Координатор отдела инклюзивных программ музея «Гараж»
Cлово «инклюзивный» очень часто ставят в один синонимический ряд со словами «специальный» или «для людей с инвалидностью», что в корне неверно. Инклюзия — это набор практик, главная цель которых — создать комфортные условия для всех людей: с инвалидностью или без, людей разного возраста, пола, гендера, этнической и религиозной принадлежности. Поэтому для меня «инклюзивный ресторан» — это место, куда может прийти любой человек и не испытывать каких‑либо трудностей и неудобств.
Наше кафе находится в здании Музея, которое адаптировалось под принципы универсального дизайна в ходе реконструкции. Сотрудники кафе, как и сотрудники всего музея, ежегодно проходят курсы основ русского жестового языка, а также тренинги по пониманию инвалидности. Вообще, самое важное, на мой взгляд, в любом месте — это адекватные люди, а не наличие каких‑то адаптированных материалов. Зачем вам адаптированное меню, если вас не рады видеть?
Архитектурная доступность и френдли атмосфера влияют, конечно, только положительным образом на само кафе и на музей. Кафе вообще хорошо показывает все разнообразие аудитории, которая приходит в «Гараж»: дети с родителями, подростки, аудитория постарше, люди с инвалидностью, иностранцы.
Пока все же самыми доступными местами в Москве, с точки зрения физической доступности, являются недавно построенные торговые центры и, соответственно, зоны общепита на их территории. Найти доступное кафе или доступный ресторан в Москве — это очень непростое дело. Ряд кафе, которые себя позиционируют доступными, на деле такими не являются. Это очень печальный момент, но я надеюсь, что все же в ближайшем будущем ресторанный бизнес будет больше обращаться к разным аудиториям и учитывать их интересы.
Создательница кафе «Огурцы»
У нас есть проект инклюзивных мастерских «Простые вещи», который начался почти три года назад. Мы хотели сделать место, где могут общаться люди с особенностями, волонтеры, профессиональные и классные ремесленники. Идея была в том, чтобы пространство просто было общим.
В какой‑то момент мы трудоустроили особых ребят в эти мастерские, и за три года они научились чему-то в рамках одной-двух профессий: многие из них круто пилят деревянные вещи, лепят из керамики, кто‑то так круто рисует, что получается готовый дизайн-макет.
И все это время у нас в этой мастерской стояла профессиональная двухрожковая кофемашина. И однажды нам всем стало интересно, по какому принципу она работает.
Два человека у меня напрямую попросили: «Маша, научи меня пользоваться этой штуковиной!» Это был первый «звоночек». Они научились отлично готовить кофе, например, наш классный Макс, который буквально шантажировал меня словами: «Ну что, я уже умею делать кофе, когда ты откроешь мне кафе?»
Мы придумали сначала протестировать формат: сделали деревянную будку и летом выезжали на разные фестивали, благо их тогда было достаточно.
Было страшно, что люди будут реагировать негативно и говорить: «Я у этих чуваков кофе пить не буду».
После первого же фестиваля мы поняли, что вообще все в порядке. Потихонечку выводили ребят в смены, буквально на несколько часов — в таком незначительном включении человек не успевает совсем устать. Люди в итоге совсем не догадывались, что у нас какое‑то необычное кафе. Кафе и кафе: корнер с вафлями в пупырку (гонконгский вариант, когда вафли скручиваются в рожок) и классный кофе. Никто, кроме нас их тогда не делал, и люди стояли конкретно за ними. Им было вообще все равно — социальный проект или какой‑то там еще. Хороший кофе у ребят — ну и вафли ничего.
Одним из первых особых людей, кто работал в сменах, была Даша. У неё довольно слабые руки, и из‑за этого она чуть неуклюжая, но при этом невероятно харизматичная. Она так тебе может сказать «привет», что запомнится на всю жизнь. Даша тогда сидела на кассе, и когда человек получал свой заказ и чек, она давала ему наклейку. Тут люди начали что‑то там подозревать и аккуратно интересоваться, что же у нас за проект такой.
Так прошло все лето, мы отработали на десяти разных фестивалях Петербурга и поняли, что у нас все может получится. Согласитесь, было бы странно по отношению к ребятам показать новую реальность и потом сказать: «Ну, повторим только в следующем году».
Мы решили рискнуть и открыть кафе — и в конце августа запустили краудфандинг. Толком не просчитывали, сколько нам нужно на него денег, просто понимали, что гораздо больше, чем мы можем собрать своими силами.
Народ оказался готов, у нас был быстрый и успешный сбор средств, но самое крутое происходило после открытия, куда пришло 150 человек, при том что вместимость кафе — максимум 70. Пришли все родители наших особых ребят, которые занимались в мастерских, и в итоге получился семейный праздник, на который заскочило еще много других гостей.
У нас веганская еда, но мы не делаем на этом упор, как и, собственно, на инклюзии: мы не пишем об этом в заголовках, не клеим наклейки — просто стараемся делать хорошее кафе с классной едой. Кухня очень круто заработала, меню вышло сбалансированным, и неважно, ешь ты мясо или нет, — можно наесться вообще на ура.
Мне хочется туда прийти со своими друзьями, привести свою семью, и я буду всегда чувствовать себя там комфортно и знать, что люди, которые меня окружают, — на той же волне, что и я.
Я мечтала, чтобы в наше кафе приходили семьи с детьми с особенностями, и когда это происходит, у меня слезы наворачиваются, потому что я понимаю, насколько для них тяжело найти место, в котором их не будут стесняться или пытаться отсадить подальше. И вообще, если ребенок разлил кофе, начал носиться, взял книжку без спроса — никто его не будет отчитывать за это.
И вообще есть невероятное желание, чтобы на каждой улице было инклюзивное кафе. Чтобы вообще это понятие пропало и люди спокойно могли устраиваться на работу туда, куда они хотят. К нам многие приезжают на стажировки, мы даем консультации, как открыть кафе, с чего начать, какие особенности по оформлению документов ребят (спойлер: практически никаких).
В Европе, например, совершенно другая система финансирования социальных проектов. Если проект социальный и находится под опекой города или страны, то там весь зарплатный фонд выплачивается за счет субсидий. У нас он составляет более 40%, и если бы все доставалось из субсидий, то мы бы сеть кафе уже открыли. Еще зарубежом есть льготная аренда или бесплатные помещения. Найти в Петербурге подобное под кафе — это задача на уровне нереальных. Поэтому мы пошли обычным путем: сняли помещение и платим за него аренду, довольно большую.
На данный момент у нас двенадцать особых ребят, которые работают на трех позициях, — помощник повара, бариста, помощник администратора.
Сейчас в планах — постепенно переводить их в обычные кафе. Они часть времени будут продолжать работать у нас, а два-три дня — там. Я мечтала запустить такую программу, потому что это действительно нас всех сблизит, и инклюзивные кафе появятся не потому, что какие‑то активисты с горящими глазами решили их открыть, а потому, что любой работодатель будет брать и трудоустраивать к себе человека.
Сложности будут, конечно, но мы готовы помогать внедрять человека в систему нового рабочего места. Я очень хочу показать, что на самом деле это возможно, и обучать на базе «Огурцов» хотя бы стабильно десять человек в год.