«Это одно из немногих мест, где действительно, по-настоящему, работает твоя душа. Что-то такое сокровенное и важное, невысказанное начинает работать внутри тебя на спектаклях Юрия Погребничко. Это какая-то невероятно хрупкая материя, сотканная из мимолетных деталей. И тем особенно ценная. Мне кажется, можно выписывать людям поход на спектакли театра «Около» как лекарство. Для балансировки души».
«Здесь [на новой сцене раньше] была жизнь, потом [после пожара] не было жизни, теперь чистоту навели, и вот теперь надо снова начинать жить. Это как переезд в новую квартиру. Я думаю, вот этот момент оживления места явно совершенно произойдет. Ведь Юра [Погребничко] работает с такими фактурами, которые имеют биографию, историю. Он вообще работает с исторической, даже с генетической памятью. Я человек сентиментальный, я моментально попадаю под обаяние Погребничко. Его театр — невероятно спокойный, при этом у него там бушует все каким-то особым буддистским способом. Помимо душевных переворотов, это еще и чисто эстетическое удовольствие — от смелости, от языка. Если человек в середине спектакля [«Магадан/Кабаре»] позволяет себе дать выступление баяниста на 23 минуты — это как?! И это же не просто прием, это же работа со смыслами. От песен времен моей бабушки перейти к Пьяццолле — это содержательно. Вообще, Погребничко в своих спектаклях говорит об одиночестве. А одиночество — это тема на все времена. И уж кому, как не нам, обладающим такой территорией, такими пространствами, говорить об одиночестве. Еще это весьма душеполезная история. Люди не идут в «Около» узнать что-то — тут что-то происходит с тобой».
«Это любимый театр. Умный. Скромный. Тихий. У этого театра нет лоббистов и богатых фанатов. А он прекрасен. Но он не для всех. Не люблю этого выражения, но в данном случае именно так. Этот театр надо почувствовать. Расположенный в самом центре Москвы, он сгорел давным-давно, в лужковские времена, и с тех пор театр отчаянно отбивался от желающих прибрать лакомое место. Перебивался, выживал. И вот при новом мэре театр не только выжил, он реконструирован, прекрасно оборудован и открыт! Это мое личное спасибо мэрии. Собянину. Департаменту культуры. Потому что когда реконструируются большие, признанные национальным достоянием театры — это обязанность. А когда такие маленькие театры, в прошлые времена павшие бы жертвой финансовой выгоды, — это что-то совсем другое. Это и есть образец настоящей неформальной культурной политики».
«Новые люди, конечно, придут [в связи с открытием новой сцены]. Будет больше людей, больше народу узнает про «Около». Было такое чувство [на открытии], когда не хочется ни с кем делиться чем-то очень личным. Не знаю, стоит ли описывать, объяснять, что это за театр. Не убьется ли вербализацией весь его тон. Внутренне для меня этот театр является мерилом художественной смелости. Не в том смысле смелости, что, мол: «А сделаю-ка я вот так». А в том смысле, что общепринятые театральные законы формы и времени перестают работать тогда, когда есть мощный увлеченный авторский взгляд. Все те промежутки, все те повороты и перипетии, к которым нас приучили, законы формы, к которым мы привыкли, становятся не такими влиятельными, как тот авторский взгляд, который сам в тебе рождает новые законы».
«Я никогда до этого не была в театре «Около». Более того, не знаю, как со мной так нелепо получилось, я никогда об этом театре не слышала. И я была просто потрясена тем, как такое важное явление в культуре нашего города вообще могло мимо меня проскочить. Теперь я пойду на все спектакли Погребничко. Мне очень понравился спектакль «Магадан/Кабаре» [который показали на открытии новой сцены]. Мне он показался исключительно талантливым. Он в своем собственном формате. Этот формат — не то, что я делаю как режиссер, как художник и продюсер, но мне очень это понравилось, потому что я увидела в этом искру Божию, как говорится. Я в этом вижу талант, это меня всегда очень трогает. Талант режиссера. И вижу в этом пульс, вижу что-то живое».
«История театра «Около», как это пошло и банально бы ни звучало, неразрывно связана с чудом. Чудеса регулярно происходили на крошечной сцене в Вознесенском переулке — кто видел спектакли Погребничко, хорошо представляет это ощущение оторванности от мира и от самих себя, легкой диссоциации, охватывающей зрителей в зале, чувство максимального остранения (по Шкловскому) и выстраивания сложных связей в тексте, на первый взгляд разорванном, нашпигованном очень разными, порой конфликтующими нарративами. Теперь список чудес дополнился еще одним: с той маленькой сцены театр переедет на сцену столь же небольшую, но зато свою. В какой-то момент казалось, что этого никогда не произойдет, поскольку текущая реальность не предполагает в центре Москвы существования авторского театра, игнорирующего тренды и рынок. Сущностно, полагаю, мало что изменится: костяк театра «Около» мог бы все так же смешивать Кэрролла, Чехова и Беккета и ставить спектакли хоть в степи, хоть на Луне (а Погребничко помотало по всему Союзу, вплоть до мест, совсем уж мало приспособленных для жизни). При этом можно рассчитывать, что в новых обстоятельствах в «Около» могут попасть люди, которые прежде бы не добрались до тесного помещения над отопительным узлом у бывшей конюшни Станиславского, что означает, что еще несколько десятков, а может быть, сотен людей прочно инфицируются особой созерцательностью, характерной для постановок Погребничко. Учитывая, насколько мощно она влияет на мировоззрение и количество людей в театральных кругах, на чье восприятие повлиял «Около», ситуация кажется вполне многообещающей».
Юрий Погребничко получает приглашение возглавить Московский молодежный театр «На Красной Пресне». До этого Погребничко ставил спектакли по всему СССР — от Киева до Красноярска, работал в Театре на Таганке и несколько лет был главным режиссером Камчатского драматического театра.
Театр получает новое название — «Около дома Станиславского»; дом основателя МХТ действительно находится рядом. Погребничко привел с собой команду: художника Юрия Кононенко, актеров Валерия Прохорова, Лилию Загорскую, Николая Алексеева.
Юрий Погребничко ставит спектакль «Вчера наступило внезапно, Винни-Пух, или Прощай, Битлз», в котором персонажи Милна носят фирменные для «Около» шапки-ушанки, слушают речи Брежнева и цитируют Леннона. Спектакль создал театру репутацию одного из самых оригинальных и самобытных в Москве.
По приглашению Погребничко с театром начинает сотрудничать эстрадная певица Наталья Рожкова. Именно при ее участии формируется музыкальное направление в «Около», на афишах появляется новопровозглашенный жанр «ностальгическое кабаре».
Умирает художник Юрий Кононенко, бессменный соавтор всех спектаклей Погребничко.
Спектакль «Русская тоска» получает Гран-при Эдинбургского фестиваля. Умирает близкий театру «Около» философ, режиссер и богослов Евгений Шифферс. С театром начинает сотрудничать режиссер и актер Алексей Левинский.
Юрий Погребничко получает звание народного артиста и Государственную премию.
Спектакль «Странники и гусары» получает «Золотую маску» — приз критики.
Сгорает сцена, часть декораций и костюмы. Расследование выявило поджог. До сих пор под подозрением жители соседних домов, претендовавшие на занимаемое театром здание в Вознесенском переулке.
Обустройство временной сцены в соседнем здании, в котором в начале ХХ века находились конюшни семьи Станиславского. Сцена получает название La Stalla. Алексей Левинский открывает при театре «Около» лабораторию биомеханики.
Спектакль «Ля эстрада» получает «Золотую маску» в номинации «Лучшая работа режиссера».
Объявлено начало реконструкции сгоревшей сцены.
Спектакль «Магадан/Кабаре» получает «Золотую маску» в номинации «Лучший спектакль малой формы».
С этого момента театр располагает двумя сценами — новой и старой; обе камерные — на 80 и 60 мест. Осенью 2018 года театру «Около» исполнится 30 лет.
«Не бог весть какая мысль, наверняка ее уже высказывали, но она не предельно банальна. Пространство, которое мы запоминаем, позади, в детстве вы где-нибудь находились, потом дальше еще. Вы по нему ностальгируете. Можно подумать почему. Наверное, философы знают. Но это есть. И я думаю, это и есть проблема для постановщика. За три месяца мы надеемся перенести со старой сцены семь спектаклей. И я думаю даже, что это чересчур. Здесь трудность чисто техническая: эти доски разрезаны для другого сарая, как говорят в «Добром человеке из Сезуана» у Брехта. Что-то явно не переносится. Одно дело, когда постановщик имеет дело с банальной сценой, тогда он легко переносит свои спектакли [с одной сцены на другую]. Другое дело, что у нас старая сцена совершенно уникальна, она, по сути дела, не сцена, это же сарай. Мы там были больше десяти лет. Считается, что театр существует пятнадцать лет и больше он существовать не может. Обычно говорят — десять-пятнадцать лет, и все. Ну вот и все, что я могу сказать. Испытываю некоторое утомление. Хотя мне очень нравится фойе, вот этот третий этаж. То есть мне нравится скорее не сцена. Само собой, наличие сцены — тоже хорошо. Но кроме сцены — весь этаж высвобожден, можно в одном месте репетировать, в другом, в третьем и в четвертом. Тут же тебе и душ, и туалет. Можно перейти через верх, а там уже гримерки. Ну много хорошего. Может быть, это и плохо».