— Мне очень понравились «Голые факты». Я не то что этого не ожидал, скорее был не готов.
— Я соглашусь, очень неожиданно. Даже для меня. Я все-таки привык позиционироваться более несерьезно и по-идиотски. А тут словно я долго оттягивал этот ход.
— Многие еще так реагировали?
— В основном все. Видишь, у меня вся жизнь перекроилась год назад. Мне исполнилось 28, я закончил отношения, встретил девушку, с которой у меня теперь ребенок, перебрался в Москву. Понял, что года полтора был где-то на пороге смелых решений, но всегда ссал.
— Почему «Голые факты» выстрелили туда, куда другие твои альбомы недостреливали?
— Я сам не понимаю. Вообще, я считаю ее своей первой серьезной работой. До этого я только пристреливался, прятался за спинами других людей, как участие с группой «Макулатура», с «Сансарой» шесть лет назад, когда я им записывал два альбома.
Приятно, что слушатель обновился. И по возрасту, и вот по какому признаку — если раньше меня можно было слушать в основном по пьяни, то теперь и можно и трезвым. Мы совсем немного играем из старого материала, песни три-четыре. Причем играем старую песню, про которую я думаю, что она зайдет, а люди стоят. Любой трек с нового альбома — например, «Неинтересно» — его все хором поют за меня. Да и весь альбом так.
И у меня в первый раз настоящая группа. Подобрался *********** [невероятный] дрим-тим.
— Они до этого играли в группах, исполнявших более сладкую, что ли, музыку, которая тогда была трендом. А сейчас, получается, в тренде ты?
— Я не тот человек, с которым имеет смысл обсуждать тренды. Одноразовость трендов меня всегда пугала. И всегда привлекала. Хотелось бы побыть яркой вспышкой и потом уже думать, что будет дальше. Но, видимо, я оказался похож на те группы, которые всегда любил. Которые долго запрягают, но и едут долго. По факту я запрягал чуть ли не десять лет.
— Я нагуглил твое интервью 2012 года для издания Look At Me. В нем с ходу сообщалось, что Феликс Бондарев — культовая фигура в инди-среде. Где и как эта культовость проявлялась?
— Знаешь, есть ощущение, что все вот эти люди разбились в одном огромном самолете — кто это писал, кто это придумывал.
— Чуть ли не первое, что хочется выяснить у молодых ребят, которые сейчас моментально приходят к славе, — это срывает ли у них крышняк. Ведь когда Кирилл Бледный кричит со сцены, что он миллионер под кокаином, острота момента в том, что это правда.
— Кирилл — это исключительный случай из всей этой молодой плеяды, а я все же общался со многими. Для него RSAC какого-то периода является главной группой. Мы же еще играли на их концерте в «Главклубе» весной, они сыграли песню «Свадьба лучшего друга», о которой я сам уже вообще забыл…
— Я к чему это спрашивал: каким был твой момент, когда сносило крышняк от успеха? И как на тебя влияет нынешний успех?
— А где это успех?
— Не знаю, «Космонавт» и Red — это довольно большие залы.
— Грубо говоря, я перебухал столько, сколько уже неинтересно. И перенюхал и переторчал там, где сейчас уже закрыто. Сейчас я не могу как раньше. Раньше ведь я еще и в Петербурге жил. А это причина всех ****** [плохих] состояний. Невозможно в этом городе вытянуть адекватное мышление, потому что там ты окружен говнарями. Какими бы чистыми они ни казались.
Что у меня там было: амбиции рвались, но я, как в Mortal Kombat, пробивал потолок, выпадал на другой этаж и шатался. Мне никогда не хотелось ассоциироваться с питерской группой. Хотя долгое время я ей являлся. Так, а к чему мы? Что у меня ничего не сносит? Да вряд ли снесет — куда?
— Ну а когда ты в 20 лет играл на «Нашествии» с группой «Мумий Тролль» — сносило?
— Видишь, еще в чем тут такая запятая странная в моей музыкальной карьере. Я слишком рано познакомился с тем миром, который до сих пор недоступен для многих. Это не перепрыгнуть ступени, это перепрыгнуть лестницу. И оказаться наверху — *** [черт], на чем стоять?
Мне было 18 лет, я записал альбом с The Brian Jonestown Massacre — это че? Я впервые прилетел самостоятельно на самолете в Берлин к Энтону Ньюкомбу, где меня встречает в аэропорту Алан МакГи, менеджер Oasis, где в соседней студии Placebo записывают альбом. ******* [долбиться] в рот! Это вообще как!
Потом на следующий год — «Мумий Тролль». Ну странно для человека, у которого даже песен своих не было. А у меня было только записанная грязным образом «Красная девятка», про которую я думал, что это максимум на две недели будет кому-то весело. Чтобы как-то на MySpace объявиться, чтобы меня в друзья добавили.
С Лагутенко мы познакомились на почве журнала «Афиша». Мне нужно было ехать к матери в Кингисепп, у меня сел плеер, чтобы занять себя в дороге, покупаю журнал. И там «15 лучших песен года на русском языке по мнению Ильи Лагутенко». Я читаю этот список: говно, говно, говно, и на первом месте наша песня с The Brian Jonestown Massacre «Detka! Detka! Detka!» с пояснением «лучшая песня на русском языке, записанная калифорнийскими наркоманами».
Что я делаю — захожу на сайт. Там контакты: 2@mumiytroll.com — менеджмент, 3@mumiytroll.com — пресса. Значит, 1@mumiytroll.com — это точно он. А у него как раз концерт был через неделю. Мы пообщались, он спросил: «Не хочешь покататься летом, поиграть?» — «Давайте». А он тогда, видно было, находился в поиске перестройки, которую и провел через пару лет.
— В те годы новые русские артисты обязательно должны были смотреть на Запад, рваться туда, записываться на английском. Почему вектор так поменялся, что сегодня это никому не нужно?
— Да потому что мы влюбились в самих себя. Мы протерли зеркало, в котором отражаемся. А раньше мы в него только плевали.
Новое поколение, рожденные после 1995-го — они заставили нас это сделать. Сначала показали прелесть грязной России, которая симпатична. Показали серость. Которую потом стало интересно разрисовывать яркими карандашами. В итоге получилось то, что мы имеем, — в России хорошо, в России весело и можно жить для себя.
— Но это какое-то отчаянное веселье.
— Оно похоже на то, когда после пятой бутылки водки ты резко становишься трезвым. Ты понимаешь, что это какое-то помутнение и скоро ты вырубишься. Но этот промежуток интересно прожить как-нибудь по-новому.
— Почему в треклисте «Аргументов» не обозначен Кирилл из «Пошлой Молли», поющий в песне «Револьвер»?
— Да. Не обозначен. А ты разглядел еще один тайный фит? «Давай останемся друзьями» — это поет Полина Фаворская, «Серебро». Вот так, оказывается, все любим друг друга.
Прошлый альбом был весь в фитах. Тут я решил пойти от обратного, никого не указывать. Мы же боремся за какое-то альтернативное внимание? Ну когда ты что-то скрываешь намеренно, но ненароком хочешь показать. Это словно ты изменяешь, но подсознательно хочешь быть пойманным. Это случайно оставленная страница в интернете, брошенный телефон без пароля. Не указывать фиты — точно такая же тема. Хочется быть пойманным.
— Завидуешь молодым ребятам, которым сразу повезло выступать перед большой аудиторией?
— Они пришли на гладко выбритый футбольный газон, когда мы играли еще на кирпичах. Но я не завидую только по той причине, что не жалею, как у меня прошло это десятилетие в музыке. Экспириенс, знакомства, события: я всегда как будто был в и был около. Очень часто я оставался наблюдателем там, где еще чуть-чуть усилий — и тоже мог бы рядом стоять. Но зависти нет, есть радость, что все так происходит.
— Группа «Пасош» критикует ситуацию в музыке. Что ты думаешь об этом?
— Зачем? Я не понял, зачем это было нужно. Это похоже на то, как прекратилась группа «Прыгай, киска», когда у нее что-то начало получаться. Люби момент, пользуйся.
Зная их, не хочется обвинять их в позерстве. В конце концов, давай уж начисто, популярных песен у них не так уж много. Ну что можно напеть? Они как Dinosaur Jr — ты слушаешь и тебе просто нравится. Но напеть Dinosaur Jr тоже нереально, за исключением одной песни.
Ну и зачем от этого отказываться? Мы, ребята с гитарами, не та прослойка людей, которые могут легко отказываться от денег. Это является нашим заработком.
— О заработках. Туры два раза в год — это понятно, а на что музыкант живет в остальное время?
— Смотря какой музыкант. Музыкант Феликс Бондарев ведет много сторонней деятельности, такой как музыка для коммерческих проектов, реклама и джинглы, саундтреки к фильмам, которые никогда не могут выйти, но исправно оплачиваются, или работа с представителями старой школы. Сейчас я продюсирую альбом Найка Борзова. Мне он, понятное дело, всегда был симпатичен — я же понимал, что это русский Бек Хансен.
— Песня «Два раза» — это постмодернистская переработка элджей-попа?
— Конечно, да, что скрывать. Был последний концерт тура, у барабанщика был день рождения, в такси мы услышали эту ***** [хрень] в исполнении «Кабаре-дуэта «Академия». И засвистевшая фляга придумала, что этот припев можно ******** [своровать] по всей этой модной схеме. Но эффект не удался, потому что были проблемы с получением прав на этот припев. Потому что авторские Цекало — это одна история, но есть второй автор. А второй автор умер. Наследников долго не могли найти, а когда нашли, они просто ***** [к черту] нас послали. Из-за этого песня так долго пролежала.
— Как ты относишься к новым звездам вроде Элджея и Федука?
— Да, классные парни. Просто у многих к ним такое отношение. Я его могу сравнить с тем, когда тебе странно смотреть футбол, где чуваки 1996 года рождения забивают за «Реал». Потому что ты привык, что футболисты — это те люди, которых ты повесишь на стену и которые дадут ***** [жестоко побьют].
— Я пытаюсь понять — в «Два раза» ты посмеиваешься над этим трендом?
— Это такая вещь «Что было бы, если бы я оставался тем чуваком из Питера». Тогда бы я сделал целый такой альбом. А сейчас — одну качественную, но забавную вещь. Все говорят про «Два раза», но пропускают тот момент, что я сделал большую цитату Глюкозы.
— Я тоже пропустил. А что там было?
— «Шорох каблуков, давай с тобой по половине». Это ее «Шорох каблуков, каре и юбка мини, мы запутались с тобой, как муха в паутине». Видимо, подсознательно это не работает.
— Видимо, мне нужно было чуть лучше в этом разбираться. Я-то из времени, где было четкое разделение на стыдную попсу и музыку. А сейчас я вижу, с каким восторгом подростки поют Витаса в караоке — ну и понятно, что таких границ много лет нет.
— Да потому что все стало легко и доступно. У меня тоже было взросление, когда я заказывал mp3-диски, которые мне записывал чувак, у которого был интернет. Я это понимаю: для меня тоже оказались важны группы, которые никак не представлены на музыкальной карте, но ты их услышал, когда забивал свой сосуд музыкальный. Его крышка уже давно на самом деле закупорена, теперь ты просто подставляешь дополнительные стаканы, чтобы хоть как-то еще налить, чтобы потом заново вылить. И я понимаю, что группа Silver Mt. Zion — какого *** [черта] они вообще у меня в памяти? Но я до сих пор люблю тот альбом, который услышал, когда мне было 14.
— Почему песня «Молдова 2004» составлена из… А вообще из чего она составлена?
— Куплеты — это дворовая песня, автор неизвестен. Мне ее поставила девочка-молдаванка и сказала: «Ты ее должен когда-нибудь сделать».
— А зачем припев группы «Демо»?
— Это не группа «Демо». Это опять та ситуация, когда ты хочешь быть пойманным, но это не группа «Демо». Зачем я это сделал — да ******* [круто] же прозвучало. И на концертах будет хорошо исполняться.
Видишь, альбом «Аргументы» я сделал не потому что мне не хватило «Голых фактов». Просто когда на тебя идет психологическая атака… Я не могу сказать, что беременность ожидалась. Когда это все внезапно, когда ты в туре, когда понимаешь, что сейчас у тебя родится ребенок, то лучше сделать что-то. Поэтому собрались песни. Они собрались, чтобы я не ********* [сошел с ума].
— У нас в разговоре не раз отсылки к футболу выскакивали. За кого ты болеешь?
— С 2001 года за «Вест Хэм». Еще до всех этих фильмов. Меня они привлекли очень банально: в какой-то момент, как и любые подростки, я изучал историю скинхед-движения, всю эту oi-тематику и песни Sham 69. Ты смотришь, хочешь понять, как это работает, смотришь на эти бренды, на Dr. Martens. И тогда у «Вест Хэма» на форме был логотип Dr. Martens, и это выглядело действительно сильно.
Все болельщики «Вест Хэма», которых я встречал в России, были немного оторванными людьми. Однажды мы друг другу показывали татуировки «Вест Хэма» с одним депутатом.
— Легко ли тебе заниматься продвижением себя в соцсетях?
— Мне всегда было тяжело, потому что я обычно этим занимался с похмелья. Хорошее настроение — кому-то пишешь, что-то делаешь. Плохое настроение — удаляешь паблик на 10 000 подписчиков. Вот такая история. Не знаю, что там у меня сейчас с приростом. Но понимаю, что людей должно быть в два раза больше. Сейчас там 30 000. Но опять же, по сравнению с кем? С рэперами, с которыми мы любим все сравнивать? У которых в паблике 100 тыс. человек, а на концерте 15 школьников.
— Какое место ты занимаешь в музыке?
— Мне бы хотелось, чтобы был такой сервис, где ты вводишь группу из России и тебе показывают, кем бы они были на мировой музыкальной карте. Скажем, вводишь «Свидание» — выходит The National. Но боюсь, что у меня бы вылезло Bloodhound Gang.
— Ты застал время, когда важно, что Look At Me пишет, что ты культовый герой инди-сцены. И ты застал время, когда важно, что «Рифмы и панчи» сделали про тебя пост с подборкой песен. Когда тебе было прикольнее?
— Мне прикольно тогда, когда я перестаю на это обращать внимание.
— Но ты репостнул «Рифмы и панчи».
— Да, потому что там полный ****** [трэш] написан. Генератор случайной информации, выдернутой из ниоткуда. Сейчас я прекратил следить, кто что скажет. Чем это можно объяснить? Наверное, какой-то внутренней уверенностью, что иногда не надо смотреть по сторонам. Это как одеться, перекрасить волосы. А потом едешь и думаешь: «Либо сейчас ***** дадут [побьют], либо пидорасом обзовут». А когда ты прокалываешь нос, красишь волосы и спокойно едешь, намного лучше ощущения.
Концерты RSAC пройдут 1 ноября в Петербурге в клубе «Космонавт» и 8 ноября в Москве в клубе Red.