Вышедшее 15 января этого года на «Афише Daily» интервью Насти Ивановой, более известной как Гречка, было первым основательным материалом о певице в больших СМИ. За год в ее жизни произошло столько событий, что хватило бы на целую биографию. Феномен самобытной 18-летней девушки из Кингисеппа равнодушным не оставлял никого, и пришло время нового повода для обсуждений. У певицы вышел второй лонгплей «Мы будто персонажи» — первая работа, созданная с новой командой музыкантов и без патронажа Александра Ионова. Об уходе в тень, своей миссии, словах Земфиры и новой пластинке Настя рассказала «Афише Daily» в первом большом интервью после перерыва.
— Прошлое интервью для «Афиши Daily» вышло почти год назад. Как ты ощущаешь себя сейчас?
— Ощущаю себя очень взрослой. Все это время я проходила через злобу и негатив в свой адрес — я только их и замечала. Сейчас я выросла, покрасилась, перестала стесняться и теперь чувствую себя отлично. Ну и начала глубже заниматься музыкой. Все супер.
— В какой-то момент ты, кажется, стала ограждаться от внимания публики и прессы. Хотя, по местным законом шоу-бизнеса, как раз нужно была активно «торговать лицом».
— Я поняла, что груз негативных отзывов сильно давит на меня. Боялась, что перестану заниматься музыкой, а может, и вообще жить не захочется. Я же подросток. И решила оградить себя, свою маму и своих слушателей от потоков всего, что полилось в мою сторону. Я пыталась проанализировать себя, понять, что я классная. И именно эта закрытость помогла мне записать второй альбом.
— На прошлом альбоме ты пела «… [К черту] всю грусть», а новая пластинка получилась довольно невеселой.
— Вроде бы и да. Но «Звезды только ночью», на самом деле, намного более грустный диск — про то, например, что от употребления наркотиков лучше не станет. А новый — светлый и вдохновляющий.
— Считается, что Гречку открыл Александр Ионов. «Мы будто персонажи» — первая студийная работа, которую ты делала без его участия. Как это было?
— В начале лета я решила, что буду искать себе новую команду, о чем и сказала Саше. Альбом писать было тяжело. Сначала я нашла своего менеджера Никиту Береснева. Он помог мне найти музыкантов — а точнее, музыканты нашли меня. Музыканты были из группы «Валентин Стрыкало», которая сейчас распалась. Мы познакомились через Любу Чиркову, которая делает видео группе «Пошлая Молли».
— Она сделала и обложку нового альбома.
— Обложку придумала я, а она красиво сфоткала. Ребята сказали: «Йоу, мы хотели бы попробовать с тобой поработать». Сами приехали в Питер, не попросив денег на билеты. Басист Стас Мурашко — из Минска, барабанщик Вова Яковлев — из Киева.
Когда мы встретились в первый раз и начинали разбирать «Твои руки», я поняла, что получается не очень, вообще не заходит. Был момент, я уехала куда-то выступить, рассказав, что я примерно хочу услышать. Возвращаюсь, и — оп — они сделали барабаны прямо так, как надо. Я поняла, что из этого может выйти толк.
Мы записали черновики с гитарой и басом и дали себе время все обдумать. В середине сентября они вернулись, у нас было две недели на запись пластинки. И это было самое жесткое — как будто мы хором были беременны одним ребенком.
Главное, что они внесли, — поддержку, причем постоянную. У меня ведь до этого не было полноценной команды. А еще они меня слушали и слышали. Мое незнание музыкальной грамоты, конечно, сказалось, но мы нашли какой-то свой язык.
Мы писались на студии Galernaya 20 — самая популярная в Питере, — и наши сессии писал звукорежиссер, которому вообще не было насрать. Пазл сложился.
В общем, записали альбом. Парни уезжают, остаюсь я и человек, который должен сводить. А я, честно говоря, вообще ж никого не знаю, кроме Вити Исаева, и то потому, что он Лизе [Монеточке] сделал «Раскраски». Что делать — вообще непонятно. Звукореж записи предложил своего товарища по студии, сидевшего в соседнем кабинете. И мы сидели в этой комнатке, я пыталась что-то этому чуваку объяснить — в моей голове-то все звучало хорошо. В это время все на взводе, у меня просят альбом, менеджер переживает, так как надо выстраивать тур…
Однажды я проснулась — а я каждый день пытаюсь проснуться и почувствовать себя немного другим человеком, чем днем раньше — и придумала вот что: беру трех подруг и пару знакомых юных студентов-звукарей, сажаю их в такси и везу в студию. По подругам я понимала, качает или нет, а парни переводили те правки, которые я хотела внести. И в итоге с помощью кентов все зазвучало если не на все 100, как мне хотелось, то где-то на 70%.
Я решила, что подучусь в плане звукорежиссуры и третьим альбомом займусь уже целиком сама.
И вот пластинка вышла, и могу сказать, что негативных отзывов вообще по минимуму. Даже в пабликах, где постоянно обсирают. После «Урганта», читая там комменты — а в некоторых было больше тысячи, — я ревела так, что думала, что сдохну. Но сейчас там мало того что меня защищают, так есть и те, кто пишут, что после новой пластинки поменяли мнение.
— Пики внимания к тебе были после выступления на «Урганте» и высказываний Земфиры. Тебе важно, чтобы и альбом обсудили с таким же размахом?
— Мне пофиг, будет хайп или нет. Если песни хорошие, то они себя покажут. Возможно, не сразу. Мы же еще и не приступили к какому-то продвижению. Ни промо, ни рекламы — ничего не было, кроме «Узнать за 10 секунд». Которые, кстати, записывались еще до работы над пластинкой, и я там уже другой человек. А когда я записывалась у «Нежного редактора», была вообще третьим человеком.
Но я за то, чтобы иметь аудиторию поменьше, но точно свою.
Но пока я сидела у себя в квартире, я придумала много творческих фишек и планов, которые буду реализовывать в скором будущем. Многие офигеют.
Альбом этот — в первую очередь для моей аудитории. Мне очень многие писали сообщения про личное, я для них человек, с которым можно поделиться. И там говняные ситуации бывали, да и мне этим летом было хреново, и я эту грусть выразила в светлых чувствах на новом диске.
— Серьезно, прямо рассказывают свои истории?
— Да, прямо описывают. Я понимаю, что первый альбом могли понять не так, каким я его задумывала, и он на кого-то повлиял плохо. Я это почувствовала, когда встретила своих фанатов вживую.
И я захотела это срочно загладить. Именно для своих, кто ко мне прислушивается. И сейчас после выхода диска мне они пишут такие вещи, что мне становится невероятно приятно. Ну и зачем вообще слава, когда ты меняешь жизни людей?
Альбом выстроен как одна история, как одна маленькая жизнь. И мне пишут, что находят себя после того, как эту жизнь переживают. Пишут огромные тексты в директ. Я вообще в шоке — они плачут, чувствуют меня…
Обложка эта тоже неспроста: к чему маска, почему именно этот переулок… Люди понимают все, что я хотела этим диском передать. Ну и к чему мне хайп? Подержишься в топах, а как вылетишь — забудут тебя.
— Ну раз уж зашла речь, то что это за переулок?
— Это переулок на Рубинштейна, знаменитой улице, куда все идут выпивать. «Ионотека», например, — это дичь подростковая, а вот там все пожестче. И съем идет, и места пафосные, где девочки ищут себе спонсоров. В общем, мрачная какая-то улица.
— Ну ты же знаешь, что на Рубинштейна был Ленинградский рок-клуб? Это тоже вполне себе ложится в концепцию.
— Нет, не знаю. Я понимаю, что у меня многое получается интуитивно и раскрываются смыслы, которые я изначально не вкладывала. Сейчас вообще вся молодежь ведет себя интуитивно, и это круто.
— По поводу влияния восприятия твоих песен, вот «Школа для дураков» — это отсылка, я так понимаю, к книге Саши Соколова…
— Да опять же — такая же ситуация. К книге это отношения не имеет, я потом про это узнала и, ознакомившись с содержанием, поняла, что интуитивно вновь «попала». Можно было бы с умным видом говорить, что это отсылка, да, но я так делать не буду.
Смысл песни в том, что … [к черту] департамент образования, потому что он … [убогий]. Я выпустилась из школы год назад, это было ужасно. Руководители пугали учителей, учителя пугали нас, знаний, которые можно применить в жизни, дети не получают, учителя … [убогие], потому что им платят маленькие зарплаты.
Мне хотелось этой песней дать надежду подросткам, которых в школе стебут и унижают. «Все не верят, будто там сидят одни придурки» — это не про одноклассников, а про систему образования. Пока всем будут заведовать люди, которые в школе не были уже 20–30 лет и не понимают нынешних реалий, все будет плохо.
Наверняка там есть какие-то установки на оболванивание, на то, чтобы люди уходили после 9-го класса и оставались в низах. Они думают, что это подействует, а вот … [ни черта], все равно будут появляться люди типа меня, которые, несмотря ни на что, добиваются своего. Я Любу Чиркову с ее брендом «Индиго» стараюсь тоже везде с собой брать, просто чтобы показать, что можно позволить быть себе кем ты хочешь и заниматься чем ты хочешь — петь ли, делать свою одежду или чего-то еще. Главное не сидеть на месте.
— Не могу об этом не спросить в первом за долгое время интервью. Повлияли ли на тебя слова Земфиры?
— Я в то время как раз находилась в состоянии, скажем так, кризиса и эмоциональных перепадов, и это, конечно, расстроило меня. Но я не скажу, что перемены начались именно из-за этих слов, процесс начался раньше. Максимум, на что это могло повлиять, — на мою уверенность идти дальше.
Мне не хотелось, честно говоря, этого пиара. Когда она сказала, что у меня некрасивое лицо, все полезли смотреть на мою внешность. В общем, 40 лет уже телке, а она не осознает свою влиятельность. Если она говорит, что лицо некрасиво, — тысячи людей пытаются это в тебе выискать, причем иногда даже когда видят живьем.
При этом на то, что она про песни сказала, мне пофигу, она никогда не была моим кумиром, моими кумирами являются западные артисты, которые призывают любить себя. То, сколько людей ее слушает, показывает, что многие взрослые люди в России — тупые. В том плане, что не воспринимают новое и не понимают, что времена быстро меняются. И говорят, что было лучше в те времена, когда запретов было намного больше. Есть шутка — по концертам Земфиры можно понять, как в стране ширится охват ЛГБТ. Короче, показала она какой-то диагноз своего поколения. И про это на альбоме есть песня «Хочем».
— Начнем с того, что уже ошибка в названии.
— Это специально! Чтобы все обратили внимание, а взрослые … [докапывались]. Но при этом моему поколению будет на это пофигу. Не в том плане, что давайте коверкать русский язык. А в том, что мы делаем ошибку, но имеем на нее право. Взрослые срут нас за ошибки, притом что когда-то их делали сами. Бывает, что девочка в 14 лет беременеет — и это все порицают. Но как будто 30 лет назад такого не случалось. Только не было возможность сделать аборт в нормальной клинике, а все делалось в черную, сумасшедшими методами.
— У меня, честно говоря, сложилось ощущение, что «Хочем» — это такая «Мои друзья идут по жизни маршем» Цоя, только на момент 2018-го.
— Я об этом не думала, но мне это приятно. Я не знала, брать ли эту песню в альбом, и дописала ее в последний момент перед репетициями. Мне, кстати, нравится петь песни Цоя, пропускать их через себя, они актуальны и сейчас. И эта песня тоже будет актуальной через 20 лет.
— Конфликт отцов и детей и подростковый бунт двигают музыку уже не одно десятилетие — от The Who через Sex Pistols к Nirvana. Но все, кто слушали это в юности, выросли и стали теми, о ком ты сейчас пренебрежительно говоришь. Не думаешь ли ты, что и с твоими благородными порывами все в итоге закончится так же?
— Не боюсь. Я же говорю, у меня большие планы. Я серьезно настроена на то, чтобы менять что-то в головах своего поколения. Мы все чувствуем себя незащищенными — и ты, и я, и все, с кем мы общаемся, у нас в стране себя чувствуют уязвимыми. Мы не можем говорить о многих вещах вслух, с нами может случиться в любой момент все что угодно. Мы замыкаемся, даже если мы хорошие люди и делаем добро, нам всегда так или иначе плохо. Нам с самого начала внушают правила, и от этого нужна защита. И этот диск — первый к тому шаг. Я, кстати, хочу пойти в следующем году в университет на государственно-муниципальное, мне сейчас хочется учиться, я за прошедший год почувствовала себя деградантом…
— Как это соотносится с утверждением «Школа для дураков»? Без среднего образования в университет же не поступить.
— Школа — плохо, но учиться нужно. Я понимала, что не школьные механизмы обучения развивают меня, а я сама. Ни один учитель до тебя не донесет столько, сколько ты сам. И можно сдать ЕГЭ и учиться не ради оценок, учителей и родителей, а ради себя.
В университете ты все-таки идешь изучать то, что тебе интересно. Я хочу подготовиться и сдать ЕГЭ. Это же так … [охрененно] — школьники смотрят на меня, как на ролевую модель, и не бухать идут, а сдавать ЕГЭ.
— У тебя впереди тур на какое-то астрономическое количество городов. Есть недавние примеры — Монеточка и GONE.Fludd, которые в первых своих турах не справились со здоровьем и перенесли часть концертов. Как собираешься вывозить?
— У меня есть проблемы с голосом, я лечусь и буду лечиться. Но я не слягу в этом туре, я уверена. Я еду за большим, чем просто дать концерты и заработать денег. У меня был в мае «Ионотур», это было реальное выживание. А в комфортных условиях все точно будет хорошо.
Тем более, со мной будет моя команда, а в зале будут мои люди. И мне хочется с ними общения.
Я не исключаю, что могу в будущем пойти в политику. И я хочу говорить с людьми, понять людей, протягивать им руку, достучаться до них, смотреть им в глаза. Это … [пипец] как стрессово, понятно, но я буду за собой следить и отвечать за слова.
— Про протягивать руку: я помню тебя в конце весны — начале лета, ты иногда весьма агрессивно отвечала на пожелания сфотографироваться.
— Это было не потому, что мне надоело внимание. Это как раз было из-за процесса принятия себя — я тогда себе не нравилась, и внешность в том числе. Как видишь, ни клипов, ни фотосетов у меня не было.
— И поэтому на обложке ты в маске?
— Да! И маски вообще это классная тема. Я еще это обязательно использую.
— Какие у вас отношения сейчас с Сашей Ионовым?
— Это очень дорогой человек для меня, который таким и останется. Дело не в деньгах и не в музыке, а в какой-то невидимой связи, практически родственной. Такого человека, как он, еще надо найти.
— Не все взрослые, в общем, тупые.
— Да понятное дело, я про всех и не говорю. Саше — 45, но у меня язык не повернется назвать его взрослым, равно как и тебя (интервьюеру 31. — Прим. ред.). Я повстречала такое количество людей около 30, что смело могу сказать, что сейчас 30–35 лет — вполне молодежный возраст. Даже если у них есть дети — просто дети растят детей, это прикольно. Вообще благодаря таким людям, которые, несмотря на цифры в паспорте, делают то, во что искренне верят, я и смогла поверить в себя и в то, что жизнь — хорошая штука. Не потому, что у меня появились какие-то деньги, а потому, что люди показали, что можно жить так.
— Мы затронули темы песен с альбома, осталось несколько, давай и про них расскажем.
— «Мы просто с других планет» писалась про совсем другое, но сейчас я воспринимаю ее как письмо, спетое моей мамой мне. Я часто приезжаю к ней в гости, помогаю во всем финансово, но не открываю, в общем-то, ей душу: мы не подружки, как это бывает у мам и дочерей. Она точно по мне сильно скучает и узнает про меня что-то большее, чем просто «Как дела? — Все хорошо» через паблики, соцсети и песни. И вот она с «другой планеты» смотрит на меня, все видит, но сделать ничего не может.
Не подумайте, что у нас прямо трагично все, мы общаемся. Это даже не про отношения с родителями, а песня для любимого человека, у каждого — своего, который не хочет с тобой делиться своей жизнью. И чтобы он тебя вообще не вычеркнул из нее, ты не задаешь вопросов — в общем, просто не лезешь, но наблюдаешь. Ну и персонажи «Skins» — это про жизненность историй из сериала. Про заключенность в ситуацию, с которой остается только смириться.
«Картина» — самый старый черновик, который лег в концепцию альбома. «Твои руки» — вообще не о любви песня, как может показаться, а о том, как человеку заменяет жизнь то, в чем он хочет забыться, тусовки, например.
А «Взлетаем» посвящена Даниле Козловскому, попрошу это отдельно выделить! Я написала ее на следующий день после выступления на «Кинотавре». Которое получилось довольно паршивым, потому что у меня не работал монитор, я вообще не слышала музыкантов, а там был прямой эфир. Я после ушла реветь, но меня впечатлила эта финальная речь Данилы, обращение к себе 19-летнему. Он еще подошел после и сказал, что ему понравилась песня («Однажды все мы постареем». — Прим. ред.), ну и все это меня вдохновило на то, чтобы написать в гостиничном номере на следующее утро «Взлетаешь». Для 19-летнего Данилы и для себя.
«Кем же мы стали» — песня о моих кингисеппских кентах, которых я когда-то считала классными. За прошедшее время я выросла, а они нет. В конце я пою: «Забери то, что дал, я больше не хочу». Ну и рефрен о том, чтобы они подумали, к чему ведет их жизнь. Они как раз-таки медленно превращаются в тех самых «тупых».
«Юные мечтатели» — про то, что все, конечно, говняно, но надо верить и жить. Мне было грустно, и я не знала, какую же мне песню послушать. Чтобы грустно, но чтобы не грузиться и чтобы был какой-то светлый момент. И сами написались слова: «Если снова нахлестнет мощный океан, послушай эту песенку, пережди со мной ураган!». То есть я принимаю на себя все плохое. «Осуждать умеет каждый, но создает тут лишь мечтатель» — это отсылка к поколению Земфиры, которое накинулось на меня ни за что, как будто собакам сказали «фас».
Да и вообще, пусть каждый подросток знает, что возможно все, главное действовать. А я постараюсь ему помочь в этом.
