это не подбиваю ни под какой жанр. Я просто считал, что как‑то скучно уже просто читать.
Я ведь тоже рэп начинал писать просто с чтения, подборки разных флоу — это времена, когда все слушали Рем Диггу, The Chemodan Clan. Мне нравились эти группы, они очень хорошие лирики, я их и по сей день уважаю. Но просто в какой‑то момент я начал обретать себя, и как‑то это переросло в мелодичность. Я вообще не задумывался, что это R’n’B, — просто мелодично читаю.
— Был характерный момент, когда ты решил, что будешь делать в более мелодичном стиле или само собой получилось?
— Да, само собой. Я даже не понял, как это произошло (смеется). Просто опыт: с детства писал, писал и обрел себя.
— А ты в детстве вокалом занимался?
— Нет, не занимался. Один раз буквально к нам в школу приходили, приглашали на хор. Я пришел, понял, как это скучно: какие‑то распевки непонятные, совершенно неблизкая мне музыка. Понял, что мне ловить там нечего. Так что сам.
— А ты вообще тренировался?
— Нет, не было тренировок никаких. Ну как‑то само собой все получалось. Чтоб ты понимал, у меня такая тема с детства: когда я остаюсь один дома или на прогулке, иду, а у меня какие‑то мысли в голове, из них песни рождаются сразу. Я любил сочинять на ходу свои песенки: просто изнутри вот так прет.
— Я так понимаю, сейчас все работает так же?
— Ну естественно. Раньше в чем была ошибка, как и у многих начинающих исполнителей: я просто писал, не под бит. Не было возможностей свои биты иметь. Сейчас это происходит уже под музыку. Есть музыка — под нее я пишу.
— Ты артист Booking Machine, но при этом продолжаешь поддерживать свое объединение MLK+. Расскажи о нем, как оно работает сейчас.
— Оно работает, как и раньше. Единственное, сейчас мы чаще на расстоянии. Ploty и O.T в Москве, а мы с Ameriqa в Ростове. Это все так же наше творческое объединение. Не лейбл, а братская тема. Мы уважаем творчество друг друга, кайфуем. Почему‑то хочется творить именно с этими людьми. Я их искренне считаю музыкантами.
Например, Ploty делал биты куче людей из андерграунда. Помнишь, были «Жека, кто там»? Когда я с ним познакомился, я узнал, что он делал биты к трекам, которые я слушал, — и вообще офигел. Во что он сейчас вырос со своей музыкой — фантастика. O.T тоже невероятный исполнитель. И Ameriqa: удивительный исполнитель, лучший, кто делает по-английски в СНГ, будучи русскоговорящим.
— Кто из MLK+ обязан взорвать?
— Оу. Слушай, я думаю, что весь MLK+. Мы в этом году выпустим совместный альбом, и это будет нереальный [разнос]. Мы его долго готовили, отсеяли много материала. Я считаю, что у нас есть все шансы взорвать как объединение в целом. Мы все разные, у нас разный флоу, разная подача, у нас серьезный подход к музыке. Очень жду, когда мы это выпустим.
— Не стало ли сложнее общаться с ребятами на правах самого выстрелившего?
— Да нет, вообще никогда не было никаких сложностей. Мне кажется, у всех нас получается как‑то гармонично. У меня получилось чуть раньше, но ребята не простаивают: они офигенные музыканты. Я очень рад за них. Это один и тот же путь, но чуть-чуть по-разному. Мне кажется, у нас получается гармонично вливаться в музыкальную индустрию.
— Ты уже больше года на Booking Machine. Что изменилось в твоей карьере и жизни с тех пор?
— Да много чего. Все шло гармонично: может, это происходило бы и без Booking Machine, но если уж говорить об этом, то концерты. Я делал музыку, понял, что меня зовут на концерты, пишут на почту — а я не знаю, что ответить. Чтобы не продешевить как артист, мне нужен кто‑то, кто за меня будет общаться. А BM в деле много лет.
Просто были другие предложения [от других лейблов], а они были с хитрецой. Типа «от трех лет давайте сотрудничать», знаешь? А я такой: «Нет, я не дурачок».
— Что изменилось на BM после ухода Оксимирона?
— Да ничего не изменилось. Ели у кого‑то есть представление, что BM — это лейбл, то это не так. Я нахожусь там как артист, которому делают концерты. Есть менеджер, который с тобой общается по концертам, по мерчу есть движуха: хочешь — двигайся по этим пунктам, хочешь — нет.
Все как было, как есть. Мирон был таким же артистом, он не был директором. На BM в принципе не существует каких‑то строгих правил. У нас не слушают, как на лейбле, предварительно нашу музыку и не решают, выпустим мы ее или нет. Хочешь выпустить трек — берешь и выпускаешь.
— Какой самый запоминающийся совет тебе дал Мирон?
— Может быть, вначале, когда он приценивал творчество, ему многое было непонятно из того, что я делал раньше. Буквально недавно я анализировал все свои релизы — как раз по дороге, когда мы ехали писать свежий альбом. Я их послушал и понял, почему они не выстрелили на такой масштаб, хотя я жестко верил в них — и считаю аутентичными по сей день.
Я много в текстах замудрял. Кажется, на «Dead Love» я начал приходить к более понятным словам — при этом он звучит поэтично и оригинально. Мирон тогда не совет дал по текстам, а скорее замечание. Я к нему сразу не прислушался, но пришел к осознанию этого постепенно.
— А о каких именно релизах идет речь?
— Слушай, ну это «Волны», первый релиз. «Java House» еще засылал ему, «GRIBO4Ki» ему понравилась (смеется).
— Ты был на сцене во время исполнения «Моей игры» на концерте в поддержку Хаски. Как ты там оказался?
— Это было посреди моего тура. Мы отыграли концерт в Казани, я следил за этой ситуацией, и мне наш тур-менеджер Витек говорит: если хочешь, есть вариант, можно поехать. Ameriqa решил там остаться, поработать на студии с thunder6, хорошим битмарем, нашим товарищем. А я вырвался туда, потому что понял: надо поддержать. Это очень жесткая ситуация, несправедливая.
— То есть изначально предполагалось, что ты в конце вместе со всеми выйдешь на сцену?
— Нет, я ехал просто на концерт и не ожидал, что так будет. Идея пришла в процессе.
— Когда ты был на сцене, понимал, что происходит что‑то важное и историческое?
— Было ощущение, что все объединились. Обидели одного — и все встали за него горой: это мне погрело душу, конечно. Но, естественно, зная свою страну, я не имел ощущения, что делаю что‑то такое, но было ощущение, что делаю что‑то правильное.
— Насколько тебя лично задела ситуация вокруг Хаски и отмены концертов других артистов?
— Недоумение: почему, за что? Я знаком с музыкой этих людей и не вижу в ней пропаганды того, за что можно зацепиться. Это артисты, которые имеют право гастролировать. Мне не нравится, когда происходит такая хрень, как в тоталитарном обществе.
— Тебя сильно беспокоит вообще, что происходит вокруг?
— Относительно. Конечно, беспокоит и задевает, тяжело из‑за этого порой приходится. Если вдаваться в то, что в мире происходит, можно жестко загнаться. Вот я прочитал буквально недавно, что потушили пожары: что, ***** [блин]? Пожары были давно: почему только сейчас? Меня волнует, что китайцы вывозят лес, что медведям отрезают лапы.
— Об альбоме «Уход 3: Спасение». Заметил, у тебя появилась традиция: делать разговорные утешительные интро. Зачем?
— Мне кажется, что эти интро настраивают на альбом. Интро пишутся в основном в последнюю очередь. Я написал альбом, прочувствовал, о чем он, — и рождается это интро. Подумали, что лучше и гармоничнее всего погрузить его в альбом с каких‑то слов. Поэтому я и записал это интро.
— «Уход 3» — это финальная часть трилогии (до этого были еще альбомы «Уход» и «Уход 2: наверное, навечно». — Прим. ред.)?
— Не могу сам знать. Я не ставил никаких целей завершить трилогию или что‑то в этом духе. Просто этот альбом — явно «Уход». Не факт, что финальная. Может, это будет как у Лил Уэйна (смеется).
— То есть, когда ты написал второй «Уход», ты не знал, напишешь ли третий?
— Да, конечно. После этого родились еще релизы, был «Dead Love» потом. А за ним «Дрип-на-Дону», более трэповский: я понадеялся на нашу молодежь, думал, они поймут это звучание, но не считаю, что получил должный фидбэк от этого. Ну ничего — может быть, они когда‑нибудь дозреют до этих релизов. Может, они опередили время.
— Я как раз хотел спросить. Распространенная претензия к тебе: слишком много пишешь треков, потерял фишку, делаешь более «рэперские» треки. Со стороны кажется, что «Уход 3» и возврат к мелодизму — это будто бы ответ на эти претензии.
— Именно. А почему нет, если люди голодают по такой музыке? Я и сам в тот момент был расположен к тому, чтобы создать что‑то более музыкальное, не привязываюсь к трэпу. Но просто я очень люблю современную трэп-музыку и поэтому я создаю свои музыкальные произведения и применяю решения, примешивая трэп. То, что получается на «Уходе», работает так: я говорю ребятам, что мы сейчас делаем релиз с более музыкальным уклоном, присылайте мне трэп, давайте другие биты.
— Я насчитал у тебя четыре релиза за полтора года. Как ты успеваешь с таким графиком?
— Вся жизнь — музыка. Если не в туре, то пишемся в Ростове. Долгое время мы там снимали помещение — правда, мы его пока подзакрыли на время, до тура ничего не будем мутить. А что — я уже не учусь, посвящаю все свое время музыке.
Самое интересное, что я начал практиковать с релиза «Java House» одиночные студийные сессии, когда я оставался вечером — у меня были биты, и я на них сразу пробовал писать в микрофон. Я словил волну и продолжаю это делать.
— «Мне money скинул Мамай (основатель Booking Machine. — Прим. ред.). Когда сказал «Baby, Good bye», имел в виду: да, покупай» — о чем это [в песне «WAP»]?
— Ну «Мне money скинул Мамай» — понятно. «Когда сказал: «Baby, good buy, имел в виду: да, покупай» — тут двойное значение фразы. Либо ты говоришь «goodbye» — «до свидания», либо «good buy» — «хорошая покупка».
— А, игра слов! Genius дезориентировал.
— Грустно! Я вроде старался на Genius заливать.
— То есть ты сам туда тексты заливаешь?
— В какой‑то момент заливал. Этот релиз не проверял — вроде и его ведь заливал. Не знаю, я там верифицирован, и после моего аппрува никто не должен редактировать.
— Из той же песни: «Не люблю много внимания, но профессия вынуждает». Насколько внимание угнетает?
— Ну когда хочешь прогуляться с девушкой, не хочется, чтобы к тебе подходили во время этой прогулки и просили фото. Сам посуди: не круто, когда подходят к тебе все время, когда ты занимаешься своими делами.
Недавно было на свадьбе у друзей в селе Чалтырь под Ростовом. Ко мне там официанты подходят в кафе: можно сфотографироваться? Говорю, извините, нет. Там же сидит чувак, сториз снимает и через полчаа подходит: это ты, что ли? Можно для сестры с тобой сфоткаюсь? Блин, ну зачем тебе для сестры со мной фоткаться!
Потом подходит какая‑то малая и говорит: можешь сфоткаться? Тебя там ребята ждут на улице. А я такой: в смысле? Что за ребята? Потом подходят и говорят: мужик, тебя там уже пол-Чалтыря ждет. Мы выходим к такси и действительно офигеваем: там реально человек тридцать ребят. А я просто пришел к друзьям на свадьбу и вообще к такому не готовился. Потом они начали бежать к машине, стучать по стеклам.
Мне это доставляет дискомфорт. Ну зачем? Хотите посмотреть — приходите на концерт, слушайте музыку. Потом садимся в такси, едем, и таксист говорит: нам нужно заехать на заправку. Ради бога, давайте. Останавливаемся на заправке, а рядом с нами — машина с пацанами. Они такие: оу-оу-оу. Я понимаю: деваться некуда — они либо домой за мной поедут, узнают, где я живу, либо сфоткаться.
Я вышел, поговорил на их языке: «Эй, камэру убэри, ежжи, не надо». Они там с помощью таких слов-паразитов общаются. Я с такими умею говорить.
— О, ни фига!
— Да, умею общаться, фильтровать речь. Никогда не прилетало за свой базар. С такими ребятами так и надо: они могут ********* [докопатьcя] и до слова какого‑нибудь, если проронишь. Я в Ростове вырос и за этим слежу.
— То есть ростовское детство и жизнь там все-таки заставляет «фильтровать базар» и подбирать слова?
— Да-да. Слова здесь имеют вес. Может быть, кстати, из‑за этого тут рэп-культура и сформировалась: трушные истории пацаны рассказывали, им верили, потому что эти истории реальные.
— Ростов в 2019 году — какой он? Зачем конкретно стоит сюда ехать?
— Можно просто приехать и познакомиться. Причины? Для меня сейчас причина ехать туда — это моя семья и близкие люди, чтоб ты понимал. Человека, который бывал в Москве и Питере, мне кажется, город вряд ли чем‑то сможет удивить.
У ребят из MLK+ тоже такие же ощущения: здесь — семья, близкие люди. Сейчас впервые за долгое время написания всех релизов получилось отдохнуть в теплом месте, получил какие‑то ощущения новые, за границей первый раз побывал и отдохнул. Приехал на контрасте: все чихают, кашляют, дождик. А так везде сейчас в России, наверное.
— Почему ты не переезжаешь в Москву?
— Пока что не переезжаю, потому что не нашел там возможностей и условий для жизни. Снимать дорогое жилье там не очень бы хотелось. Мне там не особо что‑то нужно каждый день. Когда мне нужно приехать на интервью или передачу, я могу прилететь и улететь обратно. Я не уверен, что мне в Москве будет весело. Я был там до фига раз: прикольно, что там много людей, и тебе всегда предлагают куда‑то пойти, но я пока не знаю. Это очень шумное место, мне хотелось бы чего‑то более спокойного.
Я сейчас как раз переехал в другую квартиру, и тут просто трындец полный: соседи ломают стены, ремонт, тяжко.
— То есть тебе в принципе по душе больше такой размеренный вайб?
— Да, очень в кайф было бы вообще где‑нибудь за городом жить. Ну главное, чтобы была какая‑то цивилизация — магазин и так далее.
Мы, кстати, писали [последний] релиз в идеальном месте: Тверская область, 150 км от Москвы. Это поселение, где люди приезжают на лето и не остаются на зиму — там домов сто, кажется. У мамы жены друга есть дом — она одобряет наше творчество, поддерживает и дала возможность нам туда приехать, поработать.
— Насколько такая пасторальная атмосфера благотворно влияет на творчество?
— Очень благотворно: у тебя нет никаких отвлекающих факторов, никакого шума за окном. Благодать! Мы поехали туда на пару недель и забыли вообще о времени.
Я просыпался каждое утро, шел на студию. У меня есть бит, Ameriqa сидит и занимается своими делами, пишет биты, я иду на студию сам работаю и пишу. У меня любимая тема: Андрюха [Ameriqa] настраивает проект, я жму «запись» на наушниках и начинаю придумывать на ходу. Так я в один заход пишу несколько дорожек, потом это все собирается. Я слушаю эту рыбу, пишу что‑то в телефоне, проходит часов пять-шесть, я спускаюсь с мансарды довольный, говорю: Андрюх, все, я написал. У меня к этому моменту есть уже четкий скелет, слова, понимание, как исполнять. Мы ужинаем, идем на студию, и записываем начисто с Андреем песню.
В этот раз мы писали так, чтобы это было максимально живо. Мы так часто практикуем, но на этом альбоме буквально в один заход раз семь песню пропевал, и Ameriqa потом это склеивает.
— Мелодичная урбан-музыка в России: ты, Thomas Mraz, Souloud. Почему, кроме вас, в R’n’B никто не взорвал?
— Блин, а Souloud взорвал? Он же тоже еще не взорвал в крупном масштабе. А вообще, ребят-то много пытается. Кажется, у многих банальный подход: видимо, они реально R’n’B переслушали, поют банальные вещи очень часто. Ну то есть строчки неинтересные. Хочется слушать строчку, пусть сказанную простым языком, но оригинальную, цепляющую. А у большинства этого нет — мне кажется, именно поэтому проблемы в жанре. Ну и мелодические построения — не каждому дано. Благодарю вселенную, что мне дано придумать мелодический рисунок на всю песню: порой за один раз.
— А почему ты взорвал?
— Оригинальная музыка, оригинальное звучание — ни на что не похожее. Так же, как и тексты. Все самобытно и реально круто звучит. Я объективно отношусь к музлу, потому что давно его слушаю: есть понимание, что круто, а что некруто — и как‑то так наточилось на мастерство.