— Первое, что можно заметить, познакомившись с твоим творчеством: ты очень любишь родной город. Краснодар в 2019 году — какой он?
— Комфортный, креативный и с очень большим потенциалом. У нас очень много хороших артистов разных жанров — речь не только о музыке. Есть команды, о которых больше знают в Европе, чем в России, — например, Recycle Art Group. Это художники, которые делают очень крутые инсталляции, но в России их практически не знают. С музыкой такая же история. Есть крутые электронные музыканты, которые издаются на европейских лейблах. Очень много творческих крутых ребят, но у нас в стране так устроено, что все спускается из Москвы и иногда прилетает из Питера.
Мне кажется, есть смысл менять эту ситуацию и акцентировать внимание на том, что и в регионах есть много крутых артистов.
— А как менять ситуацию?
— Акцентировать внимание сперва будет достаточно. Очень многие артисты из регионов переезжают в Москву и через два-три месяца на афишах с их шоу подписано не «Краснодар», а «Москва», потому что в регионах лучше продается столичное. На мой взгляд, это немного абсурдно.
— Твой лейбл Big Music: чем он сейчас живет?
— Это скорее не лейбл, а творческое объединение. Все люди, задействованные в этом процессе с самого начала, — давние близкие друзья. Мы постоянно общаемся, тусим вместе, помогаем друг другу двигаться.
Кто‑то приподнялся где‑то, протянул руку другому, потом наоборот — карабкаемся вверх. Чем живет? Зимой мы выпустили первый альбом Кубинца. Сейчас готовим синглы Хасану — тоже наш бро, тоже участник «Слова». Есть и другие краснодарские артисты, которым хотелось бы помочь.
И плюс мне очень импонируют участники «Песен» — как первого, так и второго сезона, с которыми тоже планируем поработать.
— Кого бы ты выделил из участников «Песен»?
— Из первого сезона есть очень крутая девочка Ann Jarel. У нее очень крутые песни, она сама пишет музыку. Но по нелепому стечению обстоятельств она вылетела с первого сезона. Она сама по себе очень скромная и замкнутая, и ее рейтинги на шоу были не самыми высокими. Плюс ко всему она не смогла показать собственный авторский материал, а перед этапом, на котором она вылетела, у нее пропал голос — под кондиционером ее продуло.
Во втором сезоне очень много крутых участников — я находился на съемках, смотрел. Пока, наверное, не буду акцентировать внимание на ком-то конкретно: еще идет сезон.
— Ты упомянул Кубинца и Хасана — не могу не задать в связи с этим вопрос про баттлы. В каком состоянии сейчас находится баттл-рэп глазами человека, который запустил первую офлайновую баттл-площадку в стране?
— Чисто с технической точки зрения уровень растет: баттлы становятся интереснее, насыщеннее — но именно для тех людей, которые погружены с головой в эту субкультуру.
Мы с этой ситуацией столкнулись еще раньше, чем «Версус». Эта движуха рано или поздно превращается в очень замкнутую систему. Баттловики панчат про то, что происходит внутри. Для того, чтобы понимать большую часть панчей, нужно быть погруженным в этот процесс с головой и ориентироваться в том, кто что кому сказал три раунда назад.
Для обывателя, мне кажется, это как включить сериал на каком‑нибудь пятом сезоне с четвертой серии и пытаться въехать, что происходит. Когда были баттлы с именитыми звездами, это было проще для зрителя, но это было хуже по качеству баттлов с технической точки зрения.
То есть здесь две стороны медали: крутые интересные баттлы делают профессиональные баттловики, но у них все на внутряках держится.
— Я заметил одну тенденцию. Многие баттловики ради того, чтобы сделать успешную рэп-карьеру, подзавязывали с баттлами. Насколько сложно совмещать баттлы и музыку?
— Тут никакой сложности нет. Смысла завязывать с баттлами нет, если ты не профессиональный баттловик, которому нужно из сезона в сезон от раунда к раунду готовиться: просто времени не будет на творчество. А так многие артисты баттлят раз в год — это дает определенную долю хайпа. Благодаря «Версусу» это так и работало — как промо к туру и альбому. Участники шли на «Версус», получали новую волну хайпа, интереса, ехали в тур.
Еще есть такой нюанс: баттл-рэп — достаточно далекая от музыки история. Это, наверное, было одной из наших ошибок на «Слове». Изначально «Слово» планировалось как площадка, которая дает старт талантливым МС, о них узнают благодаря баттлам, и мы думали, что они начнут выпускать материал. А потом оказалось, что баттловикам в принципе неинтересно делать песни. Им интересно делать баттлы. Чаще в этом проблема.
— А есть ли, на твой взгляд, проблема позиционирования: когда баттловика с кучей баттлов воспринимают только как панчлайнера, но не как артиста со своим материалом?
Если исходить из того опыта, с которым я сталкивался, здесь чаще проблема не в позиционировании и восприятии, а в том, что баттловики делают очень своеобразную музыку, понимаешь? Если ты не в баттл-культуре, то тебе очень сложно эту музыку воспринять.
Люди в первую очередь слушают музыку. Баттловикам очень сложно перестраиваться с тех схем и той системы, в которой они так долго работали, на музыкальную. Музыка — это не баттлы.
— Почему задаю этот вопрос. Ты — один из немногих реально успешных примеров человека, который из баттлов ушел в творчество. На твой взгляд, почему баттловику настолько сложно построить карьеру?
— Если говорить конкретно про меня, то баттлы у меня шли параллельно с творчеством — если говорить еще об онлайн-баттлах. Потом я сконцентрировался на офлайн-баттлах, очень много времени посвятил организации и так далее. А потом снова вернулся в творчество, расставив для себя приоритеты: мне интереснее делать музыку, чем организовывать баттлы.
Как таковым баттловиком я никогда не был. У меня есть несколько баттлов, из которых серьезным я могу считать только один — с 13/47 (участник баттлов. — Прим. ред.). Но на момент запуска «Слова» даже мизерный хайп и известность, которые были у меня и чуть больше у Хайда (сооснователь «Слова». — Прим. ред.), были больше того хайпа, который был у офлайн-баттлов, — поэтому наше участие (и мое в том числе) имело цель привлечь внимание пусть даже небольшой нашей аудитории к проекту «Слово». По крайней мере, моя мотивация была таковой. Хайд — в большей степени баттловик. Миссия выполнена — и я пошел обратно песни делать.
— Не скучаешь по баттлам?
— Да слушай, они не дают заскучать: меня вот Микси (участник последнего сезона Versus Fresh Blood и главный его enfant terrible. — Прим. ред.) недавно задиссил (смеется).
— Ты как‑то отреагировал на это?
— А как на это реагировать? Это забавно, я посмеялся, окей. На меня были сотни выпадов за всю историю «Слова», и чаще всего потом люди признавали свою неправоту. С теми, с кем у меня были какие‑то якобы конфликты, мы до сих пор хорошо общаемся.
— Давай о творчестве. У тебя недавно вышел альбом «Черный флаг». Долго писал?
— Знаешь, у меня такая тема: какие‑то наработки у меня могут лежать годами. Есть четверостишия, идеи. Например, трек «Мелочи» — первая половина куплета и набросок на припев лежали года два, наверное. Там было буквально восемь строк.
Какие‑то наброски делал на шоу. Трек «All Eyes on Me» я написал на шоу, но его там не разрешили использовать. Начало трека «Бонусы» я непосредственно перед шоу сделал — но трек тоже не прошел цензуру продюсеров. Но все это процентов 20 от общего объема, а так 80% работы было проведено в январе, после тура.
У нас был большой тур «Песен», и последний концерт у меня был 30 декабря. Новогоднюю ночь я проспал, а потом засел в студии и до конца января писал.
— Насколько сложно его было писать? Как это выглядит с моей стороны: наверное, был какой‑то груз ожиданий и дополнительной ответственности после шоу и тура?
— Да, есть такое. Здесь, знаешь, сразу со всех сторон ответственность давила. И до шоу были и есть люди, которые меня поддерживают, и очень не хотелось их подводить — наверное, это один из моих основных страхов: подвести тех людей, которые в меня верят. И после шоу пришла очень большая аудитория, которую я только сейчас узнаю, — на концертах, в социальных сетях и так далее. Я не до конца понимал, что это за люди, даже какая это возрастная категория.
Но я достаточно давно принял решение делать музыку, ориентируясь не на ожидания аудитории, а на свои собственные ощущения, — так, чтобы мне самому нравилось. Конечно, я задумывался о том, что я могу не оправдать чьи‑то ожидания, но решил придерживаться стратегии делать музыку, в которой я сам уверен.
Кроме того, «Песни» — это поп-шоу и аудитория тоже околопоп. После «Песен» у меня выходили два сингла — «Навылет», который совсем уж поп-музыка, и «Ускориться». У меня была такая мысль, что аудитория, которая пришла на эти песни, может не воспринять другую музыку, которую я делаю обычно. Но я решил и на это забить.
— Грубо говоря, ты не пошел ни на какие компромиссы с самим собой?
— Нет, ни в коем случае. Тут такая тема: я же давно этим занимаюсь и исхожу из опыта. У меня начало получаться ровно в тот момент, когда я перестал идти на какие‑то компромиссы с самим собой (смеется), когда я стал делать музыку, не думая о том, зайдет трек или не зайдет, что сейчас слушают люди в чартах и так далее.
Чем глубже я начал нырять в себя, чтобы достать что‑то для песни, тем сильнее это стало отзываться у слушателя. Это очень удивительная штука: ты вроде рассказываешь о чем‑то личном, своем, и в этот момент думаешь, что это что‑то особенное и уникальное, а потом оказывается, что у тысяч людей такие же чувства, переживания, эмоции, — и это находит в них отклик. Поэтому я решил придерживаться этой стратегии — быть честным.
— По поводу личного и эмоций. Я послушал «Черный флаг», и он у меня оставил ощущение крайне эмоциональной и личной работы, в которой много саморефлексии, а после песни «Навылет» осталось ощущение, что она об очень тяжелом расставании. Я прав?
— Абсолютно прав. А ты шоу не смотрел, да?
— Смотрел.
— Песня «Навылет» была практически готова перед шоу. У меня были ожидания презентовать ее там — не вышло: в приоритетах у продюсеров был другой материал. Плюс в шоу не по моей воле и желанию всплыла моя личная история, так уж вышло.
Песня «Навылет» — как раз об этом. Да, было болезненное расставание: мы были вместе семь лет. Но это, знаешь, чуть-чуть иначе следует интерпретировать. Любое событие в жизни, даже самое негативное, дает некий жизненный опыт, который делает нас теми, кем мы являемся сегодня. Глядя на себя сегодня, я понимаю, что ни о чем не жалею. Все проблемы, которые были, сделали меня сильнее, мудрее. Поэтому там в припеве есть строчка «Без этого всего мы бы были другими».
Какую посыл я хотел заложить в эту песню — даже самый негативный опыт можно трансформировать во что‑то прекрасное: например, в хорошую песню (смеется). Речь об этом.
— Вспомнил другую твою строчку: «Недавно мне казалось, умру нищим, поставил на «Восход» все, пока еще не поздно. В карманах на счету не наскребу и тысячи, я занимал бабла, чтобы купить к шоу кроссы». Скажи, за все эти годы у тебя хоть раз возникало ощущение из разряда: блин, я делаю что‑то неправильно, и надо завязать? Если да, то когда?
— До альбома «Восход», наверное, постоянно (смеется). Ну было не так, конечно, что «я делаю что‑то неправильно, надо завязать». Было: блин, что же не так я делаю, как это исправить? Не скажу, что хоть раз желание реально завязать было достаточно сильным.
Безусловно, мысли и сомнения всегда есть. Но у меня просто не получается без музыки. То есть я в первую очередь музыку делаю для себя все-таки. Она помогает мне справиться с личными сложностями и переживаниями. Это, знаешь, как некая терапия — как ты заметил, много саморефлексии. Накапливается эмоциональный фон. Делая трек, я разбираю эти ситуации у себя же в голове, раскладываю по полочкам и, заканчивая его, просто отпускаю ситуацию. Без этого было бы сложновато. И в итоге, судя по тому, что говорят мне слушатели при встрече или в личке, эти песни помогают и им пережить трудности.
А сомнения, мне кажется, — это двигатель в какой‑то степени. Это такой дуализм: ты вроде как должен быть всегда уверен в себе и в том, что ты делаешь, но сомневаться нужно. Периодически задавать себе вопросы.
— Насколько сложным и волевым решением для тебя было отправить заявку на «Песни»?
— Очень сложным. Я очень далек от телика… И, знаешь, не хотелось зашквариться (смеется). За меня, по сути, это решение принял мой друг Влад. Сейчас он зачем‑то это постоянно отрицает (смеется).
Был вечер, он пришел ко мне и говорит: «Есть по телику вот такое шоу, товарищ подал уже заявку, тебе туда нужно». Я смотрю: Тимати, Фадеев, думаю — да куда мне, что мне там делать, вы с ума сошли? В итоге он уговорил меня отправиться на кастинг, приехал за мной, отвез туда и просидел до самого вечера, пока я его не прошел.
Потом, конечно же, было очень много переживаний по этому поводу. Всегда ожидаешь, что ты придешь в телик, и из тебя начнут непонятно что лепить мудрым продюсерским взглядом. Но меня эта участь обошла, а, когда начались уже телевизионные кастинги, стало понятно, что за команда Comedy Club Production, их подход к делу.
Тогда уже я выдохнул спокойно и понял, что никто не будет вынуждать меня не быть собой. Для меня это было ключевым моментом. Они, наоборот, стараются доставать из участников то, что у них есть внутри, и выносить это на поверхность, наружу.
— Из твоего окружения были коллеги, друзья, которые отговаривали тебя до последнего?
— До эфиров мало кто знал, что я участвую. Когда начались эфиры, я, наоборот, на свое удивление (да и после шоу) столкнулся с огромным количеством поддержки от самых разных артистов, коллег, друзей и так далее.
Гуф, пока я был в реалити, в твиттере респектовал мне. Мирон поддержал, много других артистов. После шоу, с кем я ни сталкивался, наоборот, получаю респекты.
Здесь все зависит, как мне кажется, от самого человека. Варианты зашквариться всегда есть. А там камеры везде, реалити, 24/7, съемка — просто шансов больше. Если ты мудак, то это всплывет.
Здесь мне позволили остаться самим собой, и это сыграло свою роль. Все окей.
— То есть не было такого, что люди не поняли, говорили «предал андер» или что‑то в этом духе?
— Ну, может, пару комментариев где‑то прилетало. Знаешь, для меня очень большим удивлением и открытием вот что стало. Поскольку я очень долгое время находился в околобаттловой движухе (а это очень агрессивная среда), я привык к большому количеству критики, хейта и так далее.
А здесь пришла каким‑то образом огромная аудитория — и она выросла в 10–15 раз примерно по сравнению с тем, что было до шоу. И эти люди показывают свою любовь, понимаешь? В комментариях, на концертах, они готовят какие‑то флешмобы, поддерживают, приносят на концерты подарки. Где‑то они узнали, что я люблю читать, — теперь приносят книги (смеется). Плюс у меня какие‑то абсолютно сумасшедшие фаны — они регулярно присылают подарки прямо в студию. Они, например, узнали, что я катаюсь на сноуборде, и к катальному сезону они прислали мне сноуборд крутой, кастомный, забрендированный под черный флаг.
Для меня это стало большим шоком. Когда ты всю жизнь живешь в такой агрессивной среде, в которой я был до этого, и тут появляется огромное количество людей, которые поддерживают тебя и показывают свою любовь, — это прям вау.
— Мне очень запомнился из первого сезона «Песен» большой баннер «Краснодар за тебя» во время твоего выступления.
— Ой, я тебе сейчас расскажу, в чем прикол. У нас в Краснодаре очень крутая тусовка — даже не тусовка, а семья в какой‑то степени. Практически все участники тусовки — «Плохая компания» называется — очень давно знакомы друг с другом. Кого‑то я знаю больше десяти лет, кого‑то пять.
На шоу участники были полностью изолированы от внешнего мира. Пока я был на шоу, они оказывали мне огромную поддержку в городе — постоянно агитировали голосовать, поддерживать. У нас на центральной улице, которая перекрывается на выходные, в какой‑то из дней они вытащили звук, колонки.
Там была такая тема на шоу, что одним из спонсоров был йогурт. На этом йогурте был штрихкод, и если ты сканируешь этот штрихкод, то ты можешь несколько раз голосовать за участника. Так они скупили кучу этого йогурта, раздавали его людям на улице и агитировали голосовать за меня.
У меня как раз был на шоу эмоциональный и сложный момент. Они увидели, насколько мне там … [плохо] было в этот момент, — на следующий концерт они прилетели компанией человек пятнадцать из Краснодара с этими баннерами и устроили разнос.
До этого момента на концертах было все чинно и спокойно. Из серии, когда к кому‑то из участников приезжали, и объявлялось — там‑то сидят родственники такого‑то участника. Все такие похлопали, и окей. А тут приезжает «Плохая компания» с баннерами и просто … [разносит] этот зал. Они там скандируют, кричат, взрывают: «P-L-C, P-L-C!» А весь остальной зал сидит в шоке и смотрит на них. Это в монтаж по каким‑то причинам не попало, но это был полный … [разнос].
После этого участников начали поддерживать, как на футбольных матчах примерно. Когда был последний концерт, весь зал был в баннерах участников. Это было круто.
— Очень круто. Еще про «Песни» хотел спросить: ты получил меньше, больше или ровно столько, сколько хотел от участия в шоу? Насколько твои ожидания совпали с реальностью?
— У меня жизненная философия — не строить ожиданий. Но чтобы ты понимал: единственным способом оценить эффективность всего мероприятия без тура, выпуска материала, отчетов и чтения комментариев было посмотреть, сколько у тебя подписчиков в инстаграме.
Мы же отдавали свои аккаунты в соцсетях и не знали, что там происходит. Я помню, мы с Максом Свободой спрашиваем у девушки-эсэмэмщицы: «Слушай, что там, у нас инста растет? Хотя бы до сотки дошло?» Она, конечно, не призналась. Пока мы были там, думали: ну сто тысяч, наверное, прикольно. Когда я уходил, было тысяч восемнадцать там. А когда мы вышли из шоу, там было уже где‑то за триста тысяч.
Не скажу, что я чего‑то там ожидал. Но даже в этих условиях реальность превзошла даже гипотетические ожидания.
— Как прошел тур «Песен»?
— Слушай, очень круто. Местами тяжело — когда у тебя пять, шесть, семь, восемь концертов подряд с перелетами. Когда мы добрались до Сахалина, мы уже просто помирали, конечно. Но в целом это было очень крутое приключение. Плюс, мне кажется, нам всем повезло с тем, что у нас, по сути, не было мудаков в команде (смеется). Все очень хорошие ребята, помогали друг другу, поддерживали. У нас еще на шоу была взаимовыручка — с куплетами, например, когда кому‑то что‑то нужно было написать. В туре это продолжилось.
— Почему ты в итоге не подписал контракт с Black Star?
— Мы не совсем сошлись во взглядах и условиях. Мы обсуждали варианты сотрудничества и не нашли консенсуса. У них свой взгляд на ведение бизнеса. А я, как сказал Тимати, сложившийся артист — у меня другое видение.
— «Я так долго смотрел — теперь взгляды на мне» — каково это ощущение?
— Там еще было «Их взгляды на мне словно цепи» (смеется). Это двоякое ощущение: с одной стороны, это золотые цепи, которые тебя украшают. Потому что и людей на концертах больше, и стримов больше, и денег больше капает.
Но это еще и ответственность. Знаешь, если до этого я себя все-таки свободнее ощущал, в тех же социальных сетях, то сейчас я внимательнее отношусь к тому, что я говорю, делаю, — очень много молодой аудитории, которая пришла. Чувствуется ответственность. В какой‑то момент ты становишься ролевой моделью, примером для кого‑то. Стоит эту ответственность осознавать.
— Речь идет о совсем молодой аудитории?
— Да. Проще всего, конечно, с плюс-минус ровесниками. До этого у меня основная аудитория была где‑то 25 лет в среднем. Сейчас пришло много людей в районе 20, 19 и до, но при этом не перевесило.
И пришло при этом много взрослой аудитории. Был концерт в Рязани: из зала тянет руку взрослый мужик и говорит, мол, там в другом конце зала моя дочка отмечает тридцатилетие, ты не мог бы ее поздравить? А внизу у сцены стоит девочка, говорит: а там еще моя мама наверху — и ее мама с балкона машет.
Аудитории совершенно разные. Я не меняю посыл, месседж, который я хочу донести в треках, — на творчестве это не отразилось. Но свои высказывания в социальных сетях, сторис теперь делаю аккуратнее. Люди разных поколений говорят на разных языках.
— Почему отрастил усы?
— Тоже забавная история. Это произошло, кажется, два года назад. Мне тогда приходилось очень много работать и ни фига не над музыкой. Я занимался дизайном, и все деньги, относительно небольшие, которые зарабатывал на дизайне, уходили в музло.
Нужно было на что‑то жить, и это был период, когда я почти ночевал на работе. На протяжении недели мы сдавали какой‑то большой проект. И у меня тогда сломалась бритва: я неделю не брился, и у меня появились такие забавные усики. В выходные я пошел в бар на районе, и все начали обращать на эти усы внимание. Кто‑то говорил: о, ни фига себе, прикольно, отпускай. Другие говорили, мол, что за жесть, иди побрейся. А суть в том, что внимание к этому было просто огромное (смеется). И я такой: о, прикольно, оставлю, посмотрю, что из этого выйдет.
— А ты для себя продолжаешь заниматься дизайном? Афиши, обложки.
— Слушай, ну когда нужно срочно что‑то сделать, без проблем открываю фотошоп и делаю сам себе, как раньше это происходило. А так я, безусловно, курирую все процессы.
А на коммерческой основе — нет, не занимаюсь. Возможно, когда‑нибудь, в кайф, в рамках интересного проекта, займусь. Сейчас нет: за все эти годы мне это осточертело (смеется).
— Понимаю. Если бы ты записывал «Зиму 19», о чем бы сейчас читал?
— Ну, вообще, трек «Z» — это и есть мой куплет на «Зиму 19».
— А, даже так!
— Я просто жду, чтобы остальные ребята с Big Music доработали свои парты. Я надеюсь, что все удастся, и мы дропнем. Мы планировали сделать этот большой трек на альбоме, но из‑за сжатых сроков не успели его доделать.
Каждый раз на «Зиме» я рассказываю, что происходило за какой‑то период жизни. В треке «Z» как раз об этом — о положительных и отрицательных пришедших сторонах. Ты спрашивал про внимание, например, которое пришло после шоу: да, выросли гонорары и востребованность, но все это сопряжено с тем, что тебя везде узнают, даже там, где бы тебе этого не хотелось.
Тебе хочется в такси молча доехать из точки А в точку Б, а водитель начинает тебя расспрашивать: о, ты же в телевизоре был, че там, как? Пока я был в туре, у меня умерла бабушка — я с концерта сразу поехал на похороны, и на похоронах ко мне подходят и просят сфотографироваться.
Это палка о двух концах, и это вызывает некий диссонанс, с которым пытаюсь справиться, урегулировать это в себе. Вроде как прилетает много бонусов, крутых штук, но также это связано и с негативными эмоциями. Когда люди вторгаются в твое личное пространство, когда на тебе тысячи взглядов, и нужно при этом остаться собой и максимально честным. Стараюсь с этим справиться.
— Получается?
—Да, пока вроде бы получается. Я выпустил альбом, в котором остался максимально честен, не стал делать поп-музыку в плохом ее смысле. Мне всегда было интересно делать разноплановое музло. Некоторые артисты стреляют каким‑то треком и начинают в эту же точку долбить. Мне интересно по-другому.
Вышел трек «Навылет» — несмотря на то, что он очень хорошо зашел, я не планирую выпускать его копии, продолжу делать то, что в кайф, оставаясь верным себе.
PLC выступит в Москве 26 апреля (Arbat Hall) и в Петербурге 28 апреля («Космонавт»).