Дмитрий: «Исследование истории дома через судьбы обычных, неизвестных людей, живших в нем, — не думаю, что это какая-то уникальная и невероятно прорывная методология. Но нельзя сказать, что таких исследований много.
В 2011 году я начал вести в «Большом городе» рубрику об истории старых московских домов, где рассказывал о доме и делился воспоминаниями его жителей. И в конце концов мы с моим другом, фотографом Антоном Акимовым сделали книгу «Истории московских домов, рассказанные их жителями», которая вышла в 2016 году в «Эксмо» в рамках издательской программы Музея Москвы. Одновременно с 2014 года я работал в Музее Булгакова и занимался исследованием истории дома № 10. Вместе с коллегами из музея мы придумали и раскрутили проект «Дом на Большой Садовой», который как раз посвящен повседневной жизни и истории этого дома, истории всех жителей, судьбам людей, которые тем или иным образом связаны с этим домом».
Петр: «Мы хотели подходить к нашей теме не через дом, не через архитектуру, главная идея заключалась в том, чтобы исследовать истории людей, которые чем-то объединены. И это почти случайное объединение местом жительства — очень московский сюжет, когда рядом, в одном городе, в одном доме оказываются люди, которые представляют свое время, место, эпоху. Культурный срез».
Дмитрий: «Герои нашего проекта, бывшие жители, объединены даже не совсем местом проживания, а коллективной памятью о доме. Коллективной памятью о местах, связанных с этим районом. Воспоминаниями о рынках, садах, парках, катке, школах, ресторанах, кинотеатрах. Они объединены историей и любовью к этому дому — у большей части героев книги прошли здесь детство и юность. Многие из них, даже не зная друг друга, рассказывали примерно одни и те же истории, упоминали одних и тех же легендарных для этой локальной мифологии людей.
Например, Марианну Ильиничну Сакизчи знал каждый житель этого дома, родившийся в тридцатые-сороковые или даже семидесятые годы. Она была дочерью дореволюционного управляющего Ильи Вениаминовича Сакизчи, проживала на первом этаже, дожила до глубокой старости и была любимицей всех детей этого дома.
Нам было интересно собирать не только факты в архивах, но и полумифологические истории. Все жители знали про домовладельца Илью Пигита — кто-то говорил, что Марианна Ильинична на самом деле его дочь, кто-то — что после революции Пигит эмигрировал во Францию, хотя он умер в 1915 году, и так далее. В доме существует локальная мифология, которая не соотносится с фактами, но ценна как устный московский нарратив».
Дмитрий: «Это многоквартирный дом, построенный в самом начале XX века, и его история отражает социально-культурные, экономические процессы нашей страны на протяжении XX века.
Этот дом типичный и в то же время уникальный. Потому что, как сказал Петр, мы же рассматриваем не камни, а судьбы людей. Доходный дом начала XX века, в котором жили обычные, средней руки москвичи; потом это перенаселенные коммуналки со всем советским социальным смешением. Сейчас этот дом в меньшей степени отражает московскую жизнь, потому что он практически не жилой даже по меркам центра Москвы — в нем осталось совсем немного заселенных квартир».
Петр: «Для меня, поскольку я работаю в Музее Булгакова, важно, что в рамках этого проекта мы посмотрели на дом, в котором находится музей, под новым углом. Мы начинали подходить к этому проекту с вполне традиционной для мемориального музея стороны: есть пространство коммунальной квартиры № 50, в одной из комнат которой около трех лет жил Булгаков. И мы, конечно, отталкивались от этого. Сначала интересна была жизнь Булгакова и его семьи в этой квартире; потом многие исследователи обращались к соседям, прототипам персонажей, которые появлялись в текстах Булгакова. Так в круг и музейного, и булгаковедческого интереса попадали и Анна Горячева (соседка Булгакова, прототип Аннушки из «Мастера и Маргариты». — Прим. ред.), и прочие известные и неизвестные жители этого дома. Потом исследователи пытались выяснить, кто жил в том самом подъезде № 6 на других этажах.
Но когда мы начали делать этот проект, мы принципиально отошли от этого подхода, отказались от ранжирования бывших жителей этого дома по принципу близости к Булгакову или просто известности (в этом доме жили и Василий Иванович Суриков, и Петр Петрович Кончаловский). Нам показалось, что самое правильное, что мы можем сделать, — исследовать историю всех, кто здесь жил. Именно этот подход повлиял на методологию и, конечно, в значительной степени определил результат. Если посмотреть на книгу, видно, что в разных главах она рассказывает в равной степени истории известных и неизвестных людей, живших в доме».
Дмитрий: «Я вчера был в Музее Марины Цветаевой и видел, что там написано: эту комнату до революции арендовала семья такая-то. Не хочу сказать, что именно мы запустили такой подход к исследованию старой Москвы, но и в Музее ГУЛАГа, и в Музее Цветаевой, и в музее Царицыно, и в других музеях существует тренд к тому, чтобы рассказывать несобытийную историю, историю повседневности — и приоткрывать эти старые здания с точки зрения самых обычных людей, которые жили в них, рассказывать об этих обычных, таких знакомых и близких многим москвичам судьбах.
Действительно, этот дом известен в первую очередь как дом, где жил Булгаков и куда он поселил героев своего романа, но в разное время этот дом играл важную роль в культурной жизни Москвы. И мы открываем неизвестные страницы истории этого дома. Например, я очень рад, что обнаружил историю про семидесятые годы, когда на первом этаже в квартире № 44 в двух комнатах коммунальной квартиры выпускница Бауманского института Людмила Кузнецова организовала один из самых важных центров советского неформального искусства, где выставляла работы Владимира Немухина, Глеба Богомолова, Оскара Рабина и других художников. В двадцатые годы одним из главных центров интеллектуальной жизни Москвы была мастерская Георгия Якулова, где познакомился Есенин с Дункан; на протяжении почти всего XX века это мастерская Кончаловских (Петр Кончаловский и его сын Михаил работали в мастерской с 1910 по 1996 год. — Прим. ред.)».
Петр: «Весь проект с самого начала развивался как нечто целое. Мы с самого начала знали, что начнем с выставки и сайта и что это не будет финалом проекта. Макет появился, потому что, готовя выставку, мы обсуждали, как представить дом в целом. Было понятно, что дом хранит много интересных историй. Но как показать совокупность этих историй, как отразить наш подход и взгляд на этот дом как на сообщество, волшебное вневременное пространство, населенное огромным числом интересных историй и людей? Мы долго это обсуждали.
Возможность войти внутрь двора, внутрь этого дома и, нажимая кнопки, как будто бы заглядывать в квартиры, узнавать, кто в них жил, — это показалось нам правильной метафорой. Зритель будто бы проделывает часть исследования вместе с нами, проникает в глубины дома, видит лица этих людей».
Дмитрий: «Интонация этого макета, его олдскульная шарманочная эстетика — результат работы и нас с Петром, и художника Анны Румянцевой, и застройщиков Ольги и Александра Зарьковых, механика Володи Фомина, макетчика Евгения Терехова. Мы все были согласны, что нужно использовать минимум электроники, не стоит туда засовывать, например, планшеты — что было бы, наверное, легко. А стоит создавать механические фишки. В этом макете много неожиданных вещей, трогательных — именно в связи с формой их воплощения.
Макет мы открыли в 2015 году, тогда же, когда и выставку по истории дома. А исследование идет постоянно, появляются новые истории, открываются новые грани жизни дома. И поэтому совсем недавно мы полностью перестроили макет дома, открыли новые квартиры в нем. Я очень рад, что работа над книгой по истории дома шла параллельно с работой над макетом, так как макет — это тоже результат многолетнего исследования, но только в 3D-формате. Я нигде не видел подобных макетов домов. Мне кажется, это новая, очень удачная форма презентации исторического исследования в музейном контексте».
Издатель
«Кучково поле», 2018