«Дневник токаря Белоусова (1937–1938)». Эту книгу издали мои друзья Common Place в серии «Прожито». Единственная была в рюкзаке, когда я попал в больницу. Очень повезло с врачом, меня поначалу лишь кольнули феназепамом и быстро объяснили мое состояние. Я переработал. Одновременно писал альбом, две книги, сценарий, пытался вернуть жену, и вот опять пришли ко мне видения рая и ада, а потом я поговорил с дедом по телефону и решил, что он умрет на следующий день. Короче, я неправильно понял подтекст, и друзья решили, что мне надо подлечить мозги. Они отчасти правы.
Я оказался в наблюдательной палате. Рядом был парень, считающий себя Сатаной, читал мои мысли и проговаривал их вслух. Меня пичкали нейролептиками, усидеть на месте я не мог, спал мало, часов по 5 в сутки, особенно первое время. Выходил с книгой в коридор, чтобы не думать о фестивале «Боль», который я, возможно, … [пропущу], не думать о том, на что тогда буду жить все это лето. И просто читал книгу.
Например, такую запись сделал токарь Белоусов 23 декабря 1937 года:
«Работать не пришлось, с утра политрук оставил на политзанятие, он сказал, что я увиливаю от политучебы, это меня обидело, и я с ним даже поругался. Прибыло сидеть. Тогда Бабкин поехал домой, а я на «Большевик» на почту, чтоб получить гонорар. У «Большевика» мне не пришлось никого встретить, и я, получив деньги, поспешил домой и, доехав до Московского вокзала, у меня сильно промерзли ноги, и я от Московского пожелал идти пешком. От журнала «Рабоче-крестьянский корреспондент» получил письмо, просят писать в журнал о стеновке и ее военкорах. Вечером смотрели в штабе новый заграничный фильм «Катерина», он бессодержателен, только артистка Галь играет прекрасно. Написал письмо тете, Антоше и Ване. Назначили ночью сгружать дрова, поэтому наш взвод на прогулку не ходил. Вот так минуло время».
Наконец приехала Даша. Она сказала, жаль, что нам приходится говорить в таких условиях. Но она меня любит и хочет быть со мной. Я сказал, что хватит уже друг друга мучить. Надо сходиться и делать ребенка. Мы три года горим в этой страсти, никуда не деться, ребенок хочет, чтобы мы его родили. Я выйду отсюда, буду меньше работать и больше заботиться о ней. Может быть, получится малыш, в любом случае для нас он будет великим.
Всех психов выгоняют из комнаты отдыха, когда к тебе приходят гости. Мы были втроем: я, Даша и Саша Дронова, продюсер последних альбомов «Ночных грузчиков» и «Макулатуры». Саша сказала, что может постоять на стреме, чтобы никто случайно не зашел. На удачу был тихий час, психи не ходили по коридорам.
Костя привез мне книгу «Дзен и искусство ухода за мотоциклом». Читал я ее очень долго, параллельно успев прочитать еще две книги. Вся первая половина хоть и написана очень занудно, но случилось полное попадание. Такое же было со мной в пятнадцать лет, когда я взял в руки «Чапаева и Пустоту». Я перечитывал книгу раз за разом, пока не понял, почему это подделка. Но здесь иначе, книга настоящая. Поездки по Америке, описание мотоциклов, отношения автора с сыном — все настоящее.
Я продирался через этот скучный текст. Сатана кричал мне, что я идиот, потому что не хочу с ним дружить, ссал в штаны и угадывал цифры моего номера телефона. Другой парень, гей и радиоведущий, орал, чтобы ему дали феназепама.
— Эти голоса меня … [достали]! Я не могу больше!
Потом его связали. Я ходил по палате и коридору. Даже корректоры не помогали. Нейролептики делали свое дело, ноги гудели, хотелось ходить и ходить.
Эта книга обо мне, я обязательно буду ее иметь при себе, открывать и перечитывать.
«Настоящий университет, сказал Федр, не имеет определенного местоположения. Не владеет собственностью, не выплачивает жалований, не принимает материальных взносов. Настоящий университет — состояние ума. Великое наследие рациональной мысли, донесенное к нам сквозь века, не существует где‑то. Это состояние ума возобновляется в веках сообществом людей, которые по традиции несут профессорские звания, но даже эти звания — не Университет. Настоящий Университет — непрерывный поток самого разума, никак не меньше».
Когда Роберт Персиг дошел до момента, где он … [разносит] геометрию, читать особенно скучно. Помню, еще в седьмом классе, мне выдали учебник «Геометрия 7–9». И под словом «геометрия» какой‑то школьник подписал ручкой «не более». До сих пор это кажется самой меткой шуткой в моей жизни. Принципиально ни одного домашнего задания в жизни по геометрии не выполнил.
Даша и Костя привезли мне блокнот, я начал сочинять реп для нового альбома. В общем, осваивался в наблюдательной палате. Научился мыть перед сном ноги горячей водой над раковиной, так было легче засыпать. Но просыпался я все равно за пару часов до подъема. Отжимался в комнате. Уже почти белые ночи, можно было редактировать тексты. Один раз Сатана при мне изорвал книгу, я боялся, что он доберется и до моих записей. Всегда держал их рядом.
Хан Замай приехал в гости и подарил мне книгу застольных бесед с поэтом Уистеном Хью Оденом. Стихов его я не читал, но книга супер. Спасибо тебе Замай, ты лучший человек в репе. Почти такой же великий, как Ваня Смех.
Я меж тем продолжал ходить по коридору и там познакомился с реинкарнацией Достоевского. В этой жизни его тоже зовут Федор, внешне он такой же. Молчалив, вместо книг пишет драм-н-бейс и катается на скейте. Много курил травы, страдает биполярным расстройством, от этого и лечится.
В отделении лежали целых два Агеевых. Один М.Агеев, судя по всему, — настоящий. В этот раз Буркевиц, похоже, отказал дать герою «Романа с кокаином» денег и посоветовал ему полежать в Кащенко. М.Агеев ведет себя тихо. Ловит воображаемых мышей в коридоре, потом прячет их по углам. Очень любит курить, стреляет сигареты. Иногда дрочит вялый член в туалете. У него бессонница, он много трогает себя за лицо. Познакомился с интеллигентом Виктором. В это время Костя уже принес мне плеер, на котором были наброски новой «Макулатуры» и последний наш альбом. Я каждый день переслушивал его, потом переходил к наброскам чтобы новый материал сделать на шаг круче старого. Виктору я решился дать послушать песню, было интересно, как отреагирует на «30 лет как мертв». Ему понравилось, он сказал:
— Это похоже на группу «макулатура», знаешь такую?
Узнав, что я не читал «Маленького принца», Виктор вручил мне книгу. Это, конечно, супер. Прочитал, не отрываясь, несмотря на неусидку.
Меж тем дело шло к выписке. Я начал ходить на разные кружки и в цех. В цеху мне особенно нравилось.
Еще была психотерапевтическая группа. Там меня сочли умным.
Раз сходил на танцы. Впервые в жизни попробовал раскрепоститься и потанцевать. Мне предложили сольно поработать, я, конечно, отказался.
Время в дурке идет очень тяжело. Жил от приезда до приезда Даши. Она нашла работу в Петербурге. Переехала жить по соседству с Костей. Сейчас я уже вышел оттуда, дочитываю «Истории обыкновенного безумия». Все хорошо, я пишу альбом и эту книгу. Привет, Артем, дорогой редактор. Надеюсь, ты управишься с этим потоком. Привет, Кирилл, спасибо, что первый это читаешь. Я тебя люблю.
Однако врач мне сказал, что мне опасно резко завязывать с бухлом. Надо понемногу выпивать вечерами, разгружать мозг. А вот курить траву мне запретили строго.
Перед выпиской я перечитал рассказ Буковски «Грандиозная дзен-буддистская свадьба». Разве может быть что‑то лучше для больницы?
«И тут я обратил внимание на то, как выглядят при свечах уши Дзен-учителя. Свет струился сквозь них, как будто они были сделаны из тончайшей туалетной бумаги. Человека с такими тонкими ушами, как у дзен-учителя, я еще никогда не видел. Так вот что сделало его святым! Я должен был заполучить эти уши! Чтобы носить их в бумажнике, приделать коту. Или чтобы держать под подушкой».