Заместитель директора по издательской деятельности издательства «Наука»
— Расскажите в двух словах, что случилось, почему издательство, пережившее кризисы девяностых и нулевых, именно сейчас оказалось в такой ситуации?
— Здесь сошлись несколько факторов. Первый — стратегический и системообразующий. Конечно, структурно издательство «Наука» осталось в шестидесятых-семидесятых годах. Это действительно была очень крепкая, собранная на совесть советская система, и она просуществовала по инерции почти до 2018 года. Издательство, конечно, нужно было реформировать, обновлять, нужно было им заниматься как современным средством работы с научной информацией, а не как архаичным придатком советской эпохи.
А из этого вытекают вещи, связанные с сегодняшним днем. С накопившимися большими задолженностями по бюджету издательство не смогло участвовать в аукционе на издание академических журналов, подготовкой и выпуском которых оно занималось все это время. А издание академических журналов в последние годы было основным источником дохода — даже тех, кто впрямую не был связан с журналами, а занимался, например, книгоизданием. Для издательства это означает окончание работы с целым огромным коллективом, потому что содержать его сейчас нет никаких возможностей.
— А с какого момента «Наука» стала коммерческой институцией?
— До 2014 года издательство «Наука» было самостоятельным предприятием в составе РАН, и его бюджет растворялся в общем бюджете РАН. С 2014 года, когда образовалось ФАНО, Федеральное агентство научных организаций, издательство «Наука» было преобразовано в федеральное унитарное предприятие — а любое ФГУП должно зарабатывать деньги. И задачей «Науки» с 2014 года было приносить государству прибыль. Неважно, чем занимаясь — овцеводством, продажей шуб или сдачей помещений в аренду. Понятно, что сама по себе научная издательская деятельность в том виде, в котором она существовала, не может быть прибыльной. Это и привело к тому, что нарастали долги — прежде всего, перед налоговыми органами.
Когда коммерческое предприятие не приносит прибыли, его надо каким-то образом реструктуризировать, вот кто-то этим и займется. Но это будет совершенно другая структура. Будет ли она коммерчески прибыльной? Возможно, будет, но какие функции она при этом будет выполнять, мы сейчас не знаем. Для сотрудников нынешнего издательства это означает одно: их сокращение, увольнение, может быть, перевод в другие структуры.
— Для того, чтобы понять масштаб — какого количества людей непосредственно касается дальнейшая судьба «Науки»?
— Сейчас в «Науке» работает в общей сложности почти тысяча человек. Это и московский офис, и четыре типографии — Новосибирск, Санкт-Петербург и даже Махачкала. В зависимости от того, по какому сценарию будут развиваться события, либо все эти люди окажутся на улице, либо речь идет об оптимизации и реструктуризации.
Те частные компании, которые взялись сейчас за исполнение государственного контракта на второе полугодие, будут оптимизировать все затраты. Они понимают, что денег, которые выделяет государство, реально не хватает на полноценную работу над журналами. Кто будет сокращен в первую очередь? Вы как журналист знаете, что всегда сокращают редакторов. С точки зрения процесса даже курьер понятно чем занимается, а вот без редактора представить журнал можно: есть же автор, который может сам подготовить статью. Примерно так представляется сейчас этот подход.
Наши научные журналы представляют российскую науку во всем мире. Сейчас научные редакторы над ними долго работают с авторами, потом уже вычищенная русская версия переводится на английский язык. Если убрать стадию научного редактирования, то будет переводиться не выверенная версия научной статьи, а то, что написал автор. Есть прекрасные ученые, которые совершенно не умеют работать с научными публикациями. Если научных редакторов не будет, то престиж российской науки упадет еще ниже.
Есть и второй контекст всей этой истории. Основная единица отчетности научного учреждение — публикация. Когда наука была в неких общегосударственных руках, все было, может, плохо, но понятно. Если сейчас частная компания будет определять, какие статьи публиковать, а какие не публиковать, то это будет опосредованно влиять на научную политику государства в целом.
— И ваши критики, и вы признаете, что у «Науки» давно накапливались долги и прочие проблемы. Что мешало модернизировать издательство до этого?
— Понимаете, когда старый дом начинает сыпаться и рушиться, все это видят, но не обращают внимания. Но когда упала крыша и рухнули стены, все говорят, что его нужно было, оказывается, ремонтировать. У нас в стране подход к государственным институтам именно такой. Беда в том, что, когда издательство перестало быть частью академии наук, получилось, что оно никому не нужно в этой стране. Академия посчитала, что это дело ФАНО, ФАНО — что это дело академии, вот няньки и отказались от своего дитя. Ну а что касается девяностых — ну сами понимаете, не хватало денег, были другие заботы, другие расходы.
— «Науку» давно критиковали за то, что издательство якобы завышает стоимость книг и журналов, да еще и бережет их от попадания в интернет — в итоге люди фактически просто не могут позволить себе покупать их. Не в этом ли одна из причин текущего положения дел?
— Я в целом согласен, что цены на продукцию издательства «Наука» большие. Оправданно ли они большие, я не берусь судить, потому что сама система издательства, конечно, была неэффективной. Но вот есть в составе «Науки» издательство «Восточная литература», которое в течение семи или восьми лет работает над переводом книги. Как разделить эти семь-восемь лет работы редакции на тираж, скажем, в пятьсот экземпляров? Даже если книжка будет стоить пять тысяч, это не будет отражать ее реальную себестоимость. При этом издательство «Наука» не сидело ни на государственном бюджете, ни на государственных дотациях. Надо было зарабатывать деньги, но при этом мы не торговали шубами, а работали на рынке научной литературы.
Теперь — что касается журналов. Журналы якобы производились на деньги РАН. Но все, и академия, и наши критики, признавали, что денег хватает ровно на половину затрат, реально понесенных редакцией. А теперь давайте подумаем, на какие средства «Наука» должна была создавать редакционно-издательскую систему, электронные библиотеки, обновлять оборудование, брать более прогрессивных молодых специалистов? Этих денег просто не было.
Все проблемы и с отсутствием нормального доступа, и с допотопной системой, действительно есть. Но разве кто-то обращал внимание на «Науку» в последние годы? Никто не обращал. Бабушка тихо-тихо жила, а потом оказалось, что бабушке надо умирать — и все вдруг вспомнили, что есть бабушка на свете.
— Появилась ли теперь надежда, что «Наука» доживет до столетнего юбилея, который случится в 2023 году?
— Да, появилась. Потому что начался разговор о том, что нужно создавать единый научно-издательский центр, появилось Министерство науки и высшего образования, появились условия для перезагрузки. Но при этом дилемма заключается в следующем: либо этот новый научно-издательский центр будет включать в себя «Науку», либо, как у нас любят, сначала до основания все разрушат, зачистят, а потом будут создавать какие-то новые структуры. Вот именно сейчас решается этот ключевой вопрос. Как он будет решен, нам сложно сказать, и позиция академии наук большого энтузиазма у нас не вызывает. Потому что РАН, как мне кажется, к сожалению, не видит издательства «Наука» в составе этого комплекса. Я не могу судить, но судя по высказываниям людей, которые этим занимается, дело обстоит именно так.