Поэт, переводчик, кавалер Ордена Почетного Додо
«Зачем переводить уже переведенное?» — как‑то спросили меня.
Давно уже спросили — и вовсе не по поводу «Алисы в Стране чудес», а по поводу «Книги нонсенса» Эдварда Лира, которая в моем переводе была выпущена издательством «Время» еще в 2007 году. Тогда я не нашел ничего лучше, как ответить: «Может быть, затем же, зачем перечитывать уже прочитанное».
Сейчас я готовлюсь к тому, чтобы отвечать на тот же вопрос, но уже в связи с только что вышедшим в «Самокате» моим переводом обеих «Алис»: «Алисы в Стране чудес» и «Алисы за зеркалом» (после долгих споров в редакции остановились на этих названиях). Скорее всего, я просто повторю ответ 2007 года, поскольку ничего нового за это время так и не придумал. Я, видите ли, до сих пор убежден в том, что переводят не «зачем», а просто из любви к тексту. Потому же, кстати, и перечитывают.
Когда я увидел новые иллюстрации к «Алисе», выполненные нидерландской художницей Флоор Ридер в технике граттажа, на которых девочка-тинейджер — в очках, капюшоне и кедах, да еще и с рюкзачком за спиной — полностью, так сказать, готова к путешествиям, хотя по тексту никуда, вроде бы, изначально не собирается, я подумал: нет, не справлюсь. Да и не очень мне по душе заигрывания с временем: тут у нас викторианская, извините за выражение, эпоха… какие кеды!
Впрочем, мое согласие на перевод тогда уже было дано — и я, соблюдая все необходимые меры предосторожности, взялся все-таки за более чем полуторавековой текст… м-да, полагая, что ненадолго и что в ближайшие, скорее всего, дни позвоню в издательство и извинюсь за поспешное согласие.
Однако открывавшее текст предложение все никак не кончалось, второе оказалось в полтора раза длиннее, границы третьего были и вовсе не видны — в общем, послав привет Льву Николаевичу, я намертво застрял в тексте, который, как выяснялось, помнил не так чтобы очень… и — честно сказать, зачитался. А когда очнулся, перевод обеих «Алис» уже лежал передо мной и звонить в издательство с извинениями было, мягко говоря, поздновато.
Я не могу сказать, что мне совсем не стыдно. Имена Михаила Чехова, Владимира Набокова, Нины Демуровой, Самуила Маршака, Ольги Седаковой, Бориса Заходера и всех, кто когда бы то ни было обращался к переводу «Алис», конечно же, взывают к моей совести. Если бы я был человеком молодым, имена эти запросто могли бы лишить меня покоя, но я уже в годах, а потому и так относительно спокоен: за шестьдесят с лишним лет я научился презирать конкурентный тип мышления и все, что с ним связано. Теперь я убежден в том, что текст невозможно перевести «лучше», чем кто‑то, «правильнее», чем кто‑то, «точнее», чем кто‑то, ибо представления о качестве, правильности и точности у каждого свои. Да, кстати: присягу на верность оригиналу каждый тоже приносит по-своему.
«Алисы» сделаны из языка. Английского языка, как известно, но это уже другой, более частный, вопрос. Первое обстоятельство и рождает искушение отправиться за языком (языком перевода), а не за текстом и даже не за автором. Иногда переводчику трудно удержаться от желания «сделать еще смешнее»: признавался же один из переводчиков Эдварда Лира, что его переводы остроумнее оригинала. Честь ему и хвала, конечно, только вот мера-то ведь уже задана — и «помогать» тексту не требуется: он выдержал испытание временем именно в том виде, в каком есть.
Правда, на другом языке. А в случае с Кэрроллом — еще и, как сказано, исключительно благодаря языку, поскольку в обеих «Алисах», кроме языка, нет ничего. Не будем думать, что таким образом мы принижаем значение сказок и что язык — это мало. На мой взгляд, для художественного произведения язык — это все. Именно он создает реальность, способную поглотить все признаки нереального. И верим мы только ему. Потому-то так важно, переселяя текст в иную культурную традицию, немножко «придерживать» язык перевода, не давая ему право завладеть тем, что не очень уклюже называется художественным целым. Иначе язык перевода закружит оригинальный текст и уведет его в другую сторону. С этим прежде всего мне и пришлось бороться — причем эдаким аптекарским образом, постоянно взвешивая на маленьких весах каждый новый пассаж и стараясь ни в коем случае не оказаться «остроумнее» Кэрролла, предупредившего сразу все подобные попытки Алисиным «хотите каламбурить — каламбурьте без меня».
Не знаю, есть ли в моем переводе какие‑то поддающиеся наименованию достоинства по сравнению с другими переводческими версиями «Алисы», но одно — осторожность обращения с оригиналом — я все-таки хотел бы записать себе в плюс. Мне, конечно, могут возразить, что, к примеру, мой парафраз на общеизвестную песню «Светит незнакомая звезда» («Пахнет незнакомая еда») трудно счесть проявлением осторожности, но… вспомним же кеды! В конце концов, и у Флоор Ридер дело оказалось вовсе не в них — блистательные иллюстрации художницы и созданная ее искусством художественная реальность смогла-таки поглотить все признаки нереальности, бросавшиеся в глаза при первом обращении к рисункам.
А второе, чему научила меня шестидесяти-с-лишним-летняя жизнь, — это следующее: ни один перевод не «окончательнее» другого. И даже сейчас, когда книга уже вышла, я все еще продолжаю переводить ее, сокрушаясь по поводу того, что вот тут вот гораздо уместнее было бы сделать не так, а эдак! Впрочем, я все равно уверен: еще не поздно, поскольку «Алис», вне всякого сомнения, будут переводить снова и снова. Может быть, найдется и такой переводчик, который сделает это еще осторожнее. Если, конечно, ему удастся».
«Чем более любимо классическое произведение иностранного автора — в переводе, который и сам со временем признается «классическим», — тем более страстным и амбициозным оказывается желание сделать новый перевод. И это невероятно важно для культуры — появление новых переводов давно известных произведений.
Попытки «заново» перевести «Алису в Стране чудес» на русский язык предпринимались с конца семидесятых, но широкое читательское признание получили только два перевода — Демуровой и Заходера. И сегодня по отношению к ним у взрослых читателей очень сильны ностальгические нотки. Поэтому появление еще одного перевода — это, конечно, смелый поступок со стороны переводчика, своеобразный отказ от ностальгии.
Новый перевод «Алисы» сделал Евгений Клюев — автор, которого очень ценят читающие тридцатилетние. И можно предположить, что этот перевод, скорее всего, нацелен именно на эту аудиторию. В любом случае, новый перевод классического текста — всегда событие в литературном мире. И его можно только приветствовать, потому что за ним стоит вызов традиции, осмысление и переосмысление мемов и оттачивание языкового чутья культуры».
«Множество хороших и разных переводов «Алисы в Стране чудес» — удивительный феномен. Не только потому, что эта загадочная книга вызывает неутолимое желание переводить, пересказывать и разгадывать ее снова и снова, но и потому, что оригинальное произведение Льюиса Кэрролла чудесным образом все эти попытки интерпретаций (не забудем еще сотни вариантов иллюстраций!) выдерживает и стойко сохраняет цельность и тайну авторского замысла.
Новая попытка Евгения Клюева и Флоор Ридер предлагает читателю современное прочтение — свежую яркую вариацию известной, казалось бы, до мельчайших нюансов, темы, а значит, и новое, увлекательное чтение».
«Алису», конечно, нужно непременно читать вслух (как мы помним, из такого сторителлинга сказка и появилась). Я страшно люблю слушать про непереводимость прозы и тем более поэзии Кэрролла — и тут же показывать свою полку, ладно, свой шкаф изданий «Алис» в десятках переводов только на русский, не считая других языков. Очарование и гениальность Страны чудес — не в словоформах, а в ежеминутном удивлении от фантазий и всех абстракций, на которые способна человеческая голова: от лингвистики до математики, от снов до воспоминаний. И в этом смысле «Алиса» у каждого своя. Я без шуток десять лет ждала и верила в перевод Клюева, ничего о его планах не зная. Потому что он тоже из тех «непереводимых» авторов, и столкновение двух моих любимых сказочников (да еще и с иллюстрациями Флоор Ридер) — лучше, чем все дни рождения разом».
«Возвращение к этому тексту переводчиков важно и значимо в первую очередь для взрослых особо увлеченных читателей и экспертов, а не для тех, кому достаточно знакомства с какой‑то одной версией перевода и у кого нет потребности собирать знание о жизни книги во времени.
К счастью, Клюев в работе над "Алисой" обслуживал — в первую и главную очередь — текст и его автора, а также немалое накопленное вокруг этого текста наследие. Активного читательского запроса на повторный перевод «Алисы» я не очень вижу, и поэтому новый перевод — это творческий жест переводчика, его отношений с автором и текстом во времени и пространстве. Читатель же приглашен как свидетель и бенефициар этого переводческого труда.
Иными словами, для читателя еще один перевод «Алисы» — подарок и приглашение продолжить и углубить знакомство с этим вечнозеленым шедевром».