Фотограф
«В нашей стране принято считать, что миграция душит наши города, наши школы, наши вагоны метро. Миграция — это потоп, она заливает за край, и мы все тонем. Но, по правде говоря, потоп не там, куда мигрируют, а там — откуда. Миграция и ее масштабы становятся ощутимыми и понятными, когда ты оказываешься там, у ее истока.
Каждый день у метро, в маршрутке, в магазине, во дворе нас окружают люди, о которых мы ничего не знаем, люди с одинаковыми лицами. Здесь, в России, у них появляются новые имена: Дима, Андрей, Миша. И даже между собой они начинают называть себя так. За этим человеком, который плохо говорит по-русски, верит в Аллаха и совершает намаз, там, в горах, стоят пожилые люди, его родители, они топят буржуйку и варят нут. Белье во дворе сохнет уже третий день, вода с него стекает и замерзает. В углу играет девочка шести лет с прозрачным розовым шариком, она никогда не видела своего отца, потому что родилась тут, на Памире. Он никогда не видел свою дочь, потому что работает в России.
Проведя в Таджикистане весь январь, я вернулась в Россию, чтобы встретиться и снять близких родственников и детей своих памирских героев. Получился мультимедийный проект «В холоде» — двухсторонняя история, через которую мы можем узнать о мигрантах чуть больше, или с начала, — увидеть, где они родились и как росли, кто их родители, что рисуют их дети, во что верят и о чем мечтают».
Мирфароз уже семь лет живет в Москве. Работает на стройке. Когда я была на Памире, его мама учила меня делать нитки из овечьей шерсти. В начале марта Мирфароз сказал, что совсем скоро ему заплатят за работу, и тогда он сразу женится и обязательно позовет меня на свадьбу.
После возвращения из Таджикистана у меня были имена тридцати героев, но не все номера телефонов. В долине часто отключают электричество, поэтому мобильные с контактами родных иногда месяцами лежат разряженные на полке. Связи все равно нет нигде, кроме одного кишлака. Только до него из-за снега не всегда можно добраться. Редко. Можно всего раз в месяц услышать родной голос.
Зимой долина Бартанга покрывается снегом. Иногда, если выпадут лишние пять сантиметров, то можно застрять в кишлаке на два-три месяца. Здесь нет дорог, нет леса, нет связи и часто не бывает электричества. Здесь много неба, тишины и быстрая холодная вода. Здесь живут люди, но для жизни здесь почти ничего нет.
В доме есть две лампочки. Свет одной из них идет от небольшой солнечной батареи. Их установили почти во всех домах Рошорва
Рошорв — кишлак в Горно-Бадахшанской автономной области (ГБАО) Таджикистана по гранту Евросоюза.
Сегодня в этой семье радость. Сын шесть лет проработал в Москве, его депортировали и теперь он снова возвращается домой. Я спросила у него, что он будет делать здесь. «Два-три месяца буду отдыхать с родителями. Потом… потом, сама знаешь куда. Обратно».
Фаридун работает на мойке машин в Подмосковье. Его жена в январе родила дочку. Когда он увидит ее в следующий раз, ей будет полтора года.
За четыре месяца съемок в Москве и Петербурге четверых героев депортировали, и я даже не успела их увидеть. Восемь человек из тех, кого я встречала там, на Памире, оказались уже здесь.
Алима приехала в Москву к мужу. Алима закончила филологический факультет в Хороге
Хорог — город в Таджикистане, административный центр Горно-Бадахшанской автономной области. Население: 29,2 тыс. человек. В Москве она работает кассиром в KFC. Я спросила, не хочет ли она попробовать найти учеников и давать уроки фарси. Она сказала, что здесь ничего не хочет и ей все равно где работать.
«Я приехала только потому, что муж здесь, я очень скучала по нему, и я очень хочу ребенка. Как только у нас получится ребенок, я сразу уеду домой. Я хочу домой».
Кадаму 47 лет, он почти ничего не слышит. В этом году он оставил жену дома и приехал в Москву, чтобы хоть немного зарабатывать на жизнь. Детей у них с женой не получилось, и помогать им некому.
Кадам живет в вагончике вместе с еще пятью мигрантами. Вагончик стоит на участке большого частного дома в Подмосковье. Туалет на улице, вода из колодца. Каждый из мигрантов платит 5 тысяч рублей в месяц.
Когда в каком-то доме случается праздник, то семья готовит большой плов, женщины разносят тарелки по всему кишлаку, будут угощать всех в каждом доме.
Жизнь в съемной квартире здесь, в России, устроена иначе, чем в обычной городской квартире: почти нет мебели, чистые пустые поверхности. Если зайти днем в выходной, то все сидят на полу вокруг расстеленной скатерти и пьют чай. Где-нибудь в углу комнаты стопка матрасов, покрытая ковром или покрывалом. Вечером их расстилают близко друг к другу на полу и так и спят, все вместе. Точно так же, как на Памире. Чтобы не замерзнуть.
Кадам семь лет не был дома. «Все говорят, что пора жениться. А мне пока не до того. Мне бы главное, чтобы они там все на ногах стояли и сестры могли учиться. А жена не поезд».
Мирфароз, жених Фазилы: «Женщина или девушка, хоть бы она была шустрее своего мужа, хоть бы умнее, она все равно хотя бы видом должна показать что слабая и зависимая. В этом мудрость. Таких нужно уважать. И жизнь получится».
В первой части памирской свадьбы в России невесту наряжают как любую русскую невесту. Когда заканчивается общее празднование, остается только семья, халифаХалиф, халифа (араб. خليفة — наместник, заместитель) — название самого высокого титула у мусульман и самые близкие, тогда невесту переодевают в национальное платье и накрывают четырьмя платками, в них она должна ходить три дня.
Жасмине шесть лет, и она живет с бабушкой. Ее родители уже давно уехали в Москву, а потом разошлись. Жасмина об этом не знает и не видела их уже три года.
Памирский дом держат пять опор, каждая из которых символизирует одного из пяти потомков пророка Мухаммада. Срединный столб называется шах-сутун. Человек, который сидит на этом месте во время еды, должен прочитать молитву. Это могут быть любые слова благодарности Богу за то, что в этот день в этом доме была еда.
Дорога из Душанбе до долины Бартанга занимает около пятнадцати часов. Зимой никакого сообщения, кроме частных внедорожников, нет. Водитель по специальному разрешению набирает пассажиров, каждый скидывается по 100 долларов. Литр 92-го бензина в Таджикистане стоит около 35 рублей.
Холик — халифа двух кишлаков уже двадцать два года. Его сын Карим семь лет не был дома. Он работает грузчиком в Подмосковье. Четыре с половиной года назад он женился на Миромо, тоже памирке. «Сафар» по-памирски значит «странник». Дуои-сафар — молитва, которую читает халифа, когда кто-то отправляется в путь. В основном он читает ее тем, кто уезжает работать в Россию.
Жители Хичеза провожают машину, которая отвезет их соседей в Душанбе. Через два дня они будут уже в Москве.
Когда я приходила в выходные к мигрантам, часто спрашивала себя, почему, даже когда есть свободное время, они всегда сидят дома, не выходят, не гуляют, все время дома. Когда наступает воскресенье, то хочется просто спать. На улице неспокойно. Все время документы проверяют.
Мультимедийный документальный проект «В холоде» можно посмотреть здесь .