журналист, теле- и радиоведущий, автор идеи марафона «SOSтрадание»
Как появилась идея марафона?
В те дни было ощущение какого‑то абсолютного отчаяния. Когда я смотрел на то, что происходит, мне хотелось верить, что у зла есть пределы, — в детей-то стрелять они не будут. А потом вдруг они начали стрелять в детей. И был невыносимый кошмар, от которого впадаешь в состояние полного оцепенения. Меня мучило осознание, что где‑то произошла огромная трагедия, а ты сидишь парализованный и ничего не можешь.
У меня к тому времени был один важный опыт. Мы делали на «Нашем радио» (Козырев возглавлял радиостанцию с 1998 по 2005 год. — Прим. ред.) марафон «Мир в наших руках» к событиям 99-го года, когда были взрывы в Москве, Буйнакске и Волгодонске. Тогда мы собрали музыкантов в течение выходных и дали им возможность выступать в студии. А сами объявили аукцион и продавали музыкальные инструменты, раритеты и артефакты, которые принесли нам звезды. Все деньги мы перевели жертвам, которые остались без крыши над головой.
Я считал важным, чтобы радиостанция «Наше радио» сделала что‑то подобное и в этот раз. Я позвонил генеральному продюсеру телеканала НТВ Александру Левину и сказал: «Мне нужно пять минут, я вам все объясню». Я рассказал, как все это представляю, и привел один конкретный пример: марафон американских телеканалов, который провели после крушения башен-близнецов. Там сидели знаменитости и принимали звонки от желающих сделать пожертвование, а в студии на сцене выступали музыканты. Это все проходило при свечах в камерной обстановке. Я ему сказал, что нам надо сделать что‑то подобное. Он в тот же день ответил: «Делаем. Приезжайте ко мне».
В чем, помимо сжатых сроков, были проблемы при подготовке
На всю подготовку у нас было три дня. Канал дал вечернее время, причем я старался убедить их, что нужно провести эфир днем или хотя бы ранним вечером. Отменить обычные программы в сетке и сделать так, чтобы вся страна это увидела. Но это, к сожалению, было не в компетенции Левина, все решали учредители канала. Нам дали в общей сложности 3,5 часа. На мне был подбор всех музыкантов: нужно было найти 30–40 артистов и договориться с ними, чтобы они приехали, а с теми, кто не может, организовать телемосты. С моей стороны были музыканты, а со стороны НТВ — спикеры в студии.
В течение этих трех дней я был в состоянии жуткого стресса. У нас было несколько фундаментальных споров, которые могли все разрушить. Один из этих споров был связан с тем, что мы с самого начала договорились: никаких политиков. И я обещал артистам, что приглашаю их не на политическое мероприятие, а на благотворительный марафон. Это было очень важно, потому что в ту пору какую только хрень ни несли федеральные каналы. Там же врали по поводу всего происходящего в Беслане: о количестве заложников, о начале штурма, о количестве жертв. Но когда ты договариваешься лично с такими людьми, как Юрий Шевчук, Борис Гребенщиков или Владимир Шахрин, ты должен держать слово.
Я помню, что мне за день до марафона позвонила продюсер, которая это все организовывала, и сказала, что в списке гостей указаны [первый замруководителя администрации президента Алексей] Громов и [спикер Госдумы Борис] Грызлов. Я перезваниваю Левину и говорю ему, что либо не будет политиков, либо не будет музыкантов. В итоге они как‑то решили этот вопрос.
Мы в первый же час пустили в эфир Розенбаума, Шевчука, «Любэ», Агутина. Понятно, что, когда такие люди в эфире, зрители точно не отключатся. Единственный артист, который попал в этот марафон вопреки моему желанию (и я об этом жалею до сих пор), — это группа «Земляне», которых туда протащил [близкий к властям бизнесмен] Владимир Киселев. Это было позорное выступление, солист даже не удосужился выучить текст и пел по бумажке, что просто кощунственно в такой ситуации. Корю себя, что не смог это отстоять, — у меня просто не хватило сил довести все до конца, чтобы этого деятеля музыкальной культуры там не было.
А в целом, мне кажется, это был момент последнего настоящего телевидения, которое уже после смерти того самого знакового НТВ еще каким‑то образом восстало из небытия и на несколько часов заставило вспомнить те дни, когда оно было реальной силой и объединяло людей. Тот камертон, который был эти 3,5 часа, я никогда не забуду. Все артисты стояли в гримерках — там, где обычно идет бессмысленный и пустой разговор о делах шоу-бизнеса, — молча и с комом в горле наблюдали за происходящим. «Океан Ельзи» включался по телемосту из Киева, «Мумий Тролль» и Brainstorm из Риги, «Пилот», Шевчук и Розенбаум из Питера. Было ощущение огромной общей беды и настоящего сострадания.
До этого по телеканалам транслировалось официальное мероприятие на Васильевском Спуске, там тоже выступали какие‑то артисты, там был сплошной официоз. Ни одно выступление на Васильевском Спуске не пересекалось с артистами, которые участвовали в марафоне «SOSтрадание». Кроме одного человека — Владимира Соловьева. Он в ту пору был сотрудником телеканала НТВ. Выступил и там и тут.
Кто отказался выступить?
Два музыканта из тех, кого я приглашал, отказались от выступления — Саша Васильев и Слава Бутусов. У каждого из них была своя личная причина. У Саши был очень тяжелый период в жизни. Он сказал мне, что у него просто не хватит моральных сил выйти на сцену. А Слава считал, что не имеет права в такую минуту петь людям песни, сказал, что должен быть дома со своей семьей и детьми. Это два жестких отказа, но против таких аргументов я не мог возразить.
Сколько денег удалось собрать?
Сколько денег удалось собрать, я не знаю, и это самое печальное. Было обещано, что Красный Крест откроет отдельный счет для марафона. Но они не успели, и я узнал об этом только на следующее утро. Левин сделал меня ответственным за этот вопрос и отправил на совещание, где мы вроде как должны были решить, что делать с деньгами. Я пришел на это совещание, там было огромное количество вообще незнакомых мне людей. Они явно представляли какие‑то силовые структуры. В первые же 20 минут разговор пошел о том, что на собранные деньги нужно сделать лабораторию, которая будет помогать устанавливать генотипические особенности останков жертв, в частности бойцов спецназа, а еще нужно помочь семьям тех людей, которые участвовали в штурме.
И это все переросло в какой‑то бюрократический официоз, из которого я предпочел выйти. Единственное, что нам удалось сделать, — перевести деньги, которые люди жертвовали с помощью СМС. Мы собрали порядка 100 тыс. долларов. И журналист Валера Панюшкин, которому я доверял, поехал в Беслан и открыл там счета для семей, у которых погибли дети. Но осталось ощущение горечи, что мы за три дня не успели продумать, как нам сохранить эти деньги от посягательств.
Можно ли представить такой марафон сейчас?
Мне кажется, что перед лицом настоящей трагедии различия между точками зрения и взглядами людей стираются. Сейчас сложно представить такой марафон. Слава богу, подобных трагедий не случалось и, дай бог, никогда не случится. Но сейчас сложно поверить, что на подобный призыв откликнулись бы те группы, которые решили больше не приезжать в Россию, поскольку Россия для них — агрессор. У меня была идея сделать какой‑то фестиваль мира в первые годы после аннексии Крыма и начала военных действий на Донбассе. Но я эту идею оставил после нескольких разговоров. Это невозможно. Мне один артист сказал: «Ты себе представляешь совместный российско-немецкий концерт в 1943 году? Не представляешь? Вот и сейчас не представляй».
Но тогда, 8 сентября 2004 года, стирались все музыкальные предпочтения и политические разногласия. Все померкло перед лицом чудовищного ада, с которым пришлось столкнуться в Беслане.
