«По сети нефтяным пятном расползается очередной флешмоб — #FirstSevenJobs, участники которого — в широком спектре от мировых знаменитостей до вашей соседки — вспоминают первые семь мест работы. Идея сама по себе довольно тривиальная, вполне вписывающаяся в общий канон флешмобов в социальных сетях, примыкающих, с одной стороны, к жанру девичьих школьных анкет, с другой — к масштабным вирусным пиар-кампаниям. Но если нарциссический модус анкет, где в попытке придать своим вкусам уникальность все пишут примерно одно и то же, хорошо понятен, то эпидемическая природа флешмоба порождает вопрос о смысле происходящего. Что именно сообщает о себе человек, перечисляя семь первых своих работ?
Флешмоб #FirstSevenJobs говорит кое-что о современном состоянии капитализма и месте работника в новой системе трудовых и профессиональных отношений. Очевидно, что цифра семь служит здесь условным порогом отсечения для тех, чья трудовая книжка или биография до этой планки не дотягивают. Работаешь на первой, третьей, даже шестой работе — да что с тобой не так? Может, ты слишком ленив и инертен? Может, родственники подыскали тебе теплое место, а амбиций пойти за мечтой да и самой мечты ты в себе не обнаружил? А может, ты просто труслив, боишься рискнуть и стать частью текучих современных отношений наемного труда и предпринимательства?
Трансформации труда и досуга последних десятилетий остаются для многих либо вовсе темной, либо серой областью неявного фонового знания, над которой не принято или страшно задумываться. Вместе с тем ситуация, при которой ваша профессиональная траектория чем извилистее, тем завиднее, не нова. В 1990-е огромные массы россиян оказались выброшены из накатанной колеи «школа — ПТУ/вуз — работа — пенсия» и были вынуждены радикально менять специальность, а чаще просто переходить на менее престижную работу. В России этот переход традиционно списывается или описывается в терминах «шоковой терапии», «издержек транзита», «бандитского капитализма» и «лихого десятилетия». То есть как некая сугубо русская беда вроде моровой язвы и прочих египетских казней. Такой взгляд скрывает глобальную природу произошедшего неолиберального перехода к гибкой модели трудовых отношений, которая описывается термином «самопредпринимательство». Самопредприниматель, человек-предприятие — это все мы и каждый из нас, автономные монады рыночной экономики, работающие над собственной капитализацией, наращиванием своей личной производительности, ищущие самим себе нишу, продающие себя как средство производства или приобретающие труд других.
Не вдаваясь далее в детали свершившегося перехода, отметим лишь, что самопредпринимательство в силу самой своей логики предполагает длительный период поисков себя и самообучения через приобретение практических навыков в самых разных областях. Поскольку заранее спрогнозировать собственную профессию или спрос на рынке труда невозможно, то ваши навыки должны представлять собой универсальные кубики-модули для произвольной (само)сборки в интересах текущего проекта. В известной работе французских социологов Люка Болтански и Эва Кьяпелло «Новый дух капитализма» эта адаптивность, способность мгновенно (пере)подключаться к другим узлам-проектам названа универсальной чертой «проектно-ориентированного града» как нового состояния капиталистической системы. А кризис таких якорных социальных институтов подготовки работников, как средние и высшие учебные заведения, судорожные усилия университетов разнообразить номенклатуру специальностей, встроить различные механизмы внутриакадемической мобильности и т. д. как раз и являются следствием данного перехода.
Не сознавая того, участники #FirstSevenJobs дают своего рода присягу на верность этому новому порядку и декларируют свою принципиальную современность и вписанность в подвижные структуры сегодняшнего рынка труда. В этом смысле первые семь работ как раз значения не имеют, будучи лишь отправной точкой последующей профессиональной траектории. С тем же успехом можно вспоминать детские увлечения, кружки и секции, критическая масса которых за плечами определяет социальный профиль индивида».