— Месяц назад главную российскую телевизионную премию за лучший просветительский проект получила передача, которая рассказывает о странных вещах вроде теории плоской Земли. Как так выходит, что человечество становится умнее, но люди по-прежнему хотят верить в такие истории?
— Да, мы живем во времена самого лучшего образования, самого высокого уровня грамотности в истории. И это здорово, потому что образование учит людей критически мыслить о сверхъестественном, о суевериях и прочих вещах. Но дело в том, что наш мозг настроен на то, чтобы искать несуществующие паттерны, искать призраков и богов, демонов и ангелов и прочие тайные силы, действующие за кулисами. Это то, что присуще нам всем. Так что, хотя образование влияет на это и повышение грамотности ослабляет силу суеверий, полностью от них никогда не избавиться. Это бесконечный процесс.
— Когда-то вы были христианином, сегодня вы — атеист и скептик, в том числе по отношению к религии. Есть ли что-то в вашем религиозном прошлом, чего вам сейчас не хватает?
— Знаете, нет. Я живу полной жизнью как ученый и публичный интеллектуал. Как и у всех, у меня есть семья, друзья и замечательное социальное окружение. Религия не может предложить мне ничего — кроме разве что обещания загробной жизни, в которую я не верю. Да и это делает земную жизнь только лучше и значительнее. Так что я считаю, что без религии жить лучше, чем с ней. Я ни о чем не скучаю. Даже о музыке — потому что я все равно наслаждаюсь великими религиозными композициями минувших веков. Хотя это религиозная музыка, это всего лишь музыка, и чтобы слушать ее, вера не нужна.
— Вы настаиваете на том, чтобы люди скептично относились к своим убеждениям. А когда вы сами серьезно пересматривали свои убеждения?
— О, я делаю это постоянно. Недавно я пересмотрел взгляды на контроль над оружием. Я выступал за свободное ношение оружия, считал, что людям должна быть позволена полная свобода, а теперь думаю, что с оружием это не работает. Я был сторонником смертной казни — из сочувствия к родственникам жертв. Но сейчас я думаю, что у государства слишком много власти, оно совершает много ошибок, обвиняет и казнит невинных людей. Так что я поменял свои взгляды.
Я скептически относился к глобальному потеплению в 1990-е и 2000-е, но сейчас перешел на другую сторону баррикад, поскольку доказательства перевесили. Моя точка зрения меняется, если есть доказательства.
— В России, как и в США, многие люди считают религию и традиционные ценности источниками морального поведения. Так ли на самом деле вера связана с моралью?
— Разумеется. Ваши убеждения насчет природы окружающего мира формируют ваши убеждения насчет того, что такое хорошо и что такое плохо. А из этого уже следует ваше поведение, так что в конце концов все сводится к вашей вере. Если брать самые экстремальные примеры вроде ИГИЛ (террористическая группировка, запрещена в России. — Прим. ред.) — эти люди действуют согласно своим убеждениям, которые считают моральными. Они ведь не сумасшедшие и даже не злые в теологическом смысле, они лишь ведут себя сообразно своему представлению о правде: что есть Аллах и Мухаммед — пророк, что Запад — это зло, а неверных нужно убивать. Они действительно верят в это. Так что проблема в том, что их убеждения ошибочны, а не в том, что они сами аморальны. Аморальность — это производная от ошибочных представлений о мире.
— И вы считаете, что атеизм и скептицизм могут быть таким же источником морали, как и религии?
— Не так, как религии, поскольку в религии есть откровение от божества, а в науке — разум и рациональность. Это позволяет нам выводить правду о том, что хорошо, а что плохо, о мире, основываясь на доказательствах, логике и разуме. Мы занимаемся этим много веков, и моральный прогресс мира напрямую связан с тем, что мы используем наш разум и науку, чтобы отличать хорошее от дурного. К примеру, демократические государства — я имею в виду демократические конституционные республики в различных ипостасях — гораздо лучше тоталитарных, коммунистических государств, диктатур, теократических государств и прочих экспериментов, которые мы видели. У нас было десять тысяч лет социальных экспериментов, и мы можем собрать данные и понять, что лучше работает. Работает в том смысле, что больше людей могут выжить и прожить полноценную, здоровую, счастливую жизнь. Понятно, что демократия несовершенна, но она лучше прочих систем, и к началу XXI века осталось относительно немного диктатур. Сейчас есть Северная Корея, в какой-то степени — Китай, может быть, Россия, здесь я не уверен, но их немного. Разве что еще несколько коррумпированных диктатур в Африке и Южной Америке. Но раньше такие режимы были нормой, а теперь это исчезающий вид.
— В этом году вашему журналу Sceptic исполнилось 25 лет. Чего вам удалось достигнуть за этот срок, и чего вы хотите достигнуть к полувековому юбилею?
— Думаю, главное наше достижение — то, что мы расширили сферу скептицизма, чтобы распространить его на все науки и объекты исследований. В первое время мы испытывали на прочность только паранормальные явления, НЛО и теории заговоров, но сейчас мы добрались до политических систем, экономических систем, религии. Есть много утверждений о природе нашего мира, и вопрос в том, правда ли это. Нам кажется, что скептицизм должен быть доступен всем, поскольку он учит людей мыслить критически. А это навык, которым стоит овладеть каждому, он должен стать частью образовательной системы с самого юного возраста. И в долгосрочной перспективе это поможет нам построить лучший мир. Так что в следующие двадцать пять лет наш план — продолжать делать свое дело. Развивать Sceptic как журнал не только об НЛО и теориях заговора, но и о политике, и экономике, и обо всем на свете.