«Дом — это и тюрьма, и спасение»: проект о жизни на карантине, снятый на столетнюю Kodak

4 августа 2020 в 18:48
Британка Джо де Банзи провела месяцы самоизоляции с семьей. С помощью старинной фотокамеры времен пандемии испанки девушка вела хронику карантинной жизни. Так появился проект о существовании взаперти, жизни и смерти, страхе будущего и принятии новой действительности. «Афиша Daily» с разрешения авторки публикует проект и комментарий к нему.

Когда коронавирус пришел в Великобританию, мой зять Питер Харт серьезно заболел. Он заразился во время работы фельдшером в Национальной службе здравоохранения. Когда его положили в отделение интенсивной терапии, кризис приблизился к нашей семье. Это стало стимулом, который помог мне избавиться от творческого паралича, сковавшего меня после того, как привычная «нормальная» жизнь пошатнулась.

Я могла выходить на улицу лишь раз в день, и это напомнило мне о первых женщинах-фотографах, которые были привязаны к дому из‑за сложностей съемки и социальных условностей своего времени. В моем проекте нашли отражение домашние портреты леди Клементины Гаварден (одна из первых женщин-фотографов. — Прим. ред.) и ее снимки окружающего мира через окно.

Дом — это и тюрьма, и спасение. Центром нашей жизни становится еда: мы тщательно планируем приемы пищи, рискуем своими жизнями, выходя за продуктами в магазин, и постоянно вертимся у холодильника и плиты. Время то пролетает незаметно, то тянется, как резина. У нас есть время, чтобы поспать, почитать, заняться домашним хозяйством, выпечкой и садоводством. Мы общаемся во время викторин по зуму и уединяемся для звонков по работе и видеовстреч с коллегами. Дни, а затем недели плавно перетекают друг в друга, потому что мы забываем, на что тратим драгоценное время.

Неопределенность будущего и чувство угнетенности от самоизоляции заставляют нас всех искать потерянную мотивацию. Университет заканчивается на последнем экзамене, мы боремся с домашними делами, пытаясь найти цель в этом нежданном отпуске, сократить расходы и избавиться от неопределенности.

В это время катастрофа пандемии становится личной трагедией для нашей семьи. 12 мая, после тридцати дней на аппарате ИВЛ, мой зять скончался в свой 52-й день рождения. В тот день я сделала снимок «Майское дерево», на нем изображен боярышник в полном расцвете. Он символизирует любовь и защиту и кажется мне подходящей эмблемой, чтобы увековечить память о рождении, жизни и смерти Питера Харта.

В тот же день с чаем и пирожными в саду мы празднуем день рождения одного из наших домочадцев. В этот майский день, который невозможно забыть, мы мучительно чувствуем, как связаны рождение и смерть.

Создавая фотопроект, я старалась передать исторический контекст пандемии, подчеркнуть ощущение замершей жизни. Я снимала на старинный Kodak No. 3A Brownie, который был популярен во время эпидемии испанского гриппа 1918 года, а негативы проявляла с помощью мокрого коллодионного процесса (этот метод использовался во второй половине XIX века. — Прим. ред.). Эмульсия 1850 года медленно записывает свет и требует длинных выдержек, что идеально подходит для отражения замедлившегося темпа нашей жизни.

Несмотря на замершие позы, мягкое размытие, возникающее после невольных движений, фиксирует едва различимые признаки жизни, в то время как все вокруг остается неподвижным и остановленным во времени.

Старинный процесс проявления непредсказуем, и химикаты просачиваются на снимки. В «Стрижке» на некогда здоровой раковине появляется сыпь, в «Ежедневной прогулке» дерево разрывает рана, хотя утром в лондонском парке оно было безупречно. В этом хрупком просачивании эмульсии, поцарапанных и плачущих краях пластин, неожиданных пятнах отражаются непредсказуемость вируса и физический и эмоциональный ущерб, который он нанес.

Весна сменилась летом, и долгожданная свобода и возвращение к привычной жизни теперь мучительно близки. Но пока дом остается нашим убежищем, и раны от травм и потерь будут ощущаться еще долго.